Земля вечерних звёзд - Минич Людмила - Страница 57

Поэтому Таю и не хотелось лишний раз об этом думать. Особенно в начале пути, когда казалось, что до поселка вельдов еще очень далеко. Он просто шагал по лесу, заново наслаждаясь чуть было не потерянной жизнью, перепрыгивая корни, перелезая через завалы, огибая заросли и овраги. Дикие звери им двоим, и правда, оказались не помехой. Следы – видно, голоса – слышно, рядом же никто не появлялся. Местных духов благодарить за это или же ти-коя, шнырявшего в зарослях, Таю было без разницы. Главное, что их не тревожили больше. Главное, что он жив, вопреки всему, а Ранжин мертв. Главное, что рядом Ак Ми Э, и ее теплая улыбка при взгляде на него никуда уже не денется, потому что Тай больше не даст ей повода усомниться. Главное, что жизнь прекрасна.

Так было поначалу.

Лето принялось клониться к закату. Ночи похолодали неимоверно. Задождило, мошкара тучами поднялась с окрестных топей, другая, не летняя, нещадно жалящая, кровососущая. Она набивалась повсюду: под одежду, в глаза, застревала в волосах и даже под кожей. Лесная земля теперь то и дело размокала, приходилось тащиться по щиколотку в грязи, а то и глубже, оскользаться, падать, увечить ноги.

Особенно же не везло девушке. Она то и дело ковыляла, опираясь то на Тая, то на палки, что он вырезал. Однажды она так изувечила колено о корень, что оно распухло почти вдвое. О том, чтобы идти дальше, не могло быть и речи. Дней семь, а то и больше, они провели, ютясь в убогом шалашике под деревом тан, как называла Ак Ми Э этого лесного исполина. Тай с ужасом наблюдал, как она меняла повязки, пропитанные своими травами и мазями, как шептала что-то над своей ногою, а та становилась все синее, даже чернее, опухала все больше. Однако вопреки его опасениям ее целительство вскоре начало быстро приносить плоды, девушка поднялась на ноги и даже пошла.

Потом дождить стало меньше, вместе с лишней водой ушла и мошкара, и Тай по незнанию вздохнул было с облегчением. Однако в свои права вступала уже настоящая осень. С ней в леса как-то сразу пришли холода, и только теперь стало ясно, что прежние ночи даже в сравнение не идут с теперешними. В Альдьяше, да и в Чатубе тоже, в это время куда теплее. А тут… да и прикрыться ничего нет, хоть бы что-нибудь сверх той одежды, что они на себе унесли из топей.

Оглядывая себя, Таю хотелось то ругаться, то смеяться. Ругаться больше. Ну кто бы сейчас узнал айэта Кальги в этом оборванце? У Ак Ми Э одежда оказалась сработанной на совесть – одно слово, для здешних лесов. А легкая куртка Тая тонкой кожи вся зияла прорехами. Она расползалась быстрее, чем Ак Ми Э успевала заделывать эти дыры. Все чаще Таю снился дворец в Чатубе, замок в Альдьяше, имение в Шайтьяре, изобильные пиры, горячее вино, пылающие очаги, в которых слуги неукоснительно поддерживали пламя, он сам следил за этим со всей строгостью… И не мог уследить. Он просыпался в ярости – и не видел огня, чувствовал озноб. Вставал, поспешно стараясь возродить потухший костер, содрогаясь от спазмов в груди.

Холод обострял его недуг. А ведь еще недавно казалось, что яд помалу оставляет тело, давая ему свободу. Еще недавно казалось, что исцеление уже близко. Теперь же Тай читал в глазах Ак Ми Э: пройдет немало времени, прежде чем боль в груди уйдет совсем. Она возникала словно из ниоткуда, стоило Таю слишком сильно утомиться или напрячься, помогая Ак Ми Э перебираться через преграды на пути, и ломала его пополам, доставая до самого сердца, впиваясь иглами, мешая дышать. В последнее время он слишком изнурен холодом и усталостью, и нежданная боль приходит все чаще, остается все дольше, не желая отпускать. Да, немало времени пролетит, пока она уйдет совсем… «Если уйдет», – проносилось где-то у границы его сознания, но Тай решительно отгонял зловредную тень. Не для того он справился со смертью, чтобы остаться… калекой до самого конца жизни… Нет! Он и так достаточно заплатил за жизнь! Все осталось там, в Адья Тэрэк. Все, что знал, что имел, что любил. А здесь у него только Ак Ми Э. Но разве она не стоит всего утраченного?

Еще недавно Таю и в голову не пришло бы спрашивать себя об этом, теперь же он не решался. И, просыпаясь в лесу после того, как во снах ему являлась Земля Адья, он вспоминал, что, не будь Ак Ми Э, не было бы и сегодняшнего дня. Не о чем сожалеть. Не о чем.

И все-таки он сожалел. Вот когда погиб Ранжин… ну почему бы им не повернуть и не направиться обратно? Туда, откуда Тай пришел? Ак Ми Э смогла бы довести его до западной границы Великих Лесов, теперь он знал это наверняка. Ведь Кайя больше не было, отряда его не было, а значит, и неминуемой угрозы для родичей Ак Ми Э не было тоже… Зачем же упрямо идти в поселок? Ведь если вельды ему поверят, все равно придется возвращаться в Адья Тэрэк! Если поверят… Ак Ми Э верила, но все равно упрямо двигалась на восток. И все же он знал, что смог бы уговорить ее. Они вернулись бы вместе в Адья Тэрэк. Домой. Но тогда Тай был слишком счастлив, чтобы думать. Слишком упоен жизнью. Принял ее решение со всей покорностью, на которую тогда оказался способен. А теперь уже поздно. Теперь они в земле вельдов. И как ни мечталось ему уже куда-нибудь прийти, туда, где тепло и люди, но как только Ак Ми Э сказала, что поселок уже близко, Таю вновь расхотелось заканчивать путешествие. Он целыми днями думал, что скажет вельдам и дадут ли ему вообще что-нибудь сказать. Если бы не проклятый холод, он мог бы вечно идти к их поселку.

Мрак серел. Хмурый осенний рассвет застал Тая у костра все в той же тревоге. Нет, он не женщина, он воин, и судьбу свою встретит достойно. Былая решимость, такая же, как и в первые дни после исцеления, зашевелилась внутри. Даже если на нем всего лишь небольшая часть вины… но нет здесь никого, кроме Тая, чтобы держать ответ. Так пусть же Ак Ми Э приведет его, наконец, в свой поселок!

Груда веток зашевелилась. Ак Ми Э медленно выбралась, сонно щурясь, присела к огню, обхватив свои острые локти.

– Замерзла, холодно, – улыбнулась Таю.

Он – в ответ. Рассеянно, смутно. В последнее время он часто так улыбается. И смотрит тоже так. Ак Ми Э знает, почему Тай так смотрит. Назад смотрит. В то, что ушло. Плохой взгляд, нехороший, тоскливый. С того дня, как все изменилось, как они выпили напиток тин-кос, ей достаточно только посмотреть, только сердцем прикоснуться, чтобы узнать. Раньше его сердце пело, а теперь больше не поет. Плачет. Сам он не плачет, потому что мужчина. Ему нельзя, Ак Ми Э можно. Потому ей легче, а ему тяжело. Каждый раз, как он просыпается, на сердце новая рана. Разве она не чувствует? Но Тай ничего не говорит, и она молчит. Молчит и ночью плачет за него, чтобы сердцу стало легче, и просит духов за своего адия.

Девушка вздохнула. Еще вчера они могли бы войти в И Лай. Знакомые места, до боли, до слез. Но слезы есть, память есть, а возвращаться не хочется. Отчего? Ак Ми Э так рвалась сюда с тех пор, как они повернули от топей. Обратно к Матушке, к роще тин-кос, к своему дереву, что так помогло ее Таю. И ведь не просто так рвалась, за делом, от беды остеречь. Не думала ни о чем, только к цели летела, а третьего дня, как подумала, так и встала на месте… Она ведь отломанная ветка, к дереву не приживишь. Сама ушла, сама от Рода оторвалась. Вот придет Ак Ми Э, принесет свою весть… Куда ей дальше? Кто она им теперь? Кто ей будет рад? Да еще с такими вестями. Да еще с чужеземцем…

И Тай, что будет с ним? Девушка уже который раз отгоняла непрошеные думы. Нет, после заступничества духов люди И Лай тронуть его не посмеют. Старейшина не позволит, Матушка не позволит, да и поостерегутся все они против предков идти.

А вот в Роду чужака могут и не оставить, если только не поверят, что помочь хочет ее Тай, отвести злую беду, обмануть

Правителя Земли Адия. Могут из поселка в леса выгнать… перед зимними-то холодами! А для него это – смерть. И другие Роды чужака тоже к себе не пустят, дурная слава вперед него понесется. Если Ак Ми Э своих родичей не уговорит, никто не примет ее Тая, никто не укроет. Неужто она своими руками его на смерть притащила?