Прибыль на людях - Хомский Ноам - Страница 3

Неолиберальную и корпоративную угрозу, нависшую над нашей экономикой, государственным устройством, журналистикой и культурой, Хомский описывает настолько ярко и впечатляюще, что у некоторых читателей может возникнуть ощущение полной беспомощности. В нашу эпоху деморализованной политики кое-кто может сделать еще один шаг и заключить, что мы запутались в этой регрессивной системе оттого, что увы! человечество попросту неспособно создать более гуманный, эгалитарный и демократический социальный строй.

В действительности наибольшей заслугой Хомского, возможно, является его твердая убежденность в том, что народы мира обладают огромной тягой к демократии, а также революционным потенциалом, обусловленным этим импульсом. Наилучшее доказательство такой возможности это та настойчивость, с которой корпоративные силы стремятся помешать существованию подлинной политической демократии. Правители мира прекрасно понимают, что их система создана для того, чтобы удовлетворять потребности немногих, а не большинства, и что поэтому большинству никогда не может быть позволено оспаривать и изменять корпоративное правление. Даже в фактически существующих стреноженных демократиях корпоративное сообщество непрестанно работает над тем, чтобы вообще не допустить публичных дебатов по важным вопросам, вроде МСИ. А сообщество бизнесменов тратит громадные деньги, финансируя PR-аппарат ради того, чтобы убедить американцев, что наш мир лучший из всех возможных. Следуя этой логике, время беспокоиться по поводу возможности социальных изменений к лучшему наступит, когда корпоративное сообщество перестанет заниматься пиаром и подкупом на выборах, позволит существовать средствам массовой информации, выражающим всю палитру мнений, и спокойно установит подлинно эгалитарную представительную демократию, так как уже не будет бояться власти большинства. Однако нет оснований полагать, что такой день когда-нибудь наступит.

Самые громкие речи неолибералов сводятся к тому, что у существующего положения нет альтернативы и что человечество достигло своего наивысшего уровня. Хомский подчеркивает, что в прошлом было несколько других периодов, которые, как было принято считать, знаменовали собою «конец истории». К примеру, в 20-е и 50-е годы XX века американские элиты утверждали, что их система работает, а умиротворенность масс отражает широко распространенную удовлетворенность существующей ситуацией. Но события, последовавшие вскоре, высветили весь идиотизм этой веры. Я предполагаю, что как только демократические силы запишут на свой счет несколько ощутимых побед, в их жилах вновь заструится живая кровь, а разговоры о том, что нет возможных надежд на перемены, отправятся туда же, куда ушли все прежние фантазии элит насчет того, что их славное правление будут тысячелетия чтить как святыню.

В нашу эпоху, когда имеются обладающие громадным потенциалом технологии для улучшения условий человеческого существования, мысль о том, что статус-кво не имеет лучшей альтернативы, сегодня выглядит еще менее правдоподобной, чем когда-либо в прошлом. Правда, всё еще неясно, как установить жизнеспособный, свободный и гуманный посткапиталистический строй, да и сама эта идея выглядит утопично. Но при каждом продвижении в истории от отмены рабства и установления демократии до упразднения формального колониализма приходилось изменять идеи там, где прежде это было невозможно сделать, поскольку прежде этого не делали. Со своей стороны, Хомский стремится подчеркнуть, что организованная политическая деятельность определяет ту меру демократии, какая у нас есть сегодня: всеобщее избирательное право для взрослых, права женщин, существование профсоюзов, гражданские права и свободы, которыми мы пользуемся. Даже если сама идея посткапиталистического общества кажется непостижимой, мы все-таки знаем, что политическая деятельность человека может сделать мир, в котором мы живем, более гуманным. А когда мы приблизимся к этой идее, мы, вероятно, вновь обретем способность мыслить о создании политической экономии, основанной на принципах сотрудничества, равенства, самоуправления и индивидуальной свободы.

До тех пор, пока это не произошло, борьба за социальные изменения это вовсе не гипотетическая проблема. Современные неолиберальные порядки породили мощные политические и экономические кризисы от Восточной Азии до Восточной Европы и Латинской Америки. Уровень жизни у развитых наций Европы, Японии и Северной Америки держится на шатких основаниях, а сами эти общества пребывают в состоянии разброда. На грядущие годы и десятилетия карты предвещают громадный сдвиг. Однако относительно исхода этого сдвига имеются большие сомнения, и существует не слишком много оснований для того, чтобы считать, будто он автоматически приведет к демократическому и гуманному решению стоящих перед нами проблем. Всё зависит от того, как мы, люди, будем организовы ваться, реагировать и действовать. Как подчеркивает Хомский, если вы действуете так, будто для изменений к лучшему нет возможности, то вы тем самым гарантируете, что изменений к лучшему не будет. Выбор за нами, выбор за вами.

Мэдисон, Висконсин

Октябрь 1998

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Превыше всего (нем.). Прим. пер.

2. Основанного на принципе свободного предпринимательства (фр.). Прим. пер.

3. Индийские брамины. Здесь иронически: «ученые мужи». Прим. пер.

Я хотел бы рассмотреть две темы, упомянутые в заглавии: неолиберализм и глобальный порядок. Эти проблемы имеют большое значение для людей, но люди понимают их не слишком хорошо. Ради здравой их трактовки нам следует начать с отделения доктрины от реальности. Зачастую мы обнаруживаем между ними значительный зазор.

Термин «неолиберализм» отсылает к системе принципов, одновременно и новой, и основанной на классических либеральных идеях: Адам Смит почитается как покровительствующий ей святой. Эта доктринальная система также известна как «Вашингтонский консенсус», что уже намекает на идею мирового порядка. Более пристальный анализ показывает, что идея мирового порядка соответствует классическому либерализму, чего нельзя сказать об остальных элементах неолиберальной доктрины. Подобные доктрины не новы, а основные их положения далеки от тех, что воодушевляли либеральную традицию, начиная с Просвещения.

Неолиберальный Вашингтонский консенсус представляет собой основанную на определенных рыночных принципах политику, проводимую правитель ством США и в значительной степени подконтрольными ему международными финансовыми учреждениями в отношении более уязвимых обществ. Этот курс зачастую предстает в роли программы неотложной структурной корректировки. Его основные правила, в двух словах, таковы: либерализовать цены и финансы, дать рынку установить цены («выправить цены»), покончить с инфляцией («макроэкономическая стабильность»), осуществить приватизацию. Правительство должно «уйти с дороги» а значит, и население тоже, ведь правительство демократическое, хотя этот вывод явно и не афишируется. Решения тех, кто навязывает «консенсус», естественно, оказывают существенное влияние на мировой порядок. Некоторые аналитики высказываются даже более определенно. Так, международная деловая пресса называла упомянутые институты «фактическим мировым правительством новой имперской эры».

Независимо от правильности этой оценки, цель данного определения заключается в том, чтобы напомнить нам о том, что правящие институты действуют не самостоятельно, а отражают распределение власти в обществе в более крупном масштабе. Это было общим местом, по меньшей мере начиная с Адама Смита, указывавшего, что «главными архитекторами» политики в Англии являются «купцы и мануфактурщики», использующие государственную власть ради обслуживания собственных интересов, какое бы «прискорбное» воздействие это ни производило на остальных, в том числе и на народ Англии. Смита интересовало «богатство народов», но он считал, что «национальный интерес» это в значительной степени иллюзия: в рамках на ции наблюдается острый конфликт между интересами, и для понимания политики и ее последствий нам следует спрашивать, где находится власть и как она реализуется. Впоследствии подобный анализ стали называть классовым анализом.