Ради нашей любви - Григ Кристин - Страница 30
- Предыдущая
- 30/31
- Следующая
Но к чему обманывать себя? Она несправедлива к Курту. Вилли любит его не за подарки, а потому, что чувствует в нем ответную любовь. Курт – прекрасный отец: у него всегда находится время для сына, он не стесняется проявлять нежность и ласку, но, когда нужно, умеет быть и строгим. Отец, о котором всякий маленький мальчик может только мечтать.
А она? Увы, она медленно, но верно превращается в дурную мать.
Она разучилась улыбаться в ответ на улыбку сына. Ей тяжело участвовать в его играх. Хуже всего – она постоянно плачет. Не на глазах у Вилли, нет – такого она никогда себе не позволит! Но каждую ночь в своей одинокой спальне она засыпает и просыпается в слезах…
– Фрау Рудольштадт! Лоретея повернулась к двери.
– Да, Фрида?
– Я хотела узнать, что вы предпочитаете на ужин – цыпленка или рыбу?
В последнее время Фрида часто приходила к хозяйке с такими вот мелкими вопросами по хозяйству. Лорелея подозревала, что это неспроста: экономка видит, что с ней что-то неладно, что она постоянно уныла и погружена в себя, и пытается ее «растормошить».
– Так как же, фрау…
– Рыбу, – с усилием ответила Лорелея. – Если вам не трудно.
– А как насчет гарнира? Я купила…
– Решайте сами.
– Как пожелаете, – со вздохом ответила Фрида и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Лорелея тяжело поднялась с дивана и подошла к окну, выходящему во двор.
Даже соседка Анна чувствует, что с ней что-то не так. В последнее время она снова начала приглашать Лорелею на чашечку кофе. Раз или два Лорелея принимала приглашения, надеясь, что болтовня с соседкой ее развеселит, – зря надеялась.
Днем она бродила по дому как привидение, презирая себя за слабость. А ночью напрягала слух, ловя шаги мужа в коридоре, – и за это презирала себя еще сильнее.
Сколько можно надеяться на чудо?
Муж не попытался овладеть ею силой, как угрожал. Напрасно она в гневе называла его чудовищем. Он всего лишь человек, уязвимый, как все люди, а она, сама того не желая, разбередила его старые раны.
Она причинила ему невыносимую боль, и он, охваченный слепой яростью, нанес ответный удар. Разумеется, отвратительные угрозы Курта были несерьезны. Ей следовало бы понять, что он не понимает, что говорит.
Нет, Курт никогда не станет навязывать себя женщине силой. В глубине души она понимала это с самого начала. И все же по ночам, задыхаясь от слез в своей одинокой постели, не могла не мечтать о том, как он войдет, откинет одеяло, скрывающее ее прелести, как она потянется ему навстречу, как он нежно коснется ее и прошепчет слова, которые она так жаждет услышать…
Лорелея сглотнула подступившие к горлу слезы. Этого не будет. Она жестоко оскорбила своего мужа, и он никогда ей этого не простит. И она – разве она может его простить? После всего, что он сделал, после того, как втоптал ее чувства в грязь! Нет, ни за что! Она его ненавидит – и будет ненавидеть до конца жизни! Порыв холодного ветра пронесся по оголенным ветвям деревьев во дворе. Лорелея уронила голову на руки и зарыдала.
По-своему страдал и Курт. Но все-таки теперь, по зрелом размышлении, успокоился. Гнев его иссяк. Что толку злиться? В конце концов, он остался в выигрыше – получил сына. И не скажешь, что потерял жену, – ведь жены у него, по сути дела, и не было.
Сейчас, находясь в своем офисе, Курт отодвинул кресло и подошел к окну. Никогда прежде он не обращал внимания на капризы погоды, но в этом году унылый осенний пейзаж наводил на него непривычную тоску. Постояв немного у окна, он вернулся к столу, не садясь еще раз просмотрел последнюю страницу документа, поднял ручку и аккуратно поставил на положенном месте, в нижнем углу, свою подпись.
Дело сделано. «Дамское изящество» принадлежит Лорелее.
Это следовало сделать еще несколько недель назад, но… сначала авария, потом… Потом он был ослеплен яростью и не мог рассуждать здраво.
Курт сел в кресло и решительно нажал на кнопку переговорного устройства.
– Катлина! Черт побери, Катлина, вы меня слышите?
– Вас весь город слышит, и даже без интеркома, – послышался совсем рядом укоризненный голос секретарши.
Курт вздернул голову. Катлина стояла в дверях: ручка в одной руке, блокнот в другой – настоящее воплощение деловитости и профессионализма. Он поморщился, но решил пропустить ее замечание мимо ушей.
– Я ухожу. – Курт поднялся из-за стола. – Все адресованные мне деловые звонки, если они еще будут сегодня, перенесите на завтра.
– Понимаю.
Молча, с бесстрастным лицом Катлина проводила босса глазами. Она не понимала, что происходит с Куртом Рудольштадтом. Очевидно, он несчастен – но почему? У него красавица жена, сын, который его обожает… Непостижимо. Порой Катлине хотелось хорошенько встряхнуть своего шефа, но есть вольности, которых ни одна секретарша не может себе позволить.
Вздохнув, она подошла к его столу, чтобы навести на нем порядок, и заметила только что подписанный документ…
– Герр Рудольштадт! Герр Рудольштадт! – Курт обернулся – секретарша бежала за ним. – Вы забыли вот это.
– А, спасибо. Хорошо, что вы заметили.
– Вы щедрый человек, герр Рудольштадт. Жаль только, счастья деньгами и дорогими подарками не купишь.
Лицо Курта побагровело.
– Что вы сказали?
– Можете меня уволить, – гордо выпрямившись, отчеканила Катлина. – Разумеется, во что вы превращаете свою жизнь – не мое дело.
– Вот именно, – холодно ответил он. – Не ваше. Следите за своим языком, Катлина. Вы можете зайти слишком далеко.
– Сын вас боготворит. Жена – обожает. А вы бродите по офису мрачный, словно грозовая туча, и отпугиваете клиентов своей зверской физиономией!
– Что за чушь! Я знаю, что сын меня любит, нет нужды мне об этом напоминать!
– И ваша жена тоже.
– Хватит. Собирайте вещи. Вы уволены.
– Можете меня уволить, но от этого правда не станет ложью.
– Черт побери! – взревел Курт, со всей силы ударив кулаком в стену. – Вы-то что знаете о моей жене и о том, как она ко мне относится?
– Когда вы пострадали в аварии, она дневала и ночевала в больнице. Не отходила от вашей постели. Если бы, не дай Бог, вы умерли, то она бы, думаю, не надолго вас пережила.
– Вы сами не понимаете, что за чушь несете!
– Вот как? – Катлина грустно улыбнулась. – Gute Nacht, герр Рудольштадт. Пойду собирать вещи.
– Да бросьте! – проворчал Курт. – Никто вас не увольняет. Просто впредь держите язык на привязи и верьте мне, когда я говорю, что вы не все на свете знаете.
– Доверие, repp Рудольштадт, просто так не дается. Его надо заслужить.
– Так, теперь вы начали потчевать меня добрыми советами! Что же замолчали? Договаривайте до конца!
– Вы тоже не все на свете знаете, герр Рудольштадт. Особенно когда речь идет о чувствах женщины.
Курт уже открыл рот, чтобы ответить, но предпочел промолчать, В таком споре ему никогда не выиграть. Обсуждать чувства – еще чего не хватало! Он мужчина, его интересуют только факты.
А факты просты. Его брак – жалкая комедия: он терпеть не может жену, а жена, Бог свидетель, отвечает ему не более нежными чувствами…
Курт купил для Вилли большого плюшевого – нет, не мишку – медведя. Сын пришел от него в восторг. Он играл с новым «другом» весь вечер, а ложась спать, настоял на том, чтобы взять его к себе в постель.
– Папа, большое-пребольшое тебе спасибо!
– Не за что, милый. – Курт склонился над детской кроваткой и поцеловал сына в лоб. – Спокойной ночи, сынок!
– Пап, а почему мама по ночам плачет?
– Что? Откуда ты знаешь?
– Слышал несколько раз. Поздно-поздно ночью. Она плачет совсем тихо, но я все равно слышу.
Курт сглотнул.
– А почему ты решил, что это мама? Может быть, это ветер выл или кошка за окном мяукала.
– Вот и мама, когда я ее спросил, тоже сказала, что и не думала плакать. Но я знаю, это она. – Поколебавшись, Вилли добавил: – Папа, помнишь, я спрашивал, почему вы с мамой не спите в одной кровати? А ты сказал, что мужья и жены не всегда так делают?
- Предыдущая
- 30/31
- Следующая
