Привилегированное дитя - Грегори Филиппа - Страница 3

• Предыдущая
• 3/139
• Следующая

Однажды жарким летним днем к нам приехал доктор Пирс, он вошел в гостиную следом за Страйдом. Мне в тот год было десять лет. Я сидела у окна, листая партитуры песен Ричарда, он сам лениво наигрывал гаммы на фортепиано, мама шила.

— Простите мне это вторжение, леди Лейси, — стараясь перевести дыхание, торопливо заговорил доктор Пирс. — Но в Экре творится что-то невообразимое. У них забирают детей.

— Что? — непонимающе переспросила мама, невольно бросив испуганный взгляд в окно. Это слово «забирают», что бы оно ни значило, мгновенно испугало и меня.

— Там приходский надзиратель из Чичестера, — попытался объяснить священник, снимая и вновь надевая перчатки. Он даже не замечал, что делает. — У него есть приказ от какого-то владельца мануфактур на севере. Им требуются для работы дети из неимущих семей.

Мама кивнула, машинально наблюдая за возней с перчатками.

— Но это натуральная продажа в рабство! — воскликнул доктор Пирс. — Они даже не спрашивают у людей согласия. Леди Лейси! Они могут забрать любого ребенка. Ни одна семья в Экре не имеет работы. А эти приехали в громадной повозке и отбирают самых здоровых и крупных ребятишек. Когда я был там, они забрали уже троих.

Я взглянула на маму. Она стояла выпрямившись, слегка опираясь на стул, а ее лицо отсвечивало желтым в вечернем сумраке дня.

— Зачем вы приехали ко мне? — тихо спросила она.

— Я подумал, — и он опять скомкал перчатки в одной руке, — я подумал, что вы, должно быть, знаете, как поступить. И что вы могли бы остановить их.

Мама медленным безвольным жестом обвела пустую гостиную, покосившийся стол, старое разбитое фортепиано, одинокий коврик у камина.

— Я — просто женщина, не имеющая ни власти, ни влияния, — медленно проговорила она.

— Но ведь вы вдова сквайра! — воскликнул доктор Пирс.

— А вы — священник! — горько заметила она. — И ни один из нас не в состоянии остановить того, что происходит.

— А ваш отец? Лорд Хаверинг?

— Он считает, что там живут одни преступники, и не шевельнет пальцем, даже если их всех сотрут с лица земли, — махнула она рукой. — Кроме того, он верит в эти новые фабрики. Он даже вложил в них деньги.

Доктор Пирс без приглашения опустился на стул и стал скатывать перчатки в тугой комок.

— Значит, мы ничего не можем сделать? — беспомощно переспросил он.

— У меня нет возможности остановить их, — мама тоже села и взяла в руки шитье. — Все это делается законно?

— С точки зрения юридической — да, но морально ли это?

— Тогда я ничем не в состоянии помочь им, — продолжала тихо мама. — Может быть, вам следует настоять, чтобы родителям сообщили адреса детей, и они могли бы забрать их, если времена улучшатся.

— Если времена улучшатся… — как эхо отозвался доктор Пирс и поднялся на ноги.

Мама сидела не поднимая головы, и я чувствовала, что на глазах у нее появились слезы.

Видимо, доктор Пирс тоже почувствовал ее волнение, потому что он низко склонился в поклоне, будто перед королевой.

— Я зайду к вам на днях, — сказал он. — Положение в деревне очень тяжелое, но я постараюсь сделать что в моих силах.

— А они прислушаются к вашим советам? — спросила мама.

Впервые за этот день доктор Пирс улыбнулся своей слабой, беспомощной улыбкой.

— Сомневаюсь, — усмехнулся он. — Во всяком случае, прежде они этого не делали. Но я должен выполнить свой долг.

Сделать он мог очень мало. Самые сметливые из взрослых попрятали своих детей, как только телега показалась в конце улицы. Таким образом, приходским чиновникам удалось увезти только шестерых ребят. Они объявили потрясенным родителям, что дети будут работать на больших мельницах где-то на севере, там они получат надлежащее религиозное и ремесленное образование и позднее смогут даже помогать своим родителям. Экр выслушал эти обещания в скорбном молчании, и дети уехали.

Каждое воскресенье моя бабушка возила нас в своем экипаже в чичестерский кафедральный собор на службу. Мама теперь не хотела, чтобы мы появлялись в нашей деревенской церкви, но доктор Пирс написал ей успокаивающее письмо и заверил, что в деревне все совсем как прежде и мы будем в полной безопасности.

Но я заметила, что все обстоит совсем не так, как прежде.

Дети, которые раньше приходили к нашим воротам поглазеть на домик, больше не появлялись. Девочки, приседавшие перед нами, когда мы проходили в церкви к нашей скамье, сидели неподвижно, не поднимая глаз. И каждый ребенок научился стремглав убегать в заросли вереска на общинной земле и прятаться там при виде незнакомой коляски, сворачивающей в деревню.

Но в Экре все действительно было спокойно и тихо, словно из нее увезли не шестерых детей, а саму жизнь.

Лето в том году стояло очень жаркое, жаркое и безветренное. Мама страдала от головных болей и не позволяла нам гулять за пределами нашего поместья. Однажды я спросила ее, уже не в первый раз, почему мы такие бедные, почему эти люди сожгли Холл и почему она — самая главная в нашем маленьком мирке — не может ничего сделать там, за порогом нашего дома. В ответ на это ее лицо, тоже уже не в первый раз, приняло мрачное выражение, которого мы с Ричардом привыкли бояться, и она тихо сказала:

— Не сейчас, дорогая. Я объясню тебе все, когда ты станешь постарше.

Такой ответ вполне удовлетворил нас с Ричардом, ибо двигало нами лишь ленивое любопытство детей. На протяжении всей нашей жизни мы видели Холл стоящим в развалинах, а землю — невозделанной, и мы даже представить себе не могли, что когда-то все было иначе. Предоставленные в то изнурительное лето самим себе, мы без конца бродили по парку, играли, мечтали, болтали.

— Я хотел бы носить фамилию Лейси, — сказал мне однажды Ричард, когда мы, растянувшись в траве, лениво разглядывали бледное небо над нами.

— Почему? — спросила я так же лениво, как он. Между моими большими пальцами была зажата узкая травинка, и я все дула в нее и дула, пытаясь извлечь мелодичный свист.

— Чтобы быть Лейси из Вайдекра, — объяснил он. — Чтобы меня все знали. И чтобы никто не мог соревноваться со мной в богатстве и могуществе.

Я бросила свое бесполезное занятие и, перевернувшись на живот, подвинулась к нему.

— Когда мы поженимся, ты можешь взять мое имя, — предложила я. — И станешь Лейси, если захочешь.

— Хорошо, — польщенно согласился Ричард. — И мы отстроим заново Холл и устроим тут все, как было раньше. И я стану сквайром, как хотела моя мама.

Я беспрекословно кивнула.

— Давай по дороге домой зайдем в Холл, — сказала я, и он поднялся на ноги.

Пригнувшись, чтобы не зацепиться за низкие ветви, мы гуськом побежали по едва заметной тропинке, ведущей к бреши в густой изгороди парка. Эта тропинка была известна только нам двоим да еще, наверное, оленям, кроликам и лисам.

Браконьеры творили в Экре что им только могло заблагорассудится. Беллингс, наш геймкипер, был ничуть не лучше большинства из них. Но все они избегали появляться вблизи закопченных развалин Холла. Здесь по-прежнему единственными хозяевами были Лейси.

— Давай играть, будто мы — сарацины, — с бесстрашием ребенка предложил Ричард, и мы тут же сломали по длинной орешине, превратив их в мечи и держа наготове. По быстрой команде Ричарда мы оба плюхнулись на животы и, извиваясь как черви, поползли в огород, который уже не был огородом и весь зарос таволгой и бурьяном.

Около Холла все тоже пришло в запустение, между булыжниками дороги проросла трава, насос подле конюшни заржавел, а вода стояла зеленым болотцем у стока водосточной трубы.

— Мы — сквайры Лейси, — отдал новый приказ Ричард и с церемонным поклоном предложил мне согнутую калачиком руку. Расправив свое испачканное муслиновое платьице, я сделала реверанс, жеманно улыбнулась и приняла ее. Мы прошли по двору, задрав подбородки и изображая людей, которыми нам следовало быть.

— Чертовски хорошая была сегодня охота, — светски заговорил со мной Ричард.

• Предыдущая
• 3/139
• Следующая