Бумажная клетка - Дягилева Ирина - Страница 12

Пуля решилась. Сейчас или никогда. Она немного помедлила, собираясь с силами, но ее остановил звонок. За дверью стоял Гриша. В первый момент она его не узнала. Левый глаз заплыл, волосы взлохмачены, лицо смертельно бледное, дорогой галстук обмотан вокруг шеи так, словно Гришу пытались им задушить. От него за версту несло спиртным. Увидев брата, он истерически зарыдал и упал к нему на руки. Пульхерия помогла Герману устроить его в комнате для гостей. Бессвязный рассказ Гриши произвел удручающее впечатление.

Сначала они были в консерватории на концерте Вивальди. Нудный Вивальди очень утомил Вику, и она после концерта потащила Гришу в ночной клуб, где решила оттянуться по полной программе. Много выпила, затем раздобыла какие-то таблетки.

– Что за таблетки? – с тревогой спросил Герман.

Гришенька прикинулся оскорбленной невинностью и ответил, что понятия не имеет, какие таблетки можно раздобыть в ночном клубе. Пульхерия сделала вид, будто поверила в сказочку о невинном мальчике, даже не подозревающем, что в ночном клубе можно приобрести какие-то таблетки, с притворным удивлением всплескивала пухлыми руками и с сочувствием кивала бедняге. После клуба поехали на квартиру, в которой теперь жила Вика. В пьяном безумии она вдруг накинулась на него, словно дикая кошка. Сначала пыталась высечь, потом сделала из галстука удавку и водила, как собачку на поводке, затем пыталась придушить, твердя, что при этом он получит неземной кайф. Короче, садомазохистские игры в исполнении Вики Грише пришлись не по вкусу. Он еле от нее вырвался. Свою машину он бросил возле дома Виктории, поймал такси и отправился прямо к брату, так как странное поведение Вики его очень напугало. Но настоящий ужас он испытывал перед реакцией папы. Он даже думать боялся о возвращении в особняк, хотя и обещал отцу прибыть домой не позже полуночи.

– Если папочка узнает, он меня убьет. Герман, поговори с ним, пожалуйста.

Герман гордо расправил свою впалую грудь. Хотя Гришенька временами и донимал его, семейные ценности Гранидиных были для него святыней, и он защищал их, как отважный лев. Позвонив отцу, который еще не ложился и дошел до точки кипения, он сумел придумать убедительную причину, чтобы Гришенька остался и пожил у него несколько дней: скоро зачет по истории права, а у Германа была отличная память на имена и даты, хотя университет он закончил уже давно, все прекрасно помнил. Он обещал отцу подготовить брата к сдаче зачета.

Спать они легли далеко за полночь.

– Какое счастье, что это случилось сейчас, – заметил Герман. – Теперь мы хоть знаем, что она за штучка. А я-то, как последний дурак, мечтал, что они поженятся. Ну как бы там ни было, с Викторией Хромовой покончено раз и навсегда!

– Слава богу! – с облегчением воскликнула Пуля.

Следующие три дня Гриша под чутким руководством старшего брата вяло листал учебники. Убедившись, что его прикрывают, стал относиться к происшедшему как к необычному приключению. Втирая в баклажановую синеву вокруг глаза гепариновую мазь, он с оптимизмом вещал:

– Скажу папочке, что в темноте стукнулся о дверь. Он знает, я его никогда не обманываю.

Пульхерии тогда казалось, что все благополучно завершилось. Но это благополучие было обманчивым.

Через неделю, прогуливаясь по торговому центру, она заметила Гришу и Вику. Парочка сидела за столиком возле кафе и весело о чем-то беседовала. Тотчас на мобильном телефоне Пуля набрала номер Германа. Он не мог поверить, но все же пообещал обязательно что-нибудь предпринять. В тот же вечер Герман рассказал о крупном разговоре с братом. Гришенька признался, что совсем потерял голову от безумной любви к Вике. Она просила у него прощения, говорила, что очень хотела доставить ему неземное блаженство и несколько переусердствовала. «Нельзя же человека наказывать за любовь!» – смущенно улыбался Гриша. Однако Герман, пригрозив рассказать обо всем отцу, заставил брата дать обещание порвать с Викой.

На другой день Герман уехал в Санкт-Петербург на открытие нового салона эксклюзивных моделей автомобилей. Пульхерия осталась у него дома с Катей и Галиной Матвеевной. Надменная домработница так и не изменила своего отношения к ней. Она с молчаливым презрением выслушивала ее просьбы, исполняла их с видимой неохотой, словно была не прислугой, а хозяйкой в доме. Ее присутствие раздражало Пульхерию и действовало на нервы. Герман как-то признался, что и сам терпеть не может Галину Матвеевну, но она необычайно работоспособна, фанатично предана, прекрасно готовит и очень хорошо относится к девочке. Правда, общение с домработницей, имеющей деревенские понятия о городской жизни, не отличающей Интернет от интервью, не способствовало особенному развитию Кати, но то, что девочка будет вовремя и вкусно накормлена, чисто и аккуратно одета, об этом можно было не беспокоиться.

Дом без Германа, где царствовала Галина Матвеевна, был для Пульхерии средой враждебной. На время его отсутствия она хотела вернуться в свою старую квартиру, но этому воспротивилась Катя. Увидев, что Пуля собирает вещи, она расплакалась и стала упрашивать взять ее с собой. Пульхерии пришлось остаться. В довершение ко всему девочка простудилась. Она капризничала, отказывалась от еды и ни на минуту не отпускала от себя Пульхерию. Весь день они собирали пазлы, а вечером Катя попросила почитать книжку, и Пуля с удовольствием взяла с полки книгу о Малыше, Карлсоне и Домомучительнице. Зазвонил телефон. Чета Медведевых приглашала провести вечер с ними, но Пульхерия уже уютно устроилась с книжкой в кресле, ей совсем не хотелось его покидать. Она читала вслух, пока девочка не заснула, после чего, поправив одеяло и выключив свет, вышла из комнаты.

Мобильный телефон зазвонил, когда она, завернувшись в полотенце, вышла из душа. Голос Никиты узнала сразу. Пульхерия не была к этому готова, сердце болезненно сжалось и ухнуло куда-то вниз.

– Пульхерия Афанасьевна, извините за столь поздний звонок.

– Менее официально можно?

– Можно. Я не стал бы тебя беспокоить, если бы не знал, что ты одна. Мне Вика сказала…

Голос разума тут же встрепенулся: «Не будь дурой, не вздумай купиться на это. Ты для него ничего не значишь. Более того, он тебя погубит. Они с Викой сговорились разрушить твою жизнь». Пульхерия приказала этому голосу заткнуться.

– Она тебя не обманула. Герман уехал на несколько дней в Питер.

– Можно я зайду на минутку? Мне очень нужно поговорить с тобой. Кое-что случилось…

– Разумеется. Седьмой этаж. Набери на кодовом замке номер квартиры, я тебе открою. В дверь не звони, она будет не заперта.

Говоря это, Пульхерия понимала, что предает себя, Германа, свою новую жизнь, но тут же стала искать оправдание. Она не собирается с ним ложиться в постель. Что плохого в том, что выслушает его? Никита нуждается в помощи. К тому же она сама просила звонить…

Сбросив полотенце, надела шелковую ночную рубашку цвета черного жемчуга, поверх – темно-синий халат, тоже шелковый, с драконом на спине. Никаких платьев или вечерних туалетов: она готовилась ложиться спать и не собирается переодеваться для кого-то. Конечно же она немного лукавила перед самой собой: это была ее лучшая ночная рубашка и ее лучший халат. Пульхерия взглянула на себя в зеркало.

– Шлюха, – равнодушно вынесла она себе приговор, – самая обыкновенная шлюха, которая собирается обмануть любящего жениха с мужчиной, которому совершенно безразлично, жива ты или умерла.

Подойдя к входной двери, постояла, прислушиваясь. Загудел лифт, и рука машинально потянулась к замку. Гудение прекратилось. Она выглянула в коридор. Пусто. «Совсем рехнулась, старая дура, – разозлилась она на себя, – Назаров должен сначала позвонить в домофон, а уж потом зайти в лифт. Да и консьерж к лифтам без предварительного звонка не пустит».

Пуля стояла и смотрела, не отрываясь, на трубку домофона, но он молчал, зато зазвонил мобильный.

– Я возле подъезда.

Через пять минут он уже входил в квартиру. В руках у него была дорожная сумка.