Беседы в Париже - Кришнамурти Джидду - Страница 7

Всегда бывает так — не правда ли? — что мы хотим заставить неприятные желания исчезнуть, а приятные удержать. Я утверждаю, что это совершенно неправильный подход. Я спрашиваю: "Можете ли вы смотреть на желание, не осуждая, не судя, не выбирая между разными желаниями?" Когда-нибудь вы это делали? Я сомневаюсь.

Чтобы понять смысл желания, чтобы жить с ним, понимать его, действительно смотреть на него без всякого суждения, требуется огромное внутреннее терпение. Не думаю, что когда-либо вы это делали. Но если попробуете, то увидите, что тогда нет никакого противоречия, никакого конфликта. Тогда желание имеет совсем другой смысл. Тогда желание может быть жизнью.

Но пока вы говорите: «Желание — это неправильно» или «Желание — это правильно», «Следует ли мне уступить ему?» — самим этим процессом вы создаёте разделение между вами и желанием, поэтому конфликт неизбежен. Чтобы прийти к пониманию, необходимо внимательно исследовать себя, исследовать спокойно, глубоко, спрашивая и выясняя, почему вы осуждаете, что вы ищете. Тогда в ходе этого внутреннего исследования, в котором вообще нет никакого выбора, вы откроете, что можете жить с желанием и что оно имеет совсем другой смысл. Чтобы с чем-то жить, вам нужна энергия, жизненность, а этой энергии не остаётся, когда вы всё время осуждаете, судите. Жить с желанием — значит открыть состояние, в котором противоречия нет совсем. Это значит, что тогда есть любовь, любовь без ревности, без ненависти, без всякого искажения. И воистину замечательно узнать это для себя.

Участник беседы: Что вы имели в виду, когда говорили в прошлый раз, что мы должны быть обеспокоенными?

Кришнамурти: Пожалуйста, не смотрите на меня, как на авторитет, это было бы ужасно. Но вы сами можете увидеть, что желание не испытывать беспокойства — одно из главных наших желаний. И вполне возможно, что ум, мозг, когда он прекратит свою беспрестанную трескотню, обнаружит внутри себя огромное беспокойство. Вы сами видите, что ваш ум всё время занят — женой, мужем, сексом, национальностью, Богом, тем, где вам достать еду в следующий раз и всем прочим. Пробовали ли вы когда-либо узнать, почему он занят, и что было бы, если бы он не был занят? Тогда вы столкнулись бы с чем-то, о чём вы никогда не думали, и это может оказаться чрезвычайно беспокоящим фактом. Оно и есть беспокоящий факт. Эта постоянная занятость ума может оказаться простым способом бегства от факта безмерного одиночества, пустоты. И вам придётся увидеть это беспокойство и внимательно его рассмотреть, вникнуть в него.

10 сентября 1961

В прошлый раз мы говорили о желании и о конфликте, который вырастает из желания; мне хотелось бы продолжить эту тему, а также поговорить о потребности, страсти и любви, поскольку я думаю, что всё это связано. Если мы сможем исследовать всё это глубоко и основательно, то, может быть, сможем понять весь смысл желания. Но прежде чем мы сможем понять желание, со всеми его конфликтами и мучениями, я думаю, нам нужно понять вопрос потребности.

Мы, несомненно, нуждаемся в определённых внешних вещах, вроде одежды, крова, пищи. Они абсолютно необходимы всем. Но мне интересно, нуждаемся ли мы действительно в чём-либо ещё? Психологически, существует ли действительно какая-то нужда в сексе, в славе, в неудержимом импульсе честолюбия и в постоянном желании иметь всё больше и больше? В чём мы нуждаемся психологически? Мы полагаем, что нуждаемся во множестве вещей, и отсюда исходят все печали зависимости. Но если рассмотреть всё это действительно глубоко, нуждаемся ли мы действительно в чём-то внутренне, психологически? Думаю, стоит серьёзно задать самим себе такой вопрос. Психологическая зависимость в отношениях с другим, потребность в общении с другим, потребность приобщиться к какой-то форме мышления и деятельности, потребность реализоваться, стать знаменитым — эти потребности всем нам известны, и мы всё время им подчиняемся. И я думаю, было бы важно, если бы мы, каждый из нас, попытались выяснить, каковы действительно наши потребности и в какой степени мы зависим от них. Потому что без понимания потребности, мы не сможем понять желание, не сможем понять страсть, а потому и любовь. Богат человек или беден, он всё равно нуждается в пище, одежде, крыше над головой, хотя эта потребность может быть ограниченной, малой или преувеличенной. Но помимо этого, нуждаемся ли мы в чём-либо вообще? Почему наши психологические потребности стали такими важными, стали такой принудительной движущей силой? Не являются ли они способом бегства от чего-то более глубокого?

Выясняя всё это, мы не занимаемся анализом. Мы стараемся выявить факт, точно увидеть то, что есть, а для этого не нужно никакого анализа. Что мы хотим сделать, так это увидеть для себя, что представляют собой наши психологические потребности, — а не объяснять их, не рационализировать их, не говорить: «Что я буду делать без них? Они мне нужны». Все эти вещи закрывают дверь к дальнейшему исследованию. И очевидно, что дверь столь же плотно закрыта, когда исследование идёт только на словесном, интеллектуальном или эмоциональном уровне. Дверь открывается лишь тогда, когда мы хотим встретиться с фактом лицом к лицу, а для этого не требуется огромного интеллекта. Для того, чтобы понять очень сложную проблему, вам нужен простой и ясный ум, но простоты и ясности нет, когда у вас множество теорий и вы пытаетесь избежать встречи с сутью дела.

Итак, вопрос следующий: почему мы так настоятельно нуждаемся в реализации, почему мы так безжалостно честолюбивы, почему секс приобрёл такую огромную важность в нашей жизни? Дело не в качестве или количестве потребностей человека, будь они максимальны или минимальны, а в том, почему существует эта настоятельная потребность реализоваться, в семье, в репутации, в положении и в прочем, со всеми связанными с этим хлопотами, разочарованиями и несчастьями, — которую общество поощряет, а церковь благословляет?

Так вот, если вы рассмотрите всё это, отбросив поверхностные реакции, вроде: «Что со мной было бы, если бы я не преуспел в жизни?», — то я думаю, вы увидите, что здесь есть гораздо более глубокий элемент, представляющий собой страх "не быть", страх полной изоляции, пустоты, одиночества. Оно здесь, глубоко скрытое, это ужасное ощущение тревоги, этот страх оказаться отрезанным от всего. Вот почему мы цепляемся за любые формы отношений. Вот почему существует эта потребность принадлежать к чему-то, к культу, к обществу, заниматься определённого рода деятельностью, держаться некоторой веры; потому что таким путём мы бежим от той реальности, которая фактически существует глубоко внутри. Конечно, именно этот страх вынуждает ум, мозг, всё существо отдаться какому-то варианту веры или отношений, которые затем становятся потребностью, необходимостью.

Не знаю, заходили ли вы в этом исследовании настолько далеко, не на словах, но фактически. Это означает выяснить для себя и встретить лицом к лицу тот факт, что человек — абсолютное ничто, что он внутренне пуст, как раковина, покрытая массой украшений в виде знаний, опыта, которые фактически только слова, объяснения. Для того, чтобы взглянуть этому факту в лицо без отчаяния, без ощущения того, как он ужасен, и просто быть с ним, нужно прежде всего понять потребность. Если мы поймём смысл потребности, она не будет иметь власти над нашим умом и сердцем.

Мы вернёмся к этому позже, а теперь давайте продолжим рассмотрение желания. Мы знаем — не так ли? — желание, которое противоречит само себе, мучает, тянет в разные стороны, мы знаем боль, хаос, тоску желания, а также дисциплину и контроль. И в вечной борьбе с ним мы искажаем его до полной неузнаваемости, но оно всё равно здесь, всё время следящее, ждущее, подталкивающее. Делайте что хотите, — сублимируйте его, бегите от него, отвергайте или признавайте его, давайте ему полную свободу оно всегда здесь. И мы знаем, что религиозные учителя и прочие говорят, что нам следует не иметь желаний, культивировать отрешённость, свободу от желаний — что, конечно, абсурд, ибо желание нужно понять, а не уничтожать. Если вы уничтожаете желание, вы можете уничтожить и саму жизнь. Если вы извращаете, формируете и контролируете его, овладеваете им и подавляете его, вы, может быть, уничтожаете нечто необычайно прекрасное.