Стая - Григорьева Ольга - Страница 35

• Предыдущая
• 35/77
• Следующая

— Я рад приветствовать тебя, Орм, сын Эйстейна. Зачем ты пришел в мой скромный дом? — останавливаясь в нескольких шагах от Белоголового, спросил мужчина. Голос у него оказался под стать внешности — сочный, твердый, глубокий.

— Хочу просить у тебя крова и помощи, Сигурд, властитель Хрингарики, и у тебя, прекрасная Тюррни, дочь Клаак-Харальда, конунга Йотланда, сестра Тюрры Спасительницы Дании, хозяйки Датских земель…

По столь витиеватому обращению Гюда поняла — несмотря на внушительный вид Сигурда, его жена Тюррни была куда знатнее и уважаемее своего мужа. На слова Орма она благосклонно кивнула, выпростала из-под расшитого красными и синими крестами передника маленькую белую руку, приглашающим жестом повела ладонью в сторону усадьбы:

— Не будет ли наш дом слишком тесен и беден для такого уважаемого воина, как ты, Орм? Не загрустит ли твое сердце в наших лесных землях?

Похоже, ответ Орм знал заранее. Не медля обернулся лицом к русоволосой девушке, слегка склонил голову:

— Разве может кто-то скучать, если каждый день пред его взором предстает твоя дочь — прекрасноликая Рагнхильд, не уступающая в красе самой Фригг?

Тюррни зарделась — по белым щекам пробежала волна румянца, залила маленькие уши. Однако похвалы дочери было недостаточно — Тюррни покосилась на светловолосого мальчишку.

— Твой сын стал настоящим мужчиной, таким же сильным, как его отец, — догадался Орм.

Теперь обрадовался сам Сигурд. Одной рукой он ласково обхватил сына за плечи, другую протянул к Орму, шагнул вперед, хлопнул ярла по плечу:

— Будь моим гостем хоть всю зиму, Орм! Ты и твои люди дороги нам!

Повел ярла к воротам, на ходу понизил голос:

— Мне сказали — ты видел Хаки Берсерка? Не терпится услышать твой рассказ… Кстати, три дня тому назад ко мне приходил гонец от Хальфдана Черного[124], Хальфдан собирает людей для похода в Согн[125]. Гонец справлялся и о тебе и, кажется, понес дощечку с рунами от Черного в твою усадьбу. Что ты думаешь делать, ярл?

Даже издали Гюда уловила беспокойство в ответе Орма:

— С Черным нельзя ссориться, Сигурд. Никак нельзя…

Кто такой Хальфдан Черный, Гюда узнала от служанки Рагнхильд — маленькой пухлой финки Флоки. По-словенски имя «Флоки» означало «снежинка». Финка и впрямь походила на снежинку — кругленькая, светловолосая, белокожая, с голубыми глазами и очень тихим голосом. Разговаривая, она обычно смотрела куда-то в живот собеседнику, и от ее пристального взгляда становилось неловко. По утрам Флоки вместе с Гюдой ходили через лес на сеттеры — горные пастбища — доить коз. Пастбища находились в лесу, далеко от усадьбы. Приходилось подниматься еще засветло, кое-как неловкими со сна руками заплетать косу, ежась от утренней прохлады, выходить на двор, плескать на лицо ледяной озерной воды, брать приготовленные с вечера глубокие ведра…

— Доброго утречка, — неизменно желала Гюде улыбчивая финка.

— И тебе доброго… — отзывалась Гюда.

Сначала они выходили из усадебных ворот в сопровождении дворового пса Нордри[126], шли лугом, стряхивая холодную росу на босые ноги, потом лесом — в сочных утренних запахах еловой хвои. Затем ели расступались и, постепенно редея, взбирались вверх, в гору. Трава под ногами сменялась вереском, стволы становились выше и тоньше, и ели исчезали, уступая место соснам, а сквозь вереск начинали проглядывать камни. Узкая тропа выводила девок на горное плато, ровное и чистое, сплошь покрытое травой. Несколько пастушьих собак, издали не признав знакомых, срывались с мест и мчались навстречу с громким лаем. Шагах в двадцати, осознав ошибку, псы принимались вовсю вертеть хвостами и ластиться — как-никак молока им тоже перепадало. Поздоровавшись с Торлеем — пастухом из племени квенов, что живет в Свее и в котором главенствуют женщины, девки принимались за работу. Псы подгоняли к дояркам нужных коз, глупые животные мекали, неохотно подставляли распухшее вымя. Надоив полные ведра, Гюда и Флоки садились куда-нибудь в сторонку на камни, отхлебывали молока из кружки Торлея, болтали, любовались поднимающимся над лесом круглым солнечным диском…

Флоки, как и Гюда, была рабыней. Несколько лет она принадлежала Сигурду, однако два года назад Сигурд подарил ее дочери. Рагнхильд оказалась хорошей хозяйкой — не утруждая Флоки излишней работой в поле или уходом за скотиной, она желала от финки лишь одного — восхищения, поклонения и заботы о самой Рагнхильд.

— Она даже волосы расчесывает тремя гребнями, чтоб не порвать ни единого волоска. Сперва чешет большим, с редкими зубьями, потом поменьше — с более частыми, потом — совсем частым. Да еще приглаживает щеткой с жиром, чтоб блестели. А умывается только водой из ручья или коровьим молоком! — смеялась над причудами своей хозяйки Флоки. Финка вообще отличалась веселым и спокойным нравом — не спорила, часто улыбалась и, казалось, вовсе не печалилась о своей рабской доле.

— Как ты попала к Сигурду? — однажды, когда они спускались с пастбища, поинтересовалась Гюда.

Флоки несла в руках два пузатых древесных ведра с молоком, глядела под ноги, стараясь не споткнуться.

— Он напал на усадьбу моего отца, сжег ее. Отца и брата убил, а меня с сестрой и другими родичами увез к себе.

— Прости… — Гюда понимала, как неприятно подруге вспоминать былое. Новость о плененной сестре Флоки вовсе смутила княжну.

— Тогда Сигурд был в большой дружбе с твоим херсиром[127] Ормом. Сестру взял Орм, а меня — Сигурд, — продолжала финка.

— И где теперь твоя сестра?

— Не знаю. Кто говорит — сбежала, кто — умерла. Прошло так много времени, что я стала ее забывать. Да и как упомнить? Когда нас разлучили, мне было около пяти лет, а ей на два года больше. У тебя ведь тоже был брат? Я услышала, когда воины говорили о нем. Это правда, что Харек освободил его и он остался жить у Олава-конунга?

— Правда.

При воспоминании о брате перед глазами Гюды неизменно вставала одна и та же картина — перекошенное злостью детское лицо с чужими, ядовитыми глазами, упирающийся в ее шею меч и темно-желтая соломина, запутавшаяся в светлых волосах Остюга. Тогда княжна даже внимания не обратила на эту соломину, зато теперь постоянно припоминала ее, и пальцы невольно сжимались, словно сожалея, что не вытащили ее из волос брата…

Финка услышала ее вздох, утешила:

— Даты не грусти. Олав из Вестфольда — сильный конунг. Он — сын Гудреда Охотника, его мачеха — Аса, властительница Агдира[128], а его брат — Хальфдан Черный. Но Хальфдан любит воевать, он очень многих согнал с земель и сделал их владения своими, а Олав — мирный конунг. Он во всем помогает брату, но редко воюет. Твоему родичу будет у него хорошо. Спокойно.

Финка остановилась на краю большого скального уступа, поставила на землю ведра, присела, подобрала юбку, осторожно съехала с уступа вниз. Ее голова оказалась у ног Гюды.

— Подай, — указывая на ведра, попросила Флоки. Княжна опустила свои бадейки, подала финке все ведра по очереди. Затем сползла с уступа на животе, отряхнула юбку.

В Альдоге она носила иную одежду — богаче и мягче, но здесь привыкла к грубым тканям. Ей даже стало казаться, что чем грубее вещь, тем лучше она согревает.

Одежду ей пять дней назад принес Орм. Бросил охалку разных юбок и рубах на ее лежанку в рабской избе, фыркнул: «Негоже моей наложнице ходить в драном платье!» Принесенные им вещи оказались добротными, серого и коричневого цвета, по большей части из крапивы, шерсти или льна. Больше других Гюде приглянулась коричневая, с тесьмой по подолу, шерстяная юбка и длинная серая рубашка из льняной ткани. Не ведая — будет у нее иная одежа иль нет, — Гюда старалась беречь эту юбку. Поэтому, запачкавшись, старательно отряхивала ее.

• Предыдущая
• 35/77
• Следующая