Выбери любимый жанр

Беседы в Париже - Кришнамурти Джидду - Страница 11


Изменить размер шрифта:

11

Таким образом, мы видим, что всё сознание в целом, включая поверхностное, сознательное, а также скрытое, включая самые глубины расовой памяти, мотивы, всё то, что представляет собой мысль, это по сути дела страх. Хотя у сознания есть определённые формы удовольствия, страдания, развлечения, радости и всего прочего, вы увидите, что всё оно — продукт времени. Сознание есть время, оно результат множества дней, месяцев, лет, столетий. За вашим сознанием как француза исторически стоит много поколений пропаганды. Тот факт, что вы христианин, католик или кто-то ещё, означает две тысячи лет пропаганды, в течение которых вас убедили и верить и думать и действовать в рамках определённой системы, которую вы называете христианской. А не иметь никакой веры, быть как бы ничем, представляется очень страшным. Вот почему всё сознание — это страх. Это факт и вы не можете просто соглашаться или не соглашаться с фактом.

Что же происходит, когда вы сталкиваетесь с фактом? Или у вас уже есть какие-то мнения о факте, или вы просто наблюдаете факт. Если у вас есть мнения, суждения, оценки, касающиеся факта, значит вы на него не смотрите. Тогда в действие вступает время, ибо ваши мнения — продукт времени, вчерашнего дня, того, что вы знали прежде. Фактический процесс видения есть действенное настоящее, и никакого страха в этом видении нет. Я не гипнотизирую вас, говоря, что здесь нет страха. Это подлинный наличный факт. Именно переживание этого наличного факта и освобождает всё сознание от страха. Я надеюсь, вы не слишком устали и переживаете этот факт, поскольку вы не можете взять его с собой и потом обдумать. Тогда он не имеет смысла. Имеет смысл только видеть его непосредственно и вникать в него. Тогда вы увидите, что весь ваш мыслительный механизм со всеми его знаниями, его хитростями, его защитой и отрицаниями, — всё это есть мысль, и это и есть подлинная причина страха. Кроме того, мы видим, что при полном внимании мысли нет — есть лишь восприятие, процесс видения.

Когда есть это внимание, есть полное спокойствие, ибо такое внимание ничего не исключает. Если ум может быть абсолютно спокойным, не сонным, а живым, активным, восприимчивым, — в этом внимательном спокойствии нет страха. Тогда есть движение особого качества, которое вовсе не есть мысль, чувство, эмоция, настроение. Это и не видение, не обман чувств, — это движение совсем другого рода, ведущее к тому, что не имеет имени, к безмерному, к истине.

Но, к сожалению, вы не слушаете, не переживаете по-настоящему, потому что на деле не вникли в это, не проявили достаточно интереса и пытливости. Поэтому страх снова нахлынет на вас, и вы будете им подавлены. Вам надо исследовать его, внимательно рассмотреть, и по мере того, как вы рассматриваете страх, он разрушается сам собой. Это фундамент, и заложив такой фундамент, вы никогда не будете искать, ибо все поиски реальности основаны на страхе. Когда ум, мозг будет свободен от страха, тогда вы будете понимать.

Участник беседы: Я прочитал вашу книгу об образовании. Не могли бы мы основать школу такого рода, пока вы здесь, в Париже?

Кришнамурти: Прежде всего, сэр, мы говорим о страхе, а не об основании школ. Если вы хотите основать школу такого рода, то это дело для вас, а не для меня, поскольку я уезжаю в конце следующей недели. А школы основывать не так легко. Этим нужно гореть. Такой вопрос хорош на своём месте; но мы, вероятно, можем заняться более подходящими вопросами.

Участник беседы: Почему дети боятся?

Кришнамурти: Не задать ли вопрос: а почему боитесь вы? Вполне очевидно, почему дети боятся. Их окружает общество, основанное на страхе. Родители боятся; а ребёнок действительно нуждается в безопасности, и когда он безопасности лишён, он боится. Как видите, вы не смотрите прямо в лицо тому факту, что боитесь сами.

Участник беседы: Можно ли быть всегда в состоянии полного внимания, исключающем страх?

Кришнамурти: Внимание ничего не исключает; оно не есть процесс сопротивления чему-то. Мы исследовали вопрос страха и увидели, что страха нет, когда вы внимательны. Во внимании нет того процесса мышления, который исключает. Вы можете использовать мысль, но при этом нет исключения чего бы то ни было. Я не знаю, видите ли вы суть дела. Я внимателен; в данный момент я полностью в этом. Применение слов сводится только к этому — к общению; оно не имеет отношения к переживания действительного, наличного факта.

И ещё есть вопрос, можно ли поддерживать полное внимание. «Поддерживать» подразумевает время, и потому вы уже уничтожили внимание. Если внимание исчезло, прекратилось, бросьте его — и пусть оно снова возникнет. Но не говорите: «Я должен его поддерживать; ибо это означает усилие, время, мысль и всё такое прочее.

Участник беседы: Вся ли память связана со знанием, или безмолвие — память особого рода?

Кришнамурти: Весь процесс познания, накопления опыта, имеет результатом память, то есть время. Мы знаем механический процесс накопления памяти. Каждое переживание, если оно не понято и неполно, оставляет свой след, который мы называем памятью.

Является ли безмолвие памятью особого рода? Оно вообще не имеет ничего общего с памятью. Память подразумевает — не так ли? — длительность: прошлое, настоящее, будущее. Безмолвие же не имеет длительности, и это важно понять. Можно принуждать мозг, дисциплинировать его, чтобы он стал спокойным, и такое дисциплинирование обладает длительностью, но безмолвие, являющееся результатом дисциплины, памяти — это вообще не безмолвие.

Мы говорим о безмолвии, которое приходит без приглашения, когда нет никакого страха, ни явного, ни скрытого. И когда есть это безмолвие, которое есть абсолютная неизбежность, которое не от памяти, тогда есть совершенно другой тип движения.

14 сентября 1961

БЕСЕДА ШЕСТАЯ

Я хочу поговорить о чём-то, что представляется мне важным. Это вопрос изменения и перемены. Что мы понимаем под переменой? И на каком уровне, насколько глубоко мы меняемся? Очевидно, что перемена необходима; не только индивид, но и коллектив должен измениться. Я не верю, что существует какой-то коллективный ум, кроме унаследованных расовых инстинктов и знания, накопленного в бессознательном, но очевидно, что коллективное действие необходимо. Но чтобы сделать коллективное действие полным, согласованным, индивид должен меняться в своих отношениях с коллективом. Но в самом процессе изменения индивида будет, несомненно, меняться и коллектив. Индивид и коллектив не две отдельные, противостоящие друг другу сущности, хотя определённые политические группы стараются разделить их и вынудить индивида приспосабливаться к так называемому коллективу.

Если бы мы сумели вместе разобраться во всей этой проблеме перемены, в том, как произвести в человеке перемену и что эта перемена означает, тогда, может быть, в ходе самого акта слушания, в самом процессе участия в исследовании в вас могла бы произойти перемена — перемена, которая не вызвана вашей волей. С моей точки зрения, намеренная перемена, перемена, которая характеризуется принуждением, дисциплиной и подчинением, — вообще не перемена. Сила, влияние, какое-нибудь новое изобретение, пропаганда, страх, мотив вынуждают нас к изменению, но это вовсе не перемена. И хотя интеллектуально вы, возможно, согласитесь с этим очень легко, могу вас заверить, что понимание подлинной природы перемены, в которой нет мотива, есть вещь очень редкая и необычная.

У большинства из нас привычные мысли, идеи и физические наклонности укоренились настолько глубоко, что отказаться от них представляется почти невозможным. Мы утвердились в определённых способах приёма еды и в определённых видах пищи, в различных привычках, касающихся одежды, в физических привычках, в эмоциональных привычках, в привычках мышления и в прочих — осуществить же глубинную, радикальную перемену без какой-либо принуждающей к этому угрозы на самом деле весьма трудно. Перемена, которую мы знаем, всегда очень поверхностна. Слово, жест, идея, выдумка, изобретение могут побудить человека отказаться от некоторой привычки и приспособиться к новому стереотипу — и тогда он думает, что изменился. Оставить одну церковь и примкнуть к другой, перестать называть себя французом и называть себя европейцем или интернационалистом, такого рода перемена очень поверхностна; это просто вопрос торговых операций, обмена. Изменить свой образ жизни, отправиться в кругосветное путешествие, сменить свои идеи, свои позиции, свои ценности — весь этот процесс представляется мне очень поверхностным, ибо он является результатом какой-то принуждающей силы, внешней или внутренней.

11
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело