Бумажная клетка - Дягилева Ирина - Страница 31

– Очень хорошо. Теперь давайте поговорим о нашем невинном человеке.

Лучезарная улыбка исчезла с лица Штыкина. Оно стало непроницаемым и невыразительным.

– Получается, что Григорий Гранидин лгал?

– Да.

– И Александр Николаевич лгал?

– Да.

– И Галина Матвеевна пошла у всех на поводу и солгала тоже?

– Да.

– А Никита Назаров, рискуя быть обвиненным в убийстве, тоже солгал?

– Солгал, солгал, – закивала Пульхерия, – мою честь спасал. Благородный человек, сейчас таких мало.

– Благородный человек, прежде всего, не станет женщину, оставшуюся без мужа, компрометировать, – нахмурившись, сказал Штыкин.

– Это случайно получилось, я сама была виновата, – попыталась она оправдать Никиту.

– Ничего случайного в этом мире нет. Вы, Пульхерия Афанасьевна, жить не можете без неприятностей. Вам без них скучно.

– Воспитывать будете, гражданин начальник?

– Не мешало бы, только бесполезно.

– Очень хорошо, что вы это понимаете.

– Чувствую, что наш разговор зашел в тупик, – Штыкин начал убирать в бумаги в стол. – Подождите меня, я скоро вернусь.

Вернулся он через десять минут. Следом за ним в комнату охранник ввел Никиту. Пульхерия, увидев его, разозлилась на Штыкина.

– Зачем вы его привели? – вскочив, с возмущением спросила она. – Я вам все сказала, вытащила его из ловушки. Зачем мне его опять видеть? Это уж слишком!

– Я хочу устроить вам очную ставку, – ответил следователь.

– Не нужны мне никакие ставки! – продолжала кипятиться Пуля. – Я от всего этого балагана устала. Вы понимаете это?

– Понимаю, – спокойно ответил Штыкин. – Но я хочу, чтобы вы все повторили в присутствии подозреваемого.

– Зачем ты ему все сказала? – удивился Никита.

– Затем, что тебя обвиняют в убийстве, – буркнула она и устало опустилась на стул возле стола.

– Ну и пусть обвиняют. Я никого не убивал, и они ничего не смогут доказать. Сколько можно тебе об этом говорить?

Он замолчал. На его лице читалось только неодолимое упорство.

– Надеешься на справедливое правосудие? – спросила Пульхерия с недоброй усмешкой и, не дожидаясь ответа, выкрикнула: – Наивный дурак, в нашей стране его нет!

– Гражданин следователь, я официально заявляю, что эта женщина вам наврала. Ей очень хочется быть мученицей. А я не хочу, чтобы у нее была причина обвинять меня в том, что я испортил ей жизнь, лишил возможности связать свою судьбу с сыном олигарха!

– Ты с дуба рухнул?

– Да, рухнул. Тебе одной, что ли, падать? Вцепилась в этого Германа мертвой хваткой, а когда услышала, что меня обвиняют в убийстве, решила сделать широкий жест: тебе совестно быть счастливой, когда рядом кому-то плохо.

– Ну как вам, Игорь Петрович, аргумент? Нравится? Нормальный человек может такое сказать?

– Нет смысла спорить, граждане, – ответил Штыкин. – Ваша позиция мне более или менее понятна. Только одно не ясно: кто из вас лжет?

– Он, – Пульхерия пальцем указала на Назарова.

– Она, – одновременно с ней сказал Никита.

– Так, понятно, – протянул Штыкин. – Тогда, Никита Антонович, объясните мне, только чтобы я понял, зачем ей все это нужно?

– Видите ли, Игорь Петрович, несколько лет назад я бросил эту женщину. Я не уходил от нее к другой, нет, у меня никого не было, но Пульхерия, она – совершенство, а я неудачник. У меня не было работы, потом я заболел, а она возилась со мной, ухаживала, поила, кормила, одевала. Потом я нашел работу, но на те жалкие гроши, которые получал, не мог устроить ей достойную жизнь. А она молчала и ничего не требовала от меня. Тогда я собрал вещи и ушел, уехал в Питер, меня мой знакомый по институту туда позвал. Как-то, будучи в командировке в Москве, познакомился с Викторией. Она уехала в Питер со мной. Но я никогда не терял Пульхерию из виду. Мои друзья регулярно сообщали мне о ней. А когда узнал, что она стала жить с сыном очень богатого человека, порадовался за нее. Мне предложили отпуск, мы с Викой решили провести его в Москве. Только она требовала, чтобы мы жили непременно в шикарном отеле. Денег хватило только на две недели. Но я не об этом. Случайно мы встретились с Пульхерией, я увидел ее мужа и сразу понял, что он не герой ее романа. Пуляша, что ты в нем нашла?

– Я не обязана перед тобой отчитываться, – огрызнулась она.

Назаров не обратил внимания на это и продолжал:

– И еще я понял, какую глупость совершил, уйдя от тебя, Пуляша. Когда я тебя целовал, вначале я пытался внушить себе, что это всего лишь сентиментальное эхо прошлого, но сейчас, раз ты тоже поняла всю фальшь своих отношений с этим богатеньким Буратино…

– Погоди, Никита, – остановила его Пульхерия, – ты считаешь, что я все это делаю из любви к тебе?

Штыкин заметил, как Назаров отшатнулся, словно от удара.

– Да, я думал, что ты…

– Ха-ха! Я делаю это исключительно для того, чтобы не стыдиться самой себя, – ледяным тоном сказала она. – Чтобы не чувствовать себя подлой тварью. Я понимаю, что говорю жестокие слова, но прошлого не воротишь. Да, я очень любила тебя, но я долго убивала в себе это чувство, выжигала его из себя и возвращаться к прошлому не хочу.

Никита ссутулился, тихо, почти шепотом произнес:

– Хорошо, Игорь Петрович, будем считать, что она говорила вам правду. Вот уж не думал, что такое можно совершить ради каких-то абстрактных принципов. Эта женщина потрясла меня до глубины души. Опять она доказала свое совершенство!

– Ну что ж, рад, дело наше начало проясняться. Теперь мы должны все эти ваши показания зафиксировать.

Пока Штыкин оформлял протокол, Пульхерия сидела на диване и с тоской смотрела в окно. Ни разу она не повернула голову в сторону Никиты. Видеть его ей было невыносимо. Наконец протокол был подписан и Назарова увели. Уходя, он тоже не смотрел на нее.

– Надеюсь, теперь вы его отпустите? – спросила Пульхерия у следователя, когда дверь закрылась.

– Все не так просто, Пульхерия Афанасьевна. Сначала нужно выполнить некоторые формальности. В частности, ваши слова должны подтвердить остальные участники нашего спектакля.

Штыкин не стал вызывать Галину Матвеевну в прокуратуру, а решил поговорить с домработницей в привычной для нее обстановке. Пуля представила сияющую от тайного злорадства физиономию Галины Матвеевны, когда следователь попросит ее рассказать всю правду. Конечно, она постарается воспользоваться моментом, чтобы вывести на чистую воду развратницу и интриганку, окрутившую ее хозяина. Вот тогда-то у Пульхерии и начнутся настоящие неприятности.

– Может, мне ей позвонить и предупредить, что вы скоро приедете? – спросила она у Штыкина.

– Не стоит. Элемент неожиданности поможет добиться желаемого результата за более короткое время.

– И чего же вы собираетесь добиться, если не секрет? – поинтересовалась Пульхерия.

– Истины, моя дорогая, и ничего более. Кстати, если хотите, можете поехать со мной. Разговор обещает быть интересным.

Возле прокуратуры их ждала старая черная «Волга» с мигалкой на крыше. Всю дорогу Штыкин молчал, сосредоточенно думая о чем-то своем. Пульхерию это устраивало. После общения с Никитой она чувствовала себя опустошенной и мечтала только об одном – чтобы Германа не было дома. Судьба сжалилась над ней: дверь им открыла Галина Матвеевна. Катя в детской играла с куклами. Пуля усадила девочку перед телевизором и разрешила смотреть все, что она захочет. Домработница недовольно поморщилась, но говорить ничего не стала, предложила только пройти в гостиную. С притворно учтивым выражением лица она присела на краешек кресла и разгладила на коленях передник с множеством рюшек.

– Уважаемая, Галина Матвеевна, – начал Штыкин, – в связи с убийством Виктории Хромовой мы арестовали Назарова Никиту Антоновича. Пульхерия Афанасьевна утверждает, что она и Александр Николаевич Гранидин уговорили вас не говорить правду о том, с кем она была в ночь убийства Хромовой.