Философ на краю Вселенной. НФ–философия, или Голливуд идет на помощь: философские проблемы в научно– - Роулендс Марк - Страница 5

Хотя задача стала бы менее тяжелой, наказание едва ли смягчилось бы от этого, потому что его настоящий смысл состоит не в изматывающей работе, а в бессмысленности действий Сизифа. Дело не только в том, что ему не суждено достичь результата. Каждый человек когда—нибудь сталкивается с тем, что важное для него дело не получается, все усилия оказываются напрасными. Неудачи такого рода вызывают досаду, сожаление, угрызения совести, но никак не ужас. Глубокое отчаяние Сизифа вызвано тем, что его работа вообще не предполагает результата — успешного завершения труда! Удастся Сизифу закатить камень на вершину горы или нет, тот все равно окажется у подножия, и бедняга будет вынужден начать тягостный труд сначала. Нет ничего, что могло бы стать успешным завершением работы, следовательно, она бессмысленна и бесцельна. Труд Сизифа скрывает за собой пустоту, все его усилия, большие или малые, не имеют смысла.

Ужас сизифова труда заключается не в том, что обреченный ненавидит свою работу. Можно предполагать, что бедняга клянет свою судьбу; вероятно, не будь боги так мстительны, они сделали бы так, что Сизиф примирился бы со своей судьбой. Например, наделили бы его внутренней потребностью поднимать на себе камни. Для наглядности можно представить, что некая химическая субстанция заставляла бы его чувствовать себя совершенно счастливым, когда он вкатывал на вершину горы огромные валуны; иначе он чувствовал бы беспокойство, растерянность и уныние. Так боги заставили бы Сизифа всем сердцем полюбить наложенное на него наказание. Он хотел бы только одного: вкатывать камни на вершину горы, причем Сизифа ожидало бы вечное исполнение этого желания.

Я предполагаю, что после проявления такого «милосердия» глубинный ужас Сизифа не уменьшился бы ни на йоту. На самом деле он был бы еще больше достоин жалости, чем раньше. Он вызывал бы чувство, похожее на жалость к человеку, превратившемуся в гротескное подобие ребенка после мозговой травмы. До «милости», оказанной богами, Сизиф обладал чувством собственного достоинства. Могущественные и безжалостные властители определили его судьбу. Сизиф, выполняя свой труд, осознавал его пустоту и бессмысленность; но он был к нему приговорен: страдалец не мог даже умереть. В осознании тщетности своих усилий, в презрении к богам, наложивших на него жестокое наказание, было определенное достоинство. Но оно мгновенно растаяло, как только боги проявили к нему жалость. После этого легкая доля презрения к богам обратилась бы и на их жертву: Сизиф — простофиля, Сизиф — дурачок, Сизиф — обманутый.

Потом, во время долгого возвращения к подножию горы, к Сизифу могли бы возвращаться смутные воспоминания о времени, когда боги еще не оказали своей «милости». Возможно, тихий голос из глубины души робко позвал бы его, и тогда Сизиф понял бы, что произошло с ним. И Сизифу показалось бы, что он стоит на краю бездны и смутно, будто через темное стекло, видит абсурд своего существования.

Истинный ужас наказания, которое наложено на Сизифа, состоит не в том, что работа непомерно тяжела или ненавистна, а в пустоте и бессмысленности поставленной перед ним задачи, которая не ведет ни к какой цели. Его труд бесплоден, как обломок скалы, который Сизиф должен непрестанно поднимать на вершину горы.

Утром, когда вы спешите на работу, в школу или по другим делам, проходя по оживленным улицам, обратите внимание на окружающую вас суматошную и суетливую толпу. Что делают эти люди? Куда они спешат? Приглядитесь к одному человеку из толпы. Скорее всего, он идет в офис, где изо дня в день выполняет одну и ту же работу, как и вчера, сегодня и завтра. Изнутри (если речь идет об обычном человеке) он будет ощущать себя центром внимания; ему кажется, что его деятельность целенаправленна, полна смысла и значения. Очень важно, чтобы доклад был на столе у X в 15.00, затем презентация в 16.30; если она пройдет не на должном уровне, это отрицательно скажется на нашем влиянии на северо—американском рынке. Не забыть, что у меня деловой завтрак с Y, за которым мы должны обсудить вопрос о… И другие важные дела в том же роде. Нравится этому человеку заниматься такими делами или нет, но он должен выполнять свои повседневные обязанности, потому что у него есть дом, семья и дети, которых нужно растить. Зачем? Затем, чтобы через несколько лет они стали бы заниматься тем же, чем и он: произвели бы на свет детей и заботились о докладах, презентациях и переговорах.

Здесь камень преткновения. С точки зрения этого человека, его действия важны и полезны, в них есть смысл. Его жизнь наполнена повседневными обязанностями. Возможно, они представляются такими серьезными и беспокоят его так сильно, что могут до срока свести в могилу. Но если посмотреть на жизнь этого человека снаружи, то она сведется к воспроизведению себе подобных, которые потом совершат те же действия, что и родители, а смысл жизни их детей также будет состоять в том, чтобы произвести себе подобных, которые станут совершать такие же действия. Все это наводит на мысль о бессмысленности человеческого существования.

Снаружи жизнь каждого человека похожа на восхождение Сизифа, где каждый день — еще один шаг к вершине горы. Различие заключается лишь в том, что Сизиф возвращается за своим камнем сам, а мы перекладываем эту ношу на плечи своих детей.

Предположим, что у труда Сизифа есть цель: например, он поднимает на вершину горы не один камень, а множество. В этом случае следует поручить Сизифу строить что—нибудь из этих камней — допустим, храм или паб. Легко представить, что Сизиф и сам жаждет построить прекрасный храм, а может быть, паб, в котором подавали бы вкуснейший эль. Вообразим, что после многих лет тяжкого и упорного труда Сизифу удалось выполнить свою задачу. Храм или паб построен, работа завершена, он может теперь отдохнуть и насладиться плодами своего труда. А если у него вышел паб, то приятный отдых, пожалуй, может затянуться.

Что ему делать потом? Не ожидает ли Сизифа вечная скука? Если он был так глуп, что построил храм, то не пожалеет ли вскоре об этом? Ведь в пабе можно напиться и на время забыть о своей тоске. Ужас непрекращающейся, не имеющей результата работы заменяет бесконечная скука. В оригинальной версии существование Сизифа не имело смысла из—за своей бесцельности, в моем варианте жизнь Сизифа теряет смысл сразу, как только цель достигнута. Он будет жить на высокой горе, глядя на результат своего труда, который нельзя изменить или усовершенствовать. Существование Сизифа окажется бессмысленным, как и раньше, когда он без конца поднимал на вершину огромный, не желающий ему повиноваться камень.

В этом состоит дилемма Сизифа, с которой, осознавая ее или нет, сталкивается любой из нас. Мы заполняем свою жизнь маленькими задачами, крошечными целями, бесконечно повторяющимися и не имеющими никакого смысла. Мы просто убиваем время, а оно, в свою очередь, убивает нас. Но если у нас появилась цель, такая значительная, чтобы посвятить ей всю жизнь (не представляю, правда, что это может быть), тогда мы должны позаботиться о том, чтобы она была недостижима. Иначе после ее достижения смысл, который она придает нашей жизни, будет потерян. Тогда нам придется искать новую цель. А сколько грандиозных целей можно найти в течение жизни? И если утрату одной можно считать несчастьем, что можно сказать о потере двух?..

Другими словами, жизнь имеет смысл, если достижение цели невозможно или если мы еще не достигли результата. А это все равно что утверждать, будто наша жизнь бессмысленна. Ведь, чтобы наполнить ее смыслом, нужно всегда стремиться к недоступному.

В этом состоит абсурдность данной ситуации: взгляд изнутри говорит, что наша жизнь полна значения и смысла. Взгляд снаружи указывает, что наша жизнь не может иметь смысла. Единственный выход — забвение, приходящее вместе со смертью или алкоголем, если мы предусмотрительно построили паб, а не храм. Вот почему Камю считал, что удерживать себя от самоубийства — величайший героизм. Ясно, что он слишком мало времени проводил за стойкой бара.