МЕЛХИСЕДЕК Том 3. Бог - Нюхтилин Виктор Артурович - Страница 31

Люди, ведь, не были дураками. Свести это «дважды два» в одно уравнение и понять, что полное несоблюдение закона сопровождалось расцветом, а его полное соблюдение обернулось печальным концом, было нетрудно. Несомненно, что вслух об этом широко не говорилось, ибо власть священников была велика, но той опоры этой власти в виде авторитета Иеговы уже не могло быть, потому что Иегова много обещал через них, но получилось все наоборот с этими его обещаниями.

Но и на этом неприятности книжников народа не закончились. Наиболее страшным оказалось то, что Рим принес народам понятие Права. Мы пишем это слово с большой буквы, потому что, во-первых, и мы, грешные, живем сегодня, в сущности, все по тому же римскому праву, а, во-вторых, потому что впервые в истории человечества человек стал подчиняться не прихоти более сильного человека, а закону, общему для всех людей. Закон защищал любого всей силой Рима от попрания любых его прав, если этот любой … был гражданином Рима. Чем дело закончилось? Совершенно верно: наиболее умные и богатые евреи начали всякими путями (чаще всего самым прямым — через подкуп) получать римское гражданство и делать ручкой своим закабаленным раввинами соплеменникам — мы теперь граждане Рима и вы нам больше ничего не сделаете, потому что Рим за нас заступится. Так, в частности, произошло и со Святым Павлом, которому распаленные ненавистью иудеи ничего не смогли сделать, потому что в последний момент, уже в руках у них, ему удалось намекнуть представителю римской администрации, что он гражданин Рима, и толпа сразу же потеряла на него все права.

Это было уже не просто опасным для священников, это было смертельным. Так могли со временем слинять из-под них полностью все соплеменники. Римский гражданин мог плевать на Синедрион (иудейский суд), как на игрушку варваров, а также и на все его решения. Синедрион не мог, по существу, ничего, если человек лично для себя не считал трагедией его решения, потому что наказания он мог ожидать только от римской администрации. Сама же римская администрация вообще не прислушивалась к тому, что решал Синедрион. Положение было весьма унизительным. Особенно эта унизительность проявилась в истории с распятием Иисуса, во время которого иудеи просто умоляли Пилата: «Убей Его», потому что сами такой власти не имели. Они пришли и унизительно пожаловались на Этого Человека, который свел все их законы к пустому звуку, а Пилат сказал им: «Я не вижу вины в Этом Человеке, если вы ее видите по вашим законам, то и судите по вашим законам». Такого тонкого плевка в лицо не каждый раз получали священники! Вот Он, Иисус, в руках у них, беззащитный и насмешливый, поступай с ним по своему закону, барин разрешил. И вот она — цена этого закона, который бессилен наказать. Закон, который не может наказать — не заслуживает ли другого названия? Вот и пришлось хитрить и придумывать, что Иисус оскорбил Цезаря, а иудеи, так любят Цезаря, что просят за это распять Иисуса! Как это было мелко и уничижительно — просить хозяина наказать кого-то за то, что тот оскорбил хозяина этого хозяина! Вот только под таким соусом и удалось убить Иисуса! Естественно, что при таком положении вещей иудейский закон больше не мог быть для самих иудеев чем-то авторитетным. После Воскресения Иисуса иудеи валом, тысячами повалили в христианство, освобождаясь от кастового рабства, для народа забрезжил свет, но … тут их подставили в очередной раз.

Кто? На этот раз — свое же руководство. Для того, чтобы остановить устремленное к свету движение соплеменников, выбрали простой метод — сделали их врагами Рима, подбив на восстание. Это была самая настоящая «подстава», потому что Рим в это время достиг наибольшего могущества, границы Империи были как раз в эту пору самыми обширными за всю ее историю, легионы жирели без войны, метрополия купалась в роскоши и развлечениях, и того, кто портил эту атмосферу благополучия мятежами, подавляли играючи, но наказывали очень жестоко, несоразмерно своим усилиям по подавлению бунта. Наказание в этом случае использовалось как устрашающее и воспитательное мероприятие для всех остальных даже больше, чем просто воздаяние по заслугам непосредственному виновнику.

Иудея был жестоко наказана, народ захлебывался в крови и погибал в изуверских пытках. Причем восстание поднималось под знаменем Иеговы, и даже мессия какой-то был (Бар-Кохба), то есть обещанный Иеговой новый царь народа, который отомстит за все унижения евреев другим народам. Народ поверил — наконец-то дождались! — и пошел на Рим, каждый день ожидая, что вот-вот Иегова со своим воинством небесным обрушится сверху на врага и его обетование восторжествует. Все вышло наоборот.

Есть понятие «большевистский эксперимент». Это — когда сначала делают, потом думают, а потом находят виновных. Один из таких экспериментов был произведен со скунсами в 30-х годах 20 века в степях под Астраханью. Скунса завезли из Америки и стали его разводить на родном Поволжье. Видели в нем большую пользу. Однако, памятуя о том, что скунс — это не только ценный мех, но и две железы невероятно вонючей жидкости, которую он выпускает в момент опасности, решили, что на Советской земле американских вонючек можно научить хорошим манерам, для чего по марксистки вырезали им эти буржуазные железы. Через год скунсов поели лисы и волки, потому что прооперированные скунсы поворачивались к врагу задом, напрягались … и попадали в зубы. Они даже не убегали. Верили в свою программу выживания. Так с верой и погибли все.

Относительно же иудейского восстания, которое привело к полному уничтожению Иерусалима и ликвидации самой Иудеи, термин «большевистский эксперимент», (когда народ, как несчастный зверек ожидал тщетной помощи от непомерно громадного хищника со стороны своего племенного бога), не совсем точное название. Потому что виновных после его закономерного завершения никто не стал называть.

Виновные не только остались живы и невредимы, перебравшись за несколько месяцев до падения Иерусалима в Ямнию, но и подружились с Римом! Восстание решило сразу две цели — евреи получили клеймо бунтовщиков и сильное поражение в правах в Риме, что надолго закрыло для них вообще даже возможность разговоров о получении римского гражданства, а верхушке евреев, наконец-то, удалось обратить внимание высокого Рима на себя. Чем это удалось обеспечить? Риму объяснили, что теперь и для иудеев и для Рима — одна угроза. Иудеи могут ее разнюхать, выследить, определить, найти, навести на след, а римляне могут ее физически ликвидировать. Без римлян у иудеев нет сил бороться с угрозой, а без иудеев римляне не смогут ее распознать вовремя, чтобы уничтожить в зародыше. Что же это за угроза? Христианство!

К этому времени были уже написаны Евангелия, и человечество становилось другим, сбрасывая старую кожу. Христианство распространялось по всей многонациональной Римской империи от народа к народу, и благодать духа этой религии низводила душные установления иудаизма до ощущения колодок на душе. Христианство первой из религий не требовало никаких повседневных обрядов или бытовых мелочей, имеющих характер табу. Это была свобода духа, наполняемого любовью к Богу и Христу, Искупителю грехов перед Богом. Это было то, куда мог уйти от левитов народ. Это было смертельно.

Так же смертельно было христианство и для Рима. Одной Своей фразой «отдавайте Богу богово, а кесарю (Цезарю, то есть правителю Рима) кесарево» Иисус разделили Бога и Императора на Бога и на человека. Раньше правитель Рима был человекобог. Римский император официально объявлялся и считался богом, на этом держались основы власти Империи, и спокойный совет Иисуса ударил в самое сердце римских устоев — в божественность императорской власти. Стала все явственней мерещиться республика, триумвираты и т. д. Императоры же хотели быть богами. Вот на этом и сошлись с иудейским правительством. На том, что с христианством, которое утверждает, что ни один человек не больше другого, а есть Один Бог над всеми людьми, перед которым все равны, надо кончать. Причем оскорбляло здесь союзников разное — императора то, что ему равна румяная проститутка из веселого квартала, а иудея то, что ему равен какой-нибудь римлянин, пусть он даже сам император. Но общее чувство ненависти объединяло. С христианством боролись вместе, рука об руку.