Макс Вебер и "новый русский" капитализм - Давыдов Юрий Николаевич - Страница 1

Макс Вебер и "новый русский" капитализм

Сразу же оговоримся: мы оставляем пока за скобками эмпирическую историю возникновения и самоутверждения «нового русского» капитализма, результаты которой простые россияне испытывают на себе в течение семи лет «безнадежной любви» к нему, а о другом, собственно социологическом, срезе того же сюжета. Мы попытаемся рассмотреть генезис нашего нынешнего капитализма, – который уже состоялся (хотя и совсем не так, и не в том виде и облике, какой вынашивала в своем «лихорадочном» позднеперестроечном воображении российская леволиберальная интеллигенция), – на более широком культурно-историческом фоне: как один из многочисленных примеров соответствующего типа. То есть подойдем к нему с типологически обобщающей, а не только «уникализирующе-индивидуализирующей» точки зрения, акцентирующей «случайные черты» явления, сосредоточиваясь на его рационально невыразимой «самобытности» (каковая еще так недавно фигурировала в том же интеллигентском сознании, главным образом, под знаком «минус», а сейчас получает, по меньшей мере, амбивалентную оценку).

Необходимость сочетания этих двух подходов, известных в методологии как генерализирующий (или номотетический) и индивидуализирующий (идиографический) возникла для нас сегодня в связи с осознанием бесперспективности догматического толкования сущности и происхождения «нового русского» капитализма, как некоего столь же «случайного», сколь и уникально-неповторимого отклонения от западной модели современного капитализма, рассматриваемой как единственно возможная «норма» капиталистической эволюции. Быть может, несколько ближе к истине могла бы – при ее более серьезном историческом обосновании – стать попытка объяснить «новое русское» своеобразие как один из эксцессов нашей вечно «догоняющей» цивилизации. Однако и эта теоретическая возможность так и не стала действительностью, поскольку тем, кто все еще верит в нее, так и не удалось до сих пор выйти из заколдованного круга крайне отвлеченных рассуждений о том, какую из культур, не озаботившихся в свое время тем, чтобы «выйти на столбовую дорогу цивилизации», считать «безнадежно отставшей», а какой – все-таки! – оставить шанс как-нибудь приобщиться к ее благам.

Но, кроме всего прочего, над всеми аналогичными рассуждениями веет десотический дух монизма – сознательного или не вполне осознанного убеждения в том, что существует, якобы, один-единственный путь современной цивилизации, некая, образно выражаясь, «одноколейка», по которой и мчит на всех парах ее поезд (или, если угодно, ракетоплан). А за этим убеждением, при внимательном его рассмотрении, в свою очередь можно разглядеть традиционно марксистскую догму относительно существования одного-единственного капитализма – единой и единственной в своем роде «общественно-экономической формации» (которая у основоположника социологии XIX века – О. Конта называлась «промышленным обществом»). Как теоретическая догма о принципиальной возможности существования всего лишь одного типа капитализма, которая в прошлом веке объединяла марксистов с позитивистами, прекраснодушных либералов с брутальными сверхрадикалами, до сих пор объединяет всех, верующих сегодня в единую единственность «столбовой дороги цивилизации». Не поколебал ее и неудобный факт возникновения «нового капитализма» (термин, употребленный В. Зомбартом еще в конце 1920-х гг.), продемонстрировавшего особенно впечатляющие успехи в Японии на протяжении двух последних десятилетий. Хотя сам В. Зомбарт, придерживавшийся в споре с М. Вебером скорее марксистской точки зрения в этом вопросе, явно начал склоняться к противоположному полюсу – идее «плюральности», если не социально-экономических, то, по крайней мере, культурно-исторических типов капитализма.

А между тем – принципиальный вопрос, к которому мы сейчас подходим, – уже в первом десятилетии нашего века точку зрения «плюральности» типов капитализма (причем не только культурно-исторической, но и социально-экономической, социологической) решительно отстаивал М. Вебер, полемизируя с тогдашним полумарксистом В. Зомбартом. И, – что сегодня для нас особенно важно не только в теоретическом, но и в «практически-жизненном» отношении, – лицом к лицу с тем же вопросом сталкивает сегодня мыслящих россиян и парадокс «нового русского» капитализма: историческая загадка, которая стучится нынче буквально во все ворота. В самом деле, уже простое сопоставление «нового русского» капитализма с некоторыми разновидностями «нового капитализма» (согласно терминологии позднего В.Зомбарта), какие еще как-то можно было бы истолковать в качестве случайных, но вполне объяснимых «отклонений» от западного капиталистического образца, убеждает: объяснить аналогичным способом российский «казус» уже невозможно. И вот почему.

Когда мы пытаемся суммировать, подведя их под некую общую категорию, наиболее важные и характерные отличия «нового русского» капитализма от современного западного, то мы оказываемся перед необходимостью говорить не о более или менее случайных отклонениях от этого капиталистического образца, но об иной генеалогии «нашенского» капитализма, о его отнесенности к совершенно иному прототипу. А это значит, что особенности, отличающие нынешний российский капитализм от западного, имеют вовсе не «случайный», не ситуативный, но более фундаментальный, типологический характер. Ибо все здесь говорит не о более или менее спонтанном «уклонении» от западного прототипа (о котором, кстати сказать, с гораздо большим основанием можно было сказать применительно к дореволюционному российскому капитализму, а не к нашему постсоциалистическому), но о принадлежности совершенно иному типу, по отношению к каковому также вполне допустимы различные отклонения. Однако они должны быть существенно отличными от упомянутых выше, прежде всего в силу их другой генетики. Иначе говоря, коль скоро мы приходим к необходимости признать два типа капитализма, мы должны будем считаться с существованием двух гетерогенных типов «случайных отклонений». Ведь каждое из них обретает всю полноту своего смысла лишь в границах соответствующего «прототипа» («прафеномена» или «архетипа», как сказал бы О. Шпенглер). Таков логически необходимый вывод, к которому подталкивает нас осмысление факта слишком уж далеко заходящей непохожести нашего «нового русского» капитализма не только на западный образец, буквально загипнотизировавший нашу «критически мыслящую» интеллигенцию, но и на разнообразные региональные отклонения от него, в целом, однако, остающиеся в пределах именно этого, а не какого-то иного капиталистического прототипа. Вот тут-то и возникает необходимость обратиться к веберовскому различению двух культурно-исторических и социально-экономических типов капитализма, один из которых окончательно сформировался в XVII-XVIII веках нашего тысячелетия, тогда как другой возник задолго до нашей эры, хотя и дожил до наших дней (вступив в весьма сложные и запутанные отношения с современным капитализмом).

М.Вебер возвращался к поставленной им проблеме типологического различения двух гетерогенных форм капитализма на протяжении без малого двух десятков лет. В значительной мере неоднократные возвращения М.Вебера к этой проблематике стимулировались многолетним спором с ближайшим коллегой и в то же время главным оппонентом В.Зомбартом – автором фундаментального исследования «Современный капитализм», вышедшего в 1902 г. [1]. Об этом свидетельствовал, в частности, факт появления классического веберовского труда «Протестантская этика и «дух» капитализма», – где (кроме всего прочего) была впервые отчетливо сформулирована и названная проблема, – непосредственно вслед за этим зомбартовским трудом (в 1904-1905 годах) в виде цикла статей под этим общим названием [2]. Статей, основная идея которых находилась в «контрапунктных» отношениях к зомбартовской концепции капитализма, каковую мы назвали «полумарксистской» вовсе не для красного словца. В противоположность автору «Современного капитализма», чья мысль, в общем, двигалась в русле монистического представления о единственности соответствующего типа капитализма, – в рамках которого можно лишь вычленять различные стадии эволюции («ранний капитализм», затем «современный», каковой, в свою очередь, будет впоследствии подразделен им на «развитой» и «поздний»), что все время заставляло вспоминать марксистское учение о «капиталистической общественно-экономической формации» как единственной в своем роде, – М. Вебер отстаивал идею двух основных типологических форм капитализма.