МЕЛХИСЕДЕК Том 3. Бог - Нюхтилин Виктор Артурович - Страница 53

При всем при этом мы неоднозначно видим, что некоторые пророчества абсолютно точны в описании деталей и даже иногда сроков, а некоторые по этим параметрам характеризуются как абсолютно обтекаемые и неконкретные. Например, если монах Авель с абсолютной точностью описал обстоятельства и сам срок кончины императрицы Екатерины II, то, например, в откровении Иоанна Богослова, называемом чаще «Апокалипсисом», все наоборот: там и церкви какие-то мелькают в качестве адресатов непонятных посланий, и престол небесный, и 144000 каких-то избранных толпятся у этого престола в белых одеждах, и ангелы в трубы трубят, и громы и землетрясения проистекают внезапно и по команде, и книги съедаются по непонятным побуждениям, и драконы мечутся по небу, сшибая хвостом звезды на землю (!), и многое еще такое происходит совершенно в духе религиозного фэнтези тех времен, где непонятно ни «как», ни «когда», и вообще мало что понятно, кроме того, что все это высокое творчество является некоей авторской версией простого обещания Иисуса придти еще раз, чтобы полностью изменить порядок жизни на Земле. Как видим в обоих случаях оба пророка знали о предстоящем событии — Авель знал, что императрица когда-нибудь, все же, умрет, ну, и Иоанн знал, что будет Второе Пришествие и конец времен, поэтому чистым пророчеством по факту излагаемого ими ни то, ни другое назвать нельзя. Однако предсказание Авеля перевешивает по своей силе предсказание Иоанна, потому что Авель описал будущее событие в мельчайших нюансах, а Иоанн сделал из будущего события какой-то ветхозаветный глюк, где меч зачем-то торчит из уст Царя царей, животные разговаривают, николаиты осуждаются. Иезавели какой-то грозится, моря стеклянные, ноги и руки из драгоценных камней и т. д. в духе боевой фантастики тех времен.

Исходя из этого, мы должны различать грань между пророчеством, как апофеозом творческого самовозбуждения, и пророчеством, как прямым видением. Если в первом случае человека просто, как говорится, «понесло», то второй случай является так называемым «инсайтом», то есть непосредственным восприятием будущего, тем самым «инсайтом», о котором мечтает каждый предсказатель и моменты которого делают каждому из них имя. Инсайт отличается от других видов пророческого видения тем, что детален в мелочах и непоследователен запросу предсказания. Вот эта непоследовательность запросу говорит за инсайт, пожалуй, даже больше, чем сама детальность, потому что у того же Иоанна в Откровении есть некто, кто золотой тростью меряет ширину и высоту ворот и стен нового Иерусалима, и при этом даются точные размеры, а также перечисляется количество ворот, которые никогда не будут запираться, и прочие детали, но все это и остальное находится в точности в духе запроса о заветном возрождении Израиля и славы его двенадцати колен. А вот если Авель стоял перед обер-прокурором и тот его строго спрашивал — ты что же это на матушку-императрицу накликиваешь беду великую, заняться больше нечем? — то монах смиренно отвечал — не сам я это, Бог заставил сказать. То есть, у Авеля своих забот вполне хватало, надо полагать, чтобы не понимать, что встречи с обер-прокурорами не только отвлекают от забот, но и создают совершенно новые проблемы, однако это пророчество пришло к нему, и пришло оно непрошено. Следовательно, мы, вникая в пророчества, должны с большим доверием относиться к непрошенным и детализированным предсказаниям.

Вскользь упомянув "о моментах" инсайта, мы должны на этом теперь заостриться, и определить для себя, что инсайт бывает действительно только моментами. Даже у Ванги, которая, несомненно, была рекордсменкой по проценту попадания предсказаний, даже у нее оказалось очень много совершенно неправильных прогнозов. И что же нам из этого? А из этого нам опять прямой путь к первому нашему выводу, что этот процесс (пророчество), если он идет снизу, то есть имеет целью прояснить какой-либо важный для пророка процесс, скорее всего не санкционирован Богом, ибо если пророчество избрано Богом в качестве средства передачи сведений, то надо полагать, что Богу и самому не все ведомо, коль скоро одни сведения верны, а другие нет. Это, несомненно, не так, Богу ведомо все, и поэтому если снизу что-то и выцарапывается, то только усилиями предсказателей и под их личную гарантию. Здесь, пожалуй, следовало бы добавить, что предсказателя, у которого был инсайт, не следует считать абсолютно безгрешным, и придется полагать, что у него, наряду с удачами, могут быть и заблуждения, но это и так понятно.

А как же быть с непрошенными пророчествами? С ними посложнее — их следует считать, все же, непосредственно идущими от Бога, особенно в тех случаях, когда самому пророку эти предсказания идут только во вред. Например, Вольф Мессинг вдруг на своем сеансе прямо в центре фашистской Германии не только увидел русские танки на улицах Берлина еще до начала войны с Россией, но еще и угораздился это произнести вслух, за что и пострадал. Может быть, и не от Бога было это видение, но оно, несомненно, было непрошенным и никак не вязалось с эстрадным характером того, что он делал тогда на сцене. Этот пример, конечно, несколько спорен. Но, например, пророчество Жанны Д'Арк о том, что она спасет Францию, пришедшее к ней в маленькой деревушке в Лотарингии, было, несомненно, этого порядка, поскольку было и непрошенным, и конкретным, и закончилось костром для несчастной девушки.

Абсолютный пример такого пророчества — это предсказание иеромонаха Иова из Соловецкого монастыря, который абсолютно неожиданно сказал, что Соловки станут Голгофой. Ни самому иеромонаху, ни его современникам это было совершенно непонятно — какая связь между Голгофой и Соловецкими островами? Но это было сказано со всей определенностью и без всякого внутреннего или внешнего заказа. И что же? Через двести лет на четырех Соловецких островах расположился, так называемый СЛОН, Соловецкий лагерь особого назначения, первый в мире концентрационный лагерь, специализирующийся в большей части поначалу на уничтожении русского духовенства. Что-то такое бывает.

Итак, пусть все это и без непосредственного одобрения, или прямого участия Бога, но все же это бывает! Существует какой-то механизм проникновения в тайны будущего, и пусть он несовершенен и неуклюж, но он существует. Поэтому нельзя полностью исключать, что израильские пророки, собранные в Книге Пророков, не могли бы определенными усилиями своего естества выходить на какой-то информационный план нематериального мира. Это — допустимо. И нельзя исключать, что в этих пророчествах может быть что-то и от Бога. Кстати сказать, уже подходя к данному разделу Библии, этот вывод можно предположить — собравшись жить по закону, этот народ в части своих пророков нарушал один из основополагающих его разделов. Ведь в законе сказано — предсказателя побей камнями, и ни более и ни менее. И при этом — целый легион пророков. Легко, конечно, сразу же предположить, что пророки использовались для продавливания своих политических целей, назначение которых освящалось именем Бога. Однако, само то, что закон превозмогался вот так массово, может дать основания и тому предположению, что пророчества могли быть в какой-то части и непрошенными, подчиненными какой-то высшей задаче, ускользнуть от исполнения которой невозможно, как не ускользнули ни Авель, ни Мессинг, ни другие предсказатели, говорившие себе на беду или излагавшие нечто, совершенно непонятное для них самих.

Но в любом случае здесь возникает все та же проблема: а что в полученной информации действительно верно, что искажено, а что вообще притянуто собственными пожеланиями? Впрочем, эта проблема в библеистике решается весьма просто — берется нужное для каждого данного случая пророчество и цитируется. То есть все пророчества загодя считаются верными. Такой метод выхватывания нужной цитаты из пророчеств не только весьма удобен, но и весьма плодотворен — с одной стороны, не подвергая сомнению никаких других пророчеств, тем самым как бы освящаешь на достоверность и собственную цитату, а, с другой стороны, приводя собственную цитату, всегда можно сделать вид, что противоречащей ей цитаты как бы и нет вовсе. Мы таким радикально остроумным способом к пророчествам подходить не будем. Предлагается совершенно иной метод.