Ради нашей любви - Григ Кристин - Страница 23

• Предыдущая
• 23/31
• Следующая

– Я уже целую вечность провел в этой палате! Говорю вам, я тут больше ни дня не останусь!

Он откинулся на подушки и гневно взглянул на небольшую толпу, собравшуюся в изножье его кровати. Ортопед, лечивший сломанную руку, невропатолог, консультировавший его по поводу сотрясения мозга, дежурная медсестра – все стояли, скрестив руки, и смотрели на него крайне неодобрительно.

Здесь же были и личный врач Курта, и его жена. Личный врач явно наслаждался ситуацией. Что до жены – Бог ее знает. Женщины умеют скрывать свои чувства.

– Герр Рудольштадт, не думаю, что стоит говорить о вечности, – сурово заметила медсестра. – Вы в больнице всего три дня.

– А сами вы когда-нибудь здесь лечились?

– Э-э… вообще-то нет, но больница у нас первоклассная, и…

– И это больница. Место для больных. – Курт выпрямился. – Как по-вашему, я похож на больного?

– Но ваша рука… – начал ортопед.

– Я сломал руку, – прервал его Курт. – Вы наложили гипс. Можете сделать что-то еще?

Ортопед почесал ухо.

– Ну… пожалуй, нет.

– Ваша очередь. – Курт повернулся к невропатологу. – Или вам нечего сказать?

– Вы перенесли сотрясение мозга, и очень тяжелое… – без особой уверенности в голосе начал тот.

– Я могу двигаться на собственных ногах, говорить и легко прохожу все ваши проверки. На одной ноге я простоял так долго, что чуть не вообразил себя журавлем, и пальцем в кончик носа попадаю безошибочно. Если желаете, могу продемонстрировать.

– Нет-нет, не нужно, – смущенно улыбнулся доктор.

– Значит, договорились. Я выписываюсь.

– Но…

– Выбирайте. Либо вы меня выписываете, либо я ухожу, не спрашивая вашего разрешения.

Личный врач Курта вздохнул и сделал шаг вперед.

– В самом деле, господа, отпустите-ка его домой. Мы с фрау Рудольштадт уже все обсудили. Мы за ним присмотрим.

Курт покосился на Лорелею, но лицо ее по-прежнему оставалось бесстрастным. Как и все эти три дня. С того самого утра, когда, очнувшись от сна, он услышал ее нежный голос, увидел улыбку на заплаканном лице, ощутил на своей обнаженной груди теплую влагу ее слез…

Но, быть может, и это был лишь сон?

Курт кашлянул.

– Лорелея?

Он знал – лицо его не выдаст. Годы самоконтроля научили его идеально владеть своей мимикой. Он смотрел на жену бесстрастно, словно на делового партнера, с которым заключает сделку.

Так же, много-много лет назад, смотрел он на свою мать, когда она объявила, что отправляется на поиски счастья в Италию, а его с собой не берет. Пусть пока поживет у ее подруги. Курту было двенадцать лет. Он хорошо помнил, как страшился, что беспутная мать догадается о его ужасе и отчаянии.

На щеке его задергался мускул.

Прошло двадцать два года. Возможно, теперь он лучше владеет собой, но в том, что касается чувств, так ничему и не научился.

– Лорелея? – повторил он. – Надеюсь, инвалид в доме тебя не стеснит?

Лорелея закусила губу. Как хотелось ей обнять Курта и воскликнуть, что все эти три дня она только об этом и молилась, что ее единственное желание – чтобы он поскорее оказался дома, с ней…

Но Курт смотрел на нее так, словно просматривал биржевые сводки. Именно так вел он себя все эти три дня – вежливо, но холодно и отстраненно. Те горько-счастливые минуты, когда она рыдала в его объятиях, а он прижимал ее к себе и шептал ее имя, казалось, отодвинулись на тысячу лет. Какой же она была дурой, когда вообразила, что это что-то значило! Естественная реакция человека, побывавшего на краю смерти. Ничего более.

– Лорелея? – повторил он в третий раз. – Ты не возражаешь против моего присутствия?

– Нет, вовсе нет, – вежливо ответила она. Курт кивнул.

– Вот и прекрасно.

– Прекрасно, – повторила она, сверхъестественным усилием воли скрывая свои чувства. Сердце ее переполняла радость, оттого что муж возвращается домой, однако Лорелея слишком ясно видела, что сам он этой радости не разделяет…

Домой возвращались на лимузине Курта. Автомобиль медленно двигался по залитым солнцем улицам утренней Вены. Слишком медленно. Курт наклонился вперед, к шоферу.

– Я не стеклянный, не разобьюсь, – нетерпеливо заметил он. – Прибавь-ка скорость.

Шофер кивнул и нажал на газ. Курт откинулся на спинку сиденья и погрузился в мрачное молчание, которому Лорелея совершенно не удивлялась.

На несколько недель ее муж превратился в инвалида. Ему нельзя работать. Нельзя напрягать зрение. Строго-настрого запрещено волноваться. А Лорелея должна следить за тем, чтобы он выполнял все эти врачебные предписания.

Правда, шансов на успех ее задачи нет никаких. Курт попросту не создан для роли больного. Особенно если вспомнить, что из-за аварии ему предстоит провести несколько недель запертым в собственной квартире… с ней.

То утро, когда он прижимал ее к себе, ничего не значит. Совсем ничего. Просто он нуждался в поддержке, а ей посчастливилось оказаться рядом.

И все же она – его жена, а значит, отвечает за его выздоровление. Поэтому она подготовила все, чтобы обеспечить ему удобство и покой.

Катлина будет звонить дважды в день и сообщать, как идут дела в офисе. Курт, конечно, требовал ежечасных докладов, но Лорелея и Катлина сообща решили, что два раза в день больше чем достаточно.

Фрида получила внеочередной отпуск. Никакого рева пылесоса, никакого грохота кастрюль на кухне, никаких арий из любимых оперетт. В квартире должно быть тихо.

Уильям недельку погостит у прабабушки. Она уже давно звала его к себе в Инсбрук. Лорелея улыбнулась, вспомнив, как они обожают друг друга. Уильяму не терпелось отправиться в гости к графине, однако после аварии он готов был отложить поездку.

– Не хочу уезжать от Курта! – твердил он. Курт разрешил проблему, поговорив с пасынком по телефону.

– Ты же не хочешь огорчать бабушку, верно? Она уже несколько недель тебя ждет. А когда ты вернешься, я уже совсем поправлюсь.

И Уильям согласился, но с одним условием – он дождется возвращения отчима:

– Хорошо, что Курт выздоровел! – твердил он, и сияние его глаз лучше всяких слов выражало то, как он обожает отца…

Лорелея бросила быстрый взгляд на Курта. Он сидел, отодвинувшись к самой дверце машины, и бесстрастно смотрел перед собой.

Пусть к ней ее муж равнодушен, но сына он любит, хотя и не знает, что это его сын. Долгие часы в больнице, ожидая, пока Курт придет в себя, Лорелея нещадно казнила себя за ложь, из-за которой отец и сын могли навсегда потерять друг друга, так и не узнав о своем родстве. Но что же теперь делать? Она слишком далеко зашла в своей лжи – обратной дороги нет. Признаться? Нет, слишком опасно. Кто знает, как воспримет это Курт? Чем ответит? Он очень богат, влиятелен… и способен на безжалостную месть. Она может потерять сына. Как уже теряет мужа.

Глаза Лорелеи затуманились, и она поспешно отвернулась к окну. Лимузин подъехал к дому. Шофер поспешил выйти, но Курт, не дожидаясь его, открыл дверь здоровой рукой и, чертыхнувшись сквозь зубы, неловко вылез из машины.

– Курт! Курт, ты вернулся!

Уильям с радостным воплем бросился ему в объятия.

– Уильям, осторожнее! Его рука… Лорелея закусила губу и умолкла. Мужчина и мальчик крепко обнялись. Глазенки Уильяма сияли радостью и любовью, Курт улыбался в ответ, но Лорелея заметила в его глазах слезы.

– Здравствуй, Вилли. Скучал без меня?

– Уж-жасно! – энергично закивал мальчуган. – Мама говорила, что с тобой все в порядке, но я за тебя боялся. Знаешь, мне даже во сне снилось, как ты вылетаешь из машины.

– Понимаю, – серьезно ответил Курт.

– Правда, ты звонил каждый день. Но я все равно волновался – ведь если ты в больнице, значит, с тобой что-то не в порядке, правда?

Вместо ответа Курт обнял мальчика здоровой рукой и крепко прижал к себе. Лорелея до боли прикусила губу, чтобы сдержать слезы.

Что же ей делать? Как открыть правду и не навлечь беду на себя и на сына?

Часом позже, проводив Уильяма к бабушке, Курт вышел на балкон, опустился в шезлонг и закрыл глаза.

• Предыдущая
• 23/31
• Следующая