История философии в кратком изложении - Автор неизвестен - Страница 3

Рациональное отношение человека к природе и обществу, проявившееся в понимании некоторых естественных и общественных закономерностей, непосредственно связанных с повседневной практикой, не вызвало, однако, ни у шумеров, ни у вавилонян потребности искать новые ответы на вопросы о возникновении космоса, о сущности природных явлений и о месте человека в мире. Космогонические воззрения, содержащиеся в старейших месопотамских мифах, прошли определенное развитие, в них отразился новый социальный и политический опыт: эти изменения можно найти и в представлениях о месте человека, и в этических нормах, но миф всегда оставался формой объяснения этих мировоззренческих представлений.

Миф в древней Месопотамии служил универсальным объяснением достигнутого уровня познания. Однако наряду с религиозными представлениями он содержал и предпосылки развития науки и философии. В этом смысле он интегрировал в себе элементы, между которыми постоянно имелось противоречие. С одной стороны, для человека Месопотамии существовал ряд вещей познанных и освоенных, с другой — неизвестный и враждебный мир природы. Справиться с непонятными явлениями действительности можно было в эту эпоху лишь «созданием» устойчивого космического порядка, на который проецировались существующие общественные отношения. Поэтому космогонические мифы содержат символическую борьбу принципов порядка и хаоса: хаос всегда враждебен богам и людям.

В самой распространенной космогонии месопотамского мира «Энума элиш». («Когда наверху…»), которая имеет аналоги и в соседних регионах и во многом напоминает греческую мифологию, порядок представляет верховный вавилонский бог Мардук. Этот бог помогает другим божествам в борьбе с Тиамат — соленым праокеаном, из которого путем смешения с пресной водой (Апсу) родились все остальные боги. Структура и иерархия этого божественного общества были явно выведены из отношений, которые складывались между членами древнейших общин в процессе формирования первых классовых образований и централизации власти. Так как мифы становились принадлежностью религиозного культа, в них сохранялись определенные представления наиболее архаичных слоев общественного сознания. Мардук, например, стал правителем богов на основе их выбора именно в то время, когда им угрожало нападение Тиамат, что, несомненно, отражало древнюю социальную практику. В то же время в мифах содержалось и сознательное стремление восславить проводимое упорядочение общества, а существующую власть подкрепить божественным авторитетом.

Этот идеологический момент, отражающий общественный интерес, наглядно подтверждает изменение функций и места отдельных божественных патронов определенных племен, областей и городов. Авторитет и значение богов возвышались и приходили в упадок, набирали силу и влияние и теряли их. В качестве примера вновь можно сослаться на первоначально местного и малозначащего бога Вавилона Мардука, который вместе с ростом мощи своего города становится главным богом во всем государстве. В литературной форме этот процесс представлен в мифе «Энума элиш». Подобный процесс, мотивированный стремлением правящих кругов укрепить и идеологически поддержать социальные и политические изменения и закрепить их в общественной надстройке, происходит и в Ассирии. В ассирийском варианте этого мифа (примерно IX в. до н. э.) на месте Мардука стоит главный бог города Ассирии — Ашшура.

Прослеживать момент социального интереса в мифологических представлениях весьма сложно, но, так как он пронизывает все представления, показать изменения в общественном сознании весьма необходимо. В первых проявлениях философского мышления, встречающихся в древнейших мифах, идеологический аспект крайне важен. Он выступает на первый план там, где речь идет о проблематике, касающейся места человека в обществе. К идеологической функции мифа можно отнести, например, подчеркивание божественного происхождения королевской власти, значения сословия священнослужителей, а также обоснование перемещения политической власти и т. д.

Наряду с вопросами о возникновении космоса, мирового порядка и божественных законов, правящих миром, в месопотамском мышлении, как, впрочем, позднее и в греческой философии, возникают вопросы, касающиеся познания смысла человеческой жизни, а также этических норм. Важным источником для изучения этой проблематики являются так называемые свары сборники пословиц, афоризмов, поучительных историй и другие литературные памятники, включая эпосы, в которых рассматривались жизненные ситуации и человеческие проблемы, а иногда давались и советы, как их решать. Эта литературная традиция является более широкой, чем собственно мифологическое предание, хотя они часто взаимопроникают и дополняют друг друга.

Примером может служить «Эпос о Гильгамеше». Рассказ о судьбе и деятельности урукского царя, правдоподобной исторической фигуры первой половины 3-го тысячелетия до н. э., который ищет бессмертия и задается вопросом о смысле человеческой жизни, представляет собой общее завещание шумеров, вавилонян и ассирийцев мировой культуре. В связи с поисками более широких предпосылок философского мышления можно привести хотя бы философские положения, содержащиеся в этом эпосе. На вопрос Гильгамеша о смысле жизни, которая оканчивается смертью, отвечает Утнапишти — единственный бессмертный из людей:

В этой мысли, которая часто встречается в эпосе и образует смысл всех человеческих деяний, усматривается выражение традиционно пассивного подхода человека Месопотамии к жизни и собственной судьбе. Такой подход, однако, не характерен для всего содержания эпоса. Доминирует мысль о том, что ограниченность жизни во времени вынуждает человека сосредоточиться на его земной стезе и в этом мире реализовать все цели и стремления, что человек сам, собственными усилиями может достичь бессмертия. К этому стремится Гильгамеш, когда он вместе со своим товарищем Энкиду идет на борьбу с чудовищем Хумбабой. Он выражает это такими словами:

В эпосе содержится еще целый ряд мыслей, которые восславляют человеческое деяние, отвагу обоих героев, сражающихся против чудовищ и богов, их дружбу и т. д.

Вопрос «как жить?» в месопотамской литературной традиции встречается сравнительно часто. На него дается ответ в многочисленных пословицах, поучениях и советах, которые во многом напоминают изречения греческих «семи мудрецов». В некоторых сохранившихся памятниках их создатели с сомнением подходят к вопросу относительно смысла религиозного культа. Примером могут служить литературные сочинения «Иова» и «Диалог господина с рабом», в которых заметен отход автора от существовавших религиозных и социальных установок.

— Раб, предстань!

— Я здесь, господин мой!

— Поспеши и принеси мне воду, хочу умыть руки, хочу своему богу принести жертву. — Принес, господин мой, принес!

Человек, приносящий своему богу жертву, спокоен в своем сердце и дает ссуду под проценты.