Земля вечерних звёзд - Минич Людмила - Страница 66

И отвернулась.

Тая вывели во двор и запихнули обратно в сарай. Четверть луны, десять дней! Ему сидеть тут все это время! И будет уже совсем холодно… Если его выгонят в леса четверть луны спустя… А хоть и теперь. Все равно ему тогда конец.

Он считал эти дни по жидким струйкам света, сочившимся из щелей. Сруб был хорошо проконопачен какой-то вязкой гадостью, но внутри валялось слишком много всего, чем можно проковырять эти щели. А как ему иначе вести счет времени? Если он еще и дневного света видеть не будет, совсем тоскливо сделается.

Сначала ждал Ак Ми Э, ведь должна же она прийти. Разве она не понимает, каково Таю сейчас? Есть и предлог хороший – объяснить чужаку, что было на Круге. Старейшина – человек не злой, он должен пустить девушку, если она попросит. Через несколько дней Тай понял, что Ак Ми Э не придет.

Вельдара возвратилась к вельдам. К своим ритуалам, духам, травам, оставив Тая его богам и своим сородичам, что могли теперь с ним делать что угодно. Бежать – и то некуда. Он рыскал по своей каморке, сжимая кулаки от ярости и стыда. Его еще в жизни никто так не унижал, как эти вельды.

Нет, конечно, был еще Ранжин… Давно ли он ломал его, смеясь над бессилием Тая? Но то был Кайя, враг, что всегда мечтал уязвить, раздавить кого-нибудь из Кальги. Чего еще от него можно было ждать? После смерти Ранжина Тай почти простил ему и островок на болоте, и рану, и все его далекие теперь слова. В конце концов, это ведь Тай его убил, а не наоборот. Они, как говорят, встретились на одной дороге… А вельды?! Он пришел к ним на поклон, но ведь не за помощью! А помогать! Спасать их же дурацкий Род! Рисковать своей же головой, которую Хаадид откусит, не чинясь, как только заподозрит измену!

И после всего, в случае удачи, над ним еще будет потешаться весь королевский двор! Ведь даже если Правитель решит, что все это действительно байки линсов и домыслы его человека, мечтавшего сверх меры о награде, то все равно строго-настрого запретит упоминать о походе через Леса. Подумать только, будет говорить вся Чатуба, Тай Кальги вернулся бесславно от квирайя, ничего не добившись, проплутав где-то Целый год, уж не в плену ли, и растеряв весь отряд! Отец со стыда сгорит! Да и сам он не скоро покажется при дворе, роду Кальги слишком долго придется отмываться по его, Тая, вине, Й все из-за них, вельдов! Сами они ведают лишь свою обиду и ненависть к адья, а каково ему? Каково ему?!

С каждым днем память о происках Ранжина, Правителя и его дочери становилась все более тусклой, а вельды с их твердокаменной правильностью, глупостью и верностью дурацким законам, уходящим корнями неизвестно куда, терзали его все сильнее. Да предложи Тай кому-нибудь в Адья Тэрэк то, что предлагал сейчас вельдам, ему бы прошлого вспоминать не стали, приняли бы, как родного… Если он когда-нибудь окажется на родине… Тай каждый день отгонял навязчивые мысли. Он ведь давал Слово Ак Ми Э и местным духам* а что там ни говори, они его спасли. Давал и выполнит, дрожать не станет, раздумывать тоже. Иначе чем он лучше Ранжина?

В назначенный день его вытащили на волю. Вечер. Солнце уже давно село, стояла густая тьма, его охранники, поигрывая факелами, тащили Тая куда-то прочь, подталкивая в спину. Однако на этот раз его хоть накидкой меховой снабдили, такой же, как у остальных.

Они вышли на небольшую утоптанную площадь между домов. Когда протолкались сквозь толпу, Тай огляделся. Посередине горел огромный костер, вокруг которого расселись Старшие со своими палками, тут же особняком расположились три Хранительницы, разодетые пестро, все в каких-то узорчатых подвесках, «вечерние звезды» на них поблескивали от сполохов пламени. А в нескольких шагах от них плотно столпились люди И Лай.

Тай сначала долго не мог найти Ак Ми Э, потом понял: вот же она. Вроде тоже в толпе, а кажется, что люди ее вперед выталкивают или назад отходят, чтобы близко не стоять. Две толстые косы, как у всех остальных женщин И Лай, стекали по бокам, потому в дрожащем свете костра он девушку сразу и не признал.

Вокруг него тоже сделалось пусто. Только четверо охранников, люди отступили. За эту четверть луны вести, должно быть, ветром разлетелись по поселку. Теперь он оказался чужаком, принесшем беду в их Род, вот вельды и шарахались. Интересно, как много рассказывают им их Старшие?

Вперед вышел Старейшина и снова завел какую-то речь, теперь уже короткую. Тишины, конечно, не было: трещал костер, люди то затихали, то рокотали за спиною. Потом он обратился к Старшим. Деды начали вставать. Не все, чуть больше половины. Старик кивнул и заговорил куда-то в пустоту. К костру он, что ли, обращается? С другой стороны подошла Старшая Хранительница, тоже развернулась к пламени.

Тут затихли и самые говорливые. Старуха завопила. Громко, протяжно. Вскрикнула что-то, потом запричитала… Ерунда какая-то. Голос Хранительницы принялся то взлетать вверх до воя, то падать вниз. Она пошла вокруг костра, и даже Старейшина отступил с ее дороги, потом Матушка понеслась все быстрее в невидимом Таю танце. Вознесла руки – и пламя послало огромный язык вверх, Тай даже моргнул от неожиданности. Дальше понеслась. Еще раз выбросила руки, и еще. Пламя, взрезывая, отвечало ей. И все это в мертвой тишине.

Ритуал закончился неожиданно. Старуха просто остановилась резко, раскинула руки, взвыла в последний раз и упала. Тай ждал, что люди засуетятся, тут же кинутся к ней, но все стояли столбами, не шелохнувшись. Наконец старуха зашевелилась, забарахталась на земле, и к ней тотчас же подлетели еще две Хранительницы, бережно подняли под руки, подвели к Старейшине. Хранительница сказала что-то громко, и люди за спиной, показалось Таю, зашуршали удивленно. Старейшина стукнул своей палкой три раза о землю, указывая на Тая. Что бы это значило? Его оставляют? Иначе откуда столько недовольства, он прямо чувствовал его, видел в их круглых глазах, что вовсю пялились в его сторону.

Старейшина поднял руку, и все затихли, Он опять что-то говорил, указывая на Тая, потом спросил что-то, обвел своей палкой толпу. Все молчали. Никто слова не проронил. Старейшина опять спросил, Тай старательно пытался вслушаться, но мешал треск пламени, да и ветер относил слова, и без того непонятные. В третий раз старик крикнул в толпу свои слова, двинулся теперь уже вдоль круга, неловко ковыляя, и тут вперед выступила Ак Ми Э. Тай затаил дыхание.

Девушка решила, что, если не заговорит сейчас, против воли Матушки, против предостережений Ин А Тала, никогда ей не простить себе. И духи. Разве они не того хотели?

– Люди И Лай! – говорил между тем Ин А Тал. – Круг сказал за чужака, и я тоже отдаю свой голос ему. Духи Рода И Лай освятили наше решение, и потому чужак останется до конца зимы. Но по закону предков чужой не может жить под защитой духов Рода, пользоваться их силой. Это все равно, что отнять у наших детей, все равно, что растить сорную траву под кронами наших деревьев! Так гласит закон: чужой не может оставаться в Роду. Он уходит прочь или входит в Род. И потому я спрашиваю: люди И Лай, чья малая ветвь примет его к себе?

У Ак Ми Э сжалось сердце. Матушка говорит – не смей, Старейшина – остерегись людей И Лай, ведь духи могут промолчать, не вступиться за тебя, а когда духи молчат – решают люди. А что же будет с ним?

Люди И Лай безмолвствовали.

– Люди И Лай, чья малая ветвь примет его? – Ин А Тал поднял свой посох и медленно повернулся вокруг.

Снова молчание. Девушка вцепилась ногтями в свою ладонь. Если скажет мужчина – глава ветви, то хорошо, а если женщина, любая женщина? Тогда Ак Ми Э потеряет его на эту зиму, последнюю, что у них осталась. Потеряет навсегда.

– Если в последний раз чужака никто не примет, духи будут решать за вас! – предупредил Ин А Тал, следуя ритуалу. – Люди И Лай, чья малая ветвь примет его?

Духи… Разве они не решили? Разве Ак Ми Э должна слушать кого-то, кроме духов и своего сердца?

– Я принимаю его, – она выступила вперед. Услышала, как зашумели ее родичи, где-то волновались ее отец, мать, сестры, братья. Как их много, но никто не может оспорить ее слов, потому что, когда выбирает женщина, никто, даже глава малого рода, не может запретить.