Выбери любимый жанр

Ладога - Григорьева Ольга - Страница 42


Изменить размер шрифта:

42

– Чужак! – окликнула его Беляна.

Ведун обернулся, отблески заходящего солнца маленькими кострами отразились в его глазах.

– Чужак, – опять повторила Беляна чувственным голосом.

Как многое может выразить женщина одним коротким словом! Сейчас в слове этом слышалась страстная мольба, животный призыв и нежное обещание, но ведун лишь вежливо склонил седую голову:

– Чего ты хочешь?

– Ты ведь знаешь… Даже слепой смог бы увидеть в моих глазах пламень древнего Уда. А ты делаешь вид, что не замечаешь. Почему? Я недостаточно красива или, может, слишком проста и глупа для сына болотной колдуньи? Или ты презираешь меня? Или тебя вообще не привлекают женщины?

На каждый ее вопрос Чужак отрицательно качал головой, и наконец Беляна не выдержала:

– Объясни же!

– Что? Что твое лицо некрасиво, а твое тело непривлекательно? Но это будет ложью. Ты смела, умна, красива, и твое прошлое не делает тебя хуже, ибо наступившее мгновение сметает то, что было перед ним, и приносит совсем иной, чем прежде, мир. Сказать, что я не люблю тебя? Но это тоже неправда. Я люблю тебя так же, как люблю окружающие меня деревья, и землю, и тех, кого ты называешь нежитью, но такой любви тебе мало, а большей я не могу дать.

– Не можешь – мне? А другой – сможешь?

– Нет. Дело не в тебе. Ты не понимаешь…

– Я прекрасно понимаю! – Беляна сорвалась на крик. – Конечно, дело не во мне! В тебе! Ты мнишь себя лучшим, но ты не способен даже взять предложившую себя женщину! Холодный и бесчувственный, как жаба, ты никого не любишь и никогда не полюбишь!

Она перестала кричать и, закрыв лицо руками, заплакала, причитая:

– Я дура, дура…

Чужак хладнокровно отвернулся от рыдающей девушки, опустил конец посоха в копань и, распугивая водомерок, обвел по воде большой круг. Серебристая рябь побежала к его ногам, задирая вверх тонкие гребешки волн. Теперь я видел только его белые волосы и слышал голос, доносившийся так тихо, как будто ведун делился сокровенным:

– Возможно, ты права и мне не дано познать то уничтожающее разум чувство, которое меж людьми принято именовать любовью, но послушай одну историю. Она вряд ли утешит тебя, но все же… Когда-то здесь жили люди. Они плакали и смеялись, любили и ненавидели, лелеяли мечты и вынашивали планы. У них было много чувств, сжигающих их души. Теперь их нет. Они ушли и унесли с собой свои чувства, и ничто не напомнит случайному прохожему ни о них самих, ни, тем более, о бушевавших в них страстях. Но осталась деревня. Дома, где мохнатые существа, скрываясь по темным углам, ждут своих хозяев. Поля, где до сих пор в порубежной полосе стоят термы, сохранившие запах приносимых в дар Чуру вин. Вот эта сотворенная руками копань, которую населяют уже новые, неведомые ушедшим людям жильцы. И существование всего этого гораздо таинственнее, прекрасней и долговечнее, чем все чувства человеческой души. С годами это очарование затмит все остальное, и случайно наткнувшийся на древнее поселение человек благоговейно вытащит из-под земли глиняный светец или закопченные камни теплины. Глядя на них, наш далекий потомок увидит и печище, и лес, и даже людей, некогда живших здесь. И тогда в его сердце войдет настоящая любовь. Не та, что греет только двоих, а та, что согревает и сохраняет все, даже богов.

– Ты говоришь глупости. – Беляна вытерла глаза, но тон по-прежнему оставался злым и обиженным. – Кого волнуют плошки или сырые подземные жилища? Как можно сравнивать радость, посланную Ладой, с жалкими воспоминаниями?

– Конечно, сравнивать нельзя. Но и то, и другое имеют право на жизнь, а мы имеем право выбора.

Беляна подсела к нему на бревно:

– Я не понимаю, ведун.

Чужак засмеялся. Я впервые услышал в его смехе не равнодушие, а мягкую ласку.

– Тебе и не нужно понимать. Достаточно лишь верить…

– Во что?

– Во все, что хочешь.

– Это глупо.

– Возможно… – Чужаку надоел разговор, и он, замолчав, уставился на воду. Моя прижатая к земле рука начинала потихоньку затекать, и я слегка шевельнулся. На беду под ней оказалась махонькая, но сухая палочка, которая, сломавшись, оглушительно треснула.

– Кто здесь?! – Беляна подскочила, вглядываясь в темноту. Я сжался в комок, поспешно размышляя – а не лучше ли вылезти из своего укрытия да сделать вид, будто я только подошел, но время было упущено, и мне оставалось лишь уповать, что она не надумает разыскивать случайного видока. Чужаку, казалось, все было безразлично, зато Беляна паниковала, теребя его за рукав:

– Это манья…

– И что?

– Неужели ты не боишься ее? Она – убийца.

– Смерть – всего лишь переход к другой жизни. Беляна, покачав головой, отступила от Чужака и, глядя на его согнутую спину, спросила:

– Ты не боишься умереть?

– Не знаю. – Ведун вскинул голову, всмотрелся в затухающее небо. – Манья причинила мне много боли, наузы посланных за мной людей отняли много сил, но никого из них я не боялся. Наверное, нельзя бояться тех, кого любишь.

– Может, ты и Гореловских оборотней любил? – В голосе девушки зазвучала насмешка. – Так же, как меня?

– Они желали моей крови, ты желаешь моей души – кто же милосердней?

– Сумасшедший. Ты сумасшедший! – Беляна попятилась от ведуна, а потом, быстро отвернувшись, побежала в мою сторону. Таиться было бесполезно, и я выскочил ей навстречу. Отшатнувшись, словно от блазня, Беляна охнула, и я успел заметить на ее щеках мокрые дорожки.

– Он там, – даже не спрашивая, кого я ищу, бросила она и, смирив шаг, прошла мимо. Я сделал вид, будто направился к ведуну, однако, подождав, пока голова девушки скроется в землянке, присел на прежнее место.

Не по себе мне было. После всего услышанного, Чужак не стал ближе или понятнее, наоборот, отдалился невыразимо. Теперь я и впрямь начал сомневаться, что его отец был человеком. Почему-то стало страшно сидеть в ночной темноте, глядя на его неподвижный силуэт, и размышлять над недоступными пониманию словами. Захотелось в тепло, к друзьям, где разговоры проще, смех веселее, а люди не только действуют, но и думают по-людски. Осторожно, боясь обратить на себя внимание ведуна, я пополз к жилищу. Едва приблизился к пахнущей дымом дыре, как из влазни высунулась хитрая физиономия Лиса, и, точно мать, зовущая домой заигравшегося с приятелями сына, широко открывая рот, он завопил:

– Бегу-у-ун! Чужа-а-ак!

– Здесь я. Не ори! – отозвался я, но, ничуть не понизив голоса, он продолжил:

– Славен зовет!

Чужак лениво поднялся, плавно, будто не касаясь земли, заскользил на его зов. Я поспешно вполз в теплое жилище. Спустя пару мгновений появился и ведун.

Для человека, совсем недавно чуть не умершего, он двигался слишком быстро.

«Хватит! – оборвал я сам себя. – А то такого надумаю, что и дышать боязно станет».

Славен дождался, пока Чужак сядет, и, пристально вглядываясь в его лицо, спросил:

– Послушай, ведун, – впервые он осмелился признать в Чужаке вещий дар, – хватит уж таиться от нас! Коли грозит тебе что-то – скажи…

У меня в ожидании ответа сердце замерло и дыхание приостановилось, но Чужак молчал. Просто смотрел на Славена спокойными, ничего не выражающими глазами и молчал. Напряженная тишина нависла над головами, грозя лопнуть, как чрезмерно переполненный вином бычий пузырь. Славен, растерявшись, уже менее уверенно повторил:

– Ты должен рассказать нам, если тебе что-либо грозит.

– Ты что – не слышишь?! – резко спросила Беляка. Воистину униженная женщина способна на дерзкие поступки!

– Слышу. – Чужак изволил открыть рот. – Мне нечего вам сказать.

– Как нечего? Кто затащил тебя сюда? Почему?

– Послушай ты, Славен, – Чужак откинул со лба белую прядь. Радужные ободки вокруг его зрачков стали совсем незаметными, и глаза казались обыкновенными, лишь немного скошенными к вискам. – Иногда чем меньше знаешь, тем спокойнее. Особенно, если это знание ничего не меняет. Мне нечего рассказывать о себе, но есть, что рассказать о всех вас.

42
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Григорьева Ольга - Ладога Ладога
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело