Библия-Миллениум. Книга 2 - Курпатова-Ким Лилия - Страница 33

• Предыдущая
• 33/49
• Следующая

Маленький Иаков подумал, что крайне глупо одарять ребенка за то, что тот упал. Если бы вот он упал и сам забрался обратно, тогда имело бы смысл его наградить. Занятый подобными мыслями, Иаков подошел к краю крыльца, с которого только что упал его сверстник, встал на край и намеренно кубарем скатился с этой лестницы.

Взрослые повели себя именно так, как он и предполагал: расфыркались, сказав, что пытаться подобным образом привлечь к себе внимание неприлично. И никто к нему не подошел, а зефир убрали в сервант. Однако Иакову только этого и было нужно. Понимая, что никто ему не поможет — мать, закусив губу и покраснев до ушей, ушла в дом, — маленький Иаков принялся, ступенька за ступенькой, забираться на высокое крыльцо. Крыльцо больше метра высотой и имело только три ступеньки, каждая из которых была больше половины роста Иакова, который, как мы помним, отставал в развитии и был меньше остальных детей своего возраста. Особенно тяжело было влезть на первую ступеньку, которая, во-первых, выше всех остальных, во-вторых, прогнила и шаталась, а в-третьих, была ужасно грязная. Иаков мужественно подтянул свое прозрачное костяное тело на эту преграду и тут же, не отдыхая, принялся штурмовать вторую. Наконец, забравшись на самый верх, он вздохнул и торжествующе улыбнулся. Хотя никто и не заметил его подвига, сам Иаков понял несколько очень важных для него впоследствии вещей: первое — он никому не нужен, кроме себя самого; второе — никто не будет ему помогать и, как следствие из двух первых умозаключений, — сам Иаков ничего никому не должен.

Когда вечером мать ругала Иакова за поведение, за его «идиотскую выходку», он ничего не почувствовал — ни малейшей вины. Он сидел, глядя в окно и не обращая на ее выкрики никакого внимания, только задумчиво потирал синяки, полученные при падении с лестницы, которые никто не стал мазать йодом.

Затем, памятуя полученный днем урок, Иаков поднялся и, по-прежнему не обращая внимания на мать, подошел к холодильнику, с огромным усилием открыл тяжелую дверь. Дотянулся до полки с лекарствами, взял йод, тут же стянул брюки и принялся мазать свои ссадины йодом. Без ваты — просто руками, которые смачивал из бутылки.

— Дай сюда! Бестолочь! — налетела на него мать, отбирая бутылку. Иаков отвернулся, чтобы не отдавать, так как он еще не все смазал. Пытаясь отобрать у него йод, мать дернула за бутылку и выбила ее из рук Иакова. Йод разлился, оставив на полу огромное несмываемое пятно.

— Вот видишь, что ты наделал! Горе мое! Ну за что мне такое наказание! — запричитала мать.

Иаков посмотрел ей в глаза и твердо ответил:

— Я НЕ ВИНОВАТ.

И он действительно знал, что не виноват.

Его оставили без сладкого и сказали, что не возьмут на следующий день в зоопарк вместе со всеми остальными детьми, но Иакову было совершенно наплевать — он засыпал, улыбаясь, угадывая, ощущая всем своим детским телом бесценность прошедшего дня.

Все это случилось, когда ему было чуть больше трех лет.

Отъезд Иакова из родного города явился для всех неожиданностью. Мать с трудом нашла ему блат в местном ветеринарном институте, так как надежды на то, что Иаков поступит куда-то сам, у родителей не было. Когда же после получения аттестата и положенного школьного вечера с белыми бантами и портвейном в туалете, поцелуями девчонок и гулянием допоздна Иаков, который, впрочем, явился домой гораздо раньше положенного в такой день и совершенно трезвым, принялся укладывать чемодан, все восприняли это как очередное чудачество.

— Ну поезжай, поезжай! Только когда вернешься через месяц, никакого тебе института, пойдешь работать грузчиком, чернорабочим, навоз убирать!!! — кричала ему вслед мать.

— Возвращаться не смей! — вторил ей отец.

Иаков был по-своему благодарен им. Это было лучшим благословением. Они лишили его надежды на помощь, на то, что можно вернуться. Иаков понимал, что у теперь него есть только один шанс, а значит, нет права ошибаться. Ясно и понятно, у Иакова нет права на жалость как к себе, так и к другим. Выживают только жизнеспособные, сильные особи — единственный тезис, усвоенный Иаковом из школьного курса зоологии.

Приехав в чужой город, он огляделся по сторонам, как зверь, попавший в незнакомый лес. На несколько минут даже растерялся — такого количества людей он не видел никогда в жизни. Все куда-то бежали, просто неслись с огромной скоростью, и причем знали куда. Вокзал производил впечатление какой-то организованной паники, все топтали друг друга и метались, но в строго установленных направлениях. Иаков тут же успокоился, сообразив, что если все эти люди знают, куда им идти, то он тоже поймет.

Купив карту города и справочник по высшим учебным заведениям, Иаков сел на скамейку и принялся все это внимательно изучать.

К нему подошла пожилая женщина в платке и потертом драповом пальто.

— Приезжий?

Иаков насторожился, задвинул ногой чемодан под скамейку и утвердительно кивнул.

— А жить есть где? — маленькие, заплывшие жиром глазки женщины буравили Иакова как два сверла. Иаков отрицательно мотнул головой. Все его тело было как свернутая пружина, готовая в любой момент выстрелить — напасть или убежать.

— Есть свободная комната. Недорого возьму. Понравился ты мне, видно, что не жулик, — заявила ему бабка.

Иаков кивнул.

— Неразговорчивый ты… Ну ладно, пойдем. Рассказывай, зачем приехал. Чем платить будешь?

— Деньгами, — произнес наконец Иаков.

Женщина засмеялась.

— Это хорошо…. А надолго ли хватит? Денег-то?

— Пока есть. Потом родители еще пришлют. Я в институт поступать приехал.

Слово за слово Иаков рассказал довольно стройную историю провинциального лоха, который приехал в большой город в надежде поступить в институт и устроиться в общежитии. Привез с собой первоначальные деньги, и на взятку, и «на всякий случай».

— Вы ведь лучше меня знаете, в большом городе без денег никуда… Вот и в газетах у нас пишут, прямо прайсы столичных институтов публикуют! А нам платно все время не по карману, а один раз в лапу дать можно. Правильно? А потом я учиться буду, стараться. Стипендию получать.

— Да что стипендия-то сейчас? Поди копейки, меньше пенсии.

— Ну так родители же не оставят, на жизнь будут посылать.

— А если заболеешь?

— А вот это и называется «на всякий случай». На случай у меня есть. НЗ — так сказать.

Тетка только щурилась и довольно кивала головой. Они свернули с центральной улицы, прошли по грязным проходным дворам. Все это время ноги Иакова ступали непривычно легко от готовности в любой момент рвануться и бежать, но все обошлось.

Они пришли в грязную маленькую квартирку, в которой было три комнаты. В одной жила бабка, другая предназначалась для Иакова, а третья пустовала.

— Вчера выехали, — пояснила ему хозяйка.

Иаков заплатил ей за месяц вперед.

Во всей квартире царила неимоверная грязь. На кухне тараканы разгуливали по закопченным стенам и потолку, пол не мылся, наверное, лет сто, краны проржавели насквозь, унитаз был расколот и протекал, а по краям его четко обозначались недвусмысленного происхождения коричневые брызги.

Иаков сел на драный диван, поставил рядом сумку и снял ботинки. Постучал по одеялу, встряхнул подушку, чтобы согнать возможных тараканов, и лег прямо в одежде. Так, закрыв глаза, он лежал, пока не стемнело и тетка не позвала его ужинать.

— Я не шикую, — сказала она, ставя перед Иаковом тарелку с гречневой кашей, в которой было несколько кусочков жареного сала. Иаков с благодарностью кивнул и принялся за еду. Спокойно проглотив всю эту массу, он выпил жидкого, по третьему разу заваренного чаю, отчаянно разившего плесенью, и попутно укреплял старухино впечатление о себе. Рассказывал об отце — бригадире комбайнеров, и матери — звеньевой доярок, о своей правильной жизни, о кружке планеристов и прочей никогда не существовавшей ерунде. Говорил, что хочет поступить в авиационный и быть летчиком. Бабка кивала и подливала Иакову чайку.

• Предыдущая
• 33/49
• Следующая