РАМ-РАМ - Костин Сергей - Страница 77

Тогда с Машей и Барат Сыркаром мы пилили по шоссе Джайпур-Агра часов шесть. На поезде это расстояние мы покрыли за три с половиной.

Моя главная причина для беспокойства была снята уже где-то на середине пути. Хотя, когда у меня в кармане зашевелился мой серебристый, израильский, Сименс, я не был уверен, кто именно это звонит. Чтобы не кричать в купе, я вышел в коридор и закрыл дверь.

— Юра! — Это была Маша. — Я на месте.

Я облегченно вздохнул.

— Ну, замечательно!

— Вилла большая, просторная, во дворе гамак в тени. Просто рай!

— Я рад!

Я почему-то не знал теперь, как мне с Машей разговаривать. Она это почувствовала или, может быть, сейчас, когда визуальный контакт был заменен на поток электричества в эфире, характер наших отношений перестал быть понятен и для нее.

— Ты когда приедешь? — спросила она.

— Наверное, завтра.

— Сегодня не получится?

— Вряд ли. Скорее всего, завтра.

— Ты позвони мне сразу, чтобы я не волновалась.

Сразу после чего, интересно?

— Конечно! — впустую пообещал я.

Ее этот ответ удовлетворил.

— Если что, я, наверное, все равно долго не лягу спать. Сейчас хочу прилечь, так что потом не засну.

Если что? Если я, несмотря ни на что, приеду сегодня?

— В гамаке?

— Что?

— В гамаке ляжешь?

— А, не знаю! Хотя это идея!

Маша помолчала, молчал и я. Это был странный разговор. Я почему-то вспомнил свой сон.

— Ну, ладно, take care! — сказала Маша.

Я сразу понял, почему последние слова она произнесла по-английски. Сказать по-русски «береги себя» было бы, если бы нас кто-то подслушивал, странным. А по-английски это значит ровно то же самое, только это — обычная фраза при расставании.

— Которая из двух? — полюбопытствовал, отгибая газетный лист, Кудинов. — Или из трех, четырех, пяти — не знаю!

— Это была Маша. С ней все в порядке!

Кудинов внова уткнулся в газету.

— Приедем, сразу зайдем в интернет-кафе!

Я понял, что он имеет в виду: нужно было срочно сообщить Эсквайру о предложении Деби.

Мы оставили вещи в камере хранения на вокзале. Интернет-кафе, как и везде в центре индийских городов, нашлось в двух шагах. В моем македонском почтовом ящике новых сообщений не было. Я с благодарностью вспомнил благородных лесных разбойников — наладонник с программой для криптования снова лежал в кармашке моей брезентовой сумки через плечо. Послать сообщение для Эсквайра заняло минут двадцать. Надеюсь, это не было пустой тратой времени.

Чтобы исключить слежку, мы с Лешкой разделились. Он на «тук-туке» укатил к роскошному индуистскому храму из белого мрамора, который подарил этому, в сущности, преимущественно мусульманско-сикхскому городу промышленник-миллиардер Бирла. Там Кудинов проверится и наймет для дальнейшего передвижения кого-нибудь другого. А я взял велорикшу и приказал доставить себя к Городскому дворцу. Мы договорились, что Лешка в соломенной шляпе и темных очках, с фотоаппаратом на плече и с путеводителем в руке — таков, по нашему мнению, был типовой портрет западного туриста — подстрахует меня с улицы.

Лешка посмотрел на часы. Он купил себе такой же пластмассовый Ка-сио, какой подарил мне, а я, в свою очередь, — правда, без формального подтверждения о своем намерении — одному из народных мстителей.

— Четыре семнадцать мне кажется хорошим временем для начала операции, — сказал на прощание Кудинов. Он обожал такие вещи.

— Конечно! — согласился я. — Главное — легко запомнить! Квадрат от двойки, а потом квадрат квадрата плюс единица.

К Городскому дворцу меня доставили в пятнадцать пятьдесят пять. Заходить внутрь я не стал. Дождавшись, пока мой рикша, довольный чаевыми, весело закрутил педалями дальше, я прошел по паре узких проходов. Не сумел увернуться от продавца открыток и, чтобы отвязаться, купил у него какой-то набор. Потом обогнул Дворец ветров и оказался напротив ювелирной лавки почтенного коточеловека Баба. Вон его вывеска — на втором этаже розового дома среди, куда ни посмотришь, зданий того же цвета. Джайпур, розовый город, столица магарадж Раджастана, сказочный сон Индии! Почему-то я не ощущал себя в центре сказки. А вот остаток недавнего сна до сих пор сидел у меня где-то в затылке.

Четыре пятнадцать. Я с удовлетворением увидел Кудинова. Он сидел на плетеном стульчике в дверях лавки под магазинчиком ювелира, пил с хозяином масала-ти и перебирал деревянные изваяния каких-то, на наш христианский взгляд, демонов. Хозяин — худой, с морщинистым лицом, в рубашке с закатанными рукавами — сделал робкую попытку затащить и меня в свою паутину, но я решительно прошел мимо. Кудинов едва поднял на меня глаза.

По лестнице бросился навстречу замешкавшийся мальчик-зазывала. Я узнал его — с большими взрослыми зубами на улыбающемся детском лице. Видимо, и мальчик меня узнал, так как он немедля развернулся и бодро припустил вверх по ступенькам, призывно оглядываясь. Он довел меня до двери ювелирной лавки и широким жестом распахнул ее.

Из-за стойки, сладко улыбаясь и придерживая спавшего у него на коленях серого кота, вставал честнейший ювелирных дел мастер по имени Баба. Даже если это и он направил по нашим следам убийц, удивления по поводу того, что я все еще на этом свете, он не проявил никакого.

— А вы точны! — приветствовал он меня, протягивая пухлую руку. — Приятно иметь дело с такими людьми. Масала-ти?

— Спасибо, нет! Мне бы хотелось поскорее покончить с делами.

— Дела! Что такое дела? За делами не надо забывать жить! — наставительно произнес этот последователь восточной ветви гедонизма, отсылая мальчика на улицу.

— А где же ваша восхитительная супруга?

— Ей пришлось вернуться домой, — соврал я. — Этот климат ей не подходит.

Если убрать нас все же пытался он, пусть думает, что Маша уже далеко.

— Как жаль! Как жаль! Бедняжка! А я хотел предложить ей браслет к тому кольцу. Она же носит его?

Что он привязался к кольцу? Я вдруг замер. Мог в нем быть маячок, который наводил на нас его подельников? Да нет, глупость! Это были три переплетенные полоски разноцветного золота с разными камнями. Спрятать туда что-то было невозможно.

— Конечно, ей это кольцо очень нравится, — сказал я. — А мне вы ничего не хотите предложить?

Спустив кота на витрину, Баба уже зашел за прилавок. Он нагнулся и достал из-под прилавка растрепанную толстую папку с копиями могольских миниатюр. Ее-то я, помнится, и листал в прошлый приход.

— Вам тогда понравилась вот эта.

Сикх выложил передо мной миниатюру. Я вспомнил: ночное небо, слон и раджа с наложницей на коленях. Только теперь картинка была вложена в рамку из паспарту с петелькой сверху, чтобы ее можно было повесить на стенку.

— Вот я вам ее уже приготовил, — промурлыкал ювелир.

Я почесал кота за ухом. Тот с готовностью подпружинил шею и изогнул спину, мурлыча в тон хозяину.

— Это все, что вы мне приготовили? — уточнил я.

— А вы?

Я молча выложил перехваченный резинкой толстый конверт, переданный мне Кудиновым.

— Одну минуточку!

Сладко улыбаясь, сикх легко смахнул конверт с витрины и, слегка вихляя бедрами, скрылся за дверью в глубине лавки. Точно, «голубой»! Кот зацепил мою руку когтями — впрочем, достаточно деликатно, — чтобы я не переставал его чесать. Увидев, что я снова принялся за дело, он развалился на стеклянной витрине и подставил мне брюшко. Сначала хозяин оставил меня без присмотра в ювелирной лавке, а теперь кот подставил мне самые незащищенные части своего тела! Я становился своим!

— Вы уже подружились! — с удовлетворением констатировал возвращающийся сикх.

В руках у него была моя пачка приятных на ощупь зеленых бумажек, похоже, слегка похудевшая. Ювелир положил ее в другой конверт, заклеил его и шариковой ручкой изобразил на месте склейки какую-то закорючку.

— Теперь их можно больше не пересчитывать, — сказал он, возвращая мне пачку.