Опрометчивость - Адлер Элизабет - Страница 19

– Как мило, – прошептала она, стараясь угадать, выбирал ли Фитц МакБейн душистые английские розы для всех своих домов, или они строго соответствовали вкусу молодого мистера Ронсона.

Глаза Индии засветились профессиональным любопытством, когда она пристально осмотрела гостиную, раскинувшуюся во всю ширь дома, заметив на стенах картину Дюфи с видом Ниццы, раннего Писсаро и два пейзажа Клода Моне с лилиями. По ее мнению, без них эта комната опустилась бы в категорию «интерьера в роскошном стиле», хотя не могли не восхищать сочетания цветов кремового и масляно-желтого с оттенками темно-голубого.

– Я должна познакомить мистера МакБейна с Фабрицио Пароли, – заметила она, проходя через сводчатые стеклянные двери на террасу. Полоса скошенного зеленого газона заканчивалась у голубого бассейна, где бесшумный юноша в белой рубашке с короткими рукавами и шортах, держа в руках багор, чистил всегда безупречные глубины. Он представлял собой ожившую картину Хокни.

Ронсон повел их на другую сторону, в белую галерею, которая вмещала разнообразные комнаты и маленький, но хорошо оборудованный гимнастический зал, который, как пояснил юноша, был любимым помещением Фитца МакБейна. Венеция сразу поняла, почему. Это была комната, где можно было снять напряжение, поваляться на огромных черных диванах с книгой, взятой наугад с одной из полок, тянувшихся по стенам. А еще – лежа слушать музыку, воспроизведенную на замечательной аппаратуре, и регулируя громкость по желанию.

– Которая же из них самая-самая у мистера МакБейна? – спросила она Ронсона, пробегая пальцем по заглавиям пластинок, что выстроились в ряд от Баха к Джорджу Бенсонгу, от Вивальди к рок-музыке и от Моцарта к Мотауну.

Боб Ронсон посмотрел с удивлением.

– Мистер МакБейн обычно ставит ту музыку, которая, как он думает, нравится гостям. Я не знаю, что он ставит, когда он один.

Венецию этот ответ удивил. Ведь Морган говорил, что многие женщины стремились занять место в жизни его отца. Мог ли Фитц МакБейн оставаться один? И как же странно присутствовать в доме человека, о котором она только слышала, но даже не знала, как он выглядит. Ей никак не удавалось воскресить в памяти его фотографии, конечно, виденные в газетах. Да, ведь Морган говорил, что он – человек, стремящийся к одиночеству. Он должен быть немного похож на пожилых героев сериала «Даллас», решила она, нечто вроде здорового, средних лет, фермера в деловом костюме.

Индия подняла кий и загнала красный шар в лузу на бильярдном столе, восхищаясь викторианским, отделанным бахромой, абажуром.

– Это – необычайная комната, – объявила она. – Давайте сделаем ее нашей штаб-квартирой, пока мы здесь.

– Я согласна. – Парис плюхнулась на диван. – Она больше других напоминает наш дом.

– Пожалуйста, чувствуйте себя в безопасности, – сказал Ронсон. – Никто не побеспокоит вас здесь. Сейчас, если вы готовы, я покажу вам ваши комнаты. Полагаю, вы хотели бы отдохнуть.

Дородный охранник ожидал их в холле. С револьвером на бедре, он заменил бы парочку тех, что сопровождали их раньше. Значит, их вызывали специально? – хотела знать Парис, когда мужчина с серьезным лицом вежливо сообщил им, что охрана наготове, и дом будет полностью защищен. И пусть не беспокоятся ни о фотографах с телеобъективами, влезающих на деревья, чтобы сделать снимок, ни о телекамерах, ни о сплетниках-репортерах, притаившихся у входов. Его люди позаботятся обо всем.

– Хорошо, это утешает, – заметила Индия. Она понимала, что, например, во время краткого купания в плавательном бассейне могли быть сделаны моментальные снимки и выйти под мерзкими заголовками, вроде – «Дочери Дженни Хавен беспечно плавают в Голливуде в то время, как следствие выносит решение о смерти их матери». Этот мир не брезговал ничем. Следствие начнется послезавтра. С благодарностью к предусмотрительному хозяину, она последовала за сестрами в свое убежище.

Нью-Йорк

Раймунда Ортиз сидела развалясь на середине очень большой кровати, одетая в девственно-белый хлопковый халат, и переключала с помощью дистанционного управления телевизионные каналы. В то же самое время она одним ухом прислушивалась к тому, о чем Фитц говорит по телефону. Он был всегда на телефоне и всегда говорил о деле. Она могла поклясться, что телефон прирос к его руке, за исключением тех случаев, конечно, когда он занимался с ней любовью. Быстрый взгляд на ее белый халат из самого лучшего швейцарского хлопка, расшитого, как у девочек, цветами и присборенный на шее по кайме, подтверждал, что она – сама невинность; ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она была своего рода проституткой в тонком атласе. Нет, она хотела, чтобы Фитц понял: что бы ни происходило между ними в постели, она – леди, такая леди, которая могла украсить его общество за любым столом, сделать его дом достойным встреч с лучшими людьми. Леди, подходящая для того, чтобы стать его женой. И это была истинная правда. Ведь она – хорошо воспитанная бразильская девушка из хорошей семьи, вышедшая замуж в восемнадцать лет, овдовевшая в двадцать восемь и в тридцать два ищущая второго и надежного мужа. А кто мог быть надежнее Фитца МакБейна?

Она испытующе взглянула на него через комнату. Фитц, голый, но с обернутым вокруг бедер полотенцем, прислонился с небрежностью к столу, телефонная трубка подпирала его подбородок. Его темные волосы были все еще влажными после душа, небольшой ручеек воды тонкой струйкой сочился по мускулистой спине. Раймунда подумала о том, как ей хочется слизнуть каждую из этих капель с его кожи… Только бы он отделался, наконец, от этого проклятого телефона! Сгорая от желания, она переменила канал, остановившись на телевизионной игре, уменьшила звук и прислушалась к словам Фитца.

– Осторожнее надо действовать, Морган, – говорил он. – Это единственный способ. И не касайся этих либерийских танкеров – они потеряли два за последние шесть месяцев.

Он разговаривал с сыном. Морган, конечно, очень симпатичный молодой человек… Может быть, если дела с Фитцем пойдут не слишком хорошо, она попытается с сыном вместо отца?.. Нет, в ее тридцать два все-таки лучше с отцом, в конце концов, сила на его стороне.

Раймунда снова плотоядно оглядела спину Фитца. Капли воды все еще стекали тонкой струйкой из-под полотенца. Сколько же можно ждать, да еще в таком халате?.. Ведь он уже давно вернулся из Гамбурга. Он пошел прямо в душ после краткого приветствия, а теперь вот дозванивается по телефону до Моргана. Он даже не обратил никакого внимания на халат. Ей показалось это подозрительным. Может быть, халат слишком закрытый? Она расстегнула пуговицы на лифе и позволила ткани немного опуститься, выставляя ее полную и очень приятную грудь в выгодном свете. Оливковая кожа у нее бесподобно гладкая, и она с наслаждением пробежала пальцами вокруг соска, задрожав от ответного импульса своего собственного тела.

Подлинная проблема заключалась в том, чтобы понять, как вести себя с Фитцем? Временами трудно было, когда он добивался близости с нею, вспоминать, что в таких случаях говорят леди. И до сих пор она не была уверена, понял ли мужчина с таким происхождением, как у пего, что даже леди любят отдаваться мужчине. Здесь для нее заключалось противоречие, и ей тяжело было играть двойную роль.

– Фитц, – нетерпеливо позвала она. – Ты мне нужен. Он повернул голову и улыбнулся.

Трудность, конечно, в том, что она действительно зависела от него, ей нравилось его крупное, худощавое мускулистое тело, закалившееся за те годы, что он был занят на промыслах в отдаленных землях Техаса. Ей нравились его густые коричнево-черные волосы и его лицо со странно выступающими скулами и глубоко посаженными синими глазами. Но еще больше она зависела от власти его денег. Когда она думала о его богатстве, то окончательно теряла голову. Когда вы находились с Фитцем МакБейном, то чувствовали, что мир – ваш и что богатые устанавливают всюду свои собственные правила. Власть так возбуждала!