Гарем - Грассо Патриция - Страница 48
- Предыдущая
- 48/81
- Следующая
– С какого времени начать? – спросил Халид, жарко дохнув ей в затылок.
– Как тебе угодно, мой супруг, – донеслось до него из-под чадры.
– Тогда мы уйдем в прошлое, на триста лет назад. Эстер хихикнула под душной чадрой.
– О, мой любимый муж! Мое воображение не унесет меня так далеко. Я не разберусь, кто кому наследовал в твоем Стамбуле. Лучше начни со дня появления на свет сиятельного Халид-бека.
– Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Оно слетает с твоего язычка легким облачком и ласкает мой слух.
– Я рада, а то я боялась, что ты когда-нибудь поддашься искушению его отрезать.
Халид поморщился. Ее намеки на жестокость турецких законов были ему неприятны. Он начал свой рассказ:
– Мой отец, ныне покойный Рустем-паша, был главным визирем моего деда, султана Сулеймана. Михрима, моя мать, любимая дочь этого величайшего из оттоманских султанов была рождена ему самой возлюбленной из его жен – Хуремой. У меня был брат Карим, но он погиб. И еще есть младшая сестра Тинна. Нынешний султан Селим – брат моей матери, а мой кузен Мурад – его наследник.
– Мне ничего не говорят эти имена. Я хочу знать, каковы эти люди.
Халид заговорил тише, но Эстер все же могла разобрать:
– Султан Селим привержен к вину, хотя Коран и воспрещает правоверным употреблять этот напиток. Му-рада интересуют лишь женщины и приумножение своих сокровищ. Сестрица моя, сладчайшая из всех услад, постоянно ссорится с моей мамашей. Михрима же, родившая меня, истинная ведьма, и, будь она мужчиной, стала бы великим султаном.
– Кажется, что многие семьи одинаково похожи на змеиное гнездо, – вздохнула Эстер. – А как ты подружился с Маликом?
– Малик – внук Рыжей Бороды, который наводил страх на всех христианских мореплавателей. Мы учились все вместе – Малик, Мурад, я и Карим.
При воспоминании о погибшем брате Халид помрачнел. Эстер уловила печальную нотку в его голосе и перевела разговор на другое:
– А почему у тебя голубые глаза? Не такие, как у других турок?
– Ты же не желала забираться в далекое прошлое, – напомнил Халид. – Но если хочешь услышать ответ на этот вопрос, придется. Кто-то из моих прапрадедушек полюбил девицу из северного племени.
– Он ее похитил?
– Похитил или ему ее подарили, какая разница?
– Брать в плен невинных девушек – это ваша семейная традиция, – не преминула сделать вывод Эстер.
– Мы берем в плен только лучших из лучших. Такую похвалу Эстер восприняла как должное.
– А может ли священник, поженивший нас по доверенности, провести свадебную церемонию по христианскому обычаю? Мне бы этого очень хотелось.
– Я мусульманин, – резко отозвался Халид.
– Ты можешь не присутствовать.
Халид знал, что в скором времени правда все равно выплывет наружу, и не стал откладывать неприятное объяснение на потом.
– Нас поженил имам.
– Имам? На твоем языке это означает священник?
– Вроде того, но только мусульманский.
До Эстер не сразу дошел смысл его признания.
– Значит, нас поженили по мусульманскому обряду?
– Ты правильно все поняла, но…
– Нет! Все неправильно! – От возмущенного крика Эстер заколыхалась плотная ткань чадры. – Я хочу, чтобы нас обвенчал настоящий священник.
– Имам и есть священник. И, пожалуйста, не кричи. Жена не должна говорить с мужем на повышенных тонах.
– К черту! Я не буду понижать тон… Халид зажал ей рот. Черная ткань забила ей глотку, она давилась, дергалась, но он был неумолим.
Однако Халид дал знак всадникам остановиться, спешился, снял Эстер с коня и отнес в сторону от проезжей дороги.
– Все наши споры мы разрешим без посторонних глаз, – сказал Халид. – Не забывай, что теперь ты турчанка.
– Я англичанка! – все еще протестовала неукротимая Эстер, хотя и без прежнего пыла.
– Я мусульманин и для женитьбы мне достаточно благословения имама, – терпеливо объяснил Халид.
– А я христианка, и не признаю языческие обряды.
– Не оскорбляй мою веру!
– Ты оскорбил меня, украв незаконно мою девственность. – Она ткнула обвиняющим перстом ему в грудь. – Ты негодяй и насильник, и обманщик к тому же! Тебе следует отрезать язык.
– Я ничего не крал. Ты сама охотно раздвинула ноги.
– Да, но лишь после того как ты показал мне брачное свидетельство. О боже! Теперь я падшая женщина. Кто теперь на мне женится?
– В нашей стране женщина выходит замуж только один раз. Я и есть твой единственный муж.
– Я отказываюсь признать наш брак. Найди христианского священника и повтори при нем брачную клятву.
– Нет! – отрезал Халид. – Ты представляешь себе, какой разразится скандал, если племянник султана согласится на христианскую церемонию?
– Тогда отправь меня в Англию, и мы будем квиты, – упорствовала Эстер.
– За исключением твоей утраченной девственности, – усмехнулся Халид. – И учти, я не отпущу тебя живой, если ты вздумаешь опять сбежать.
– Пусть лучше я умру и стану святой мученицей. Халид расхохотался так громко, что даже его боевой конь вздрогнул.
– О аллах! Молю, чтобы наши детишки не унаследовали от матери пустопорожнюю головку.
– Ты, значит, думаешь, что я рожу тебе дурачков? – обиделась Эстер и уже приготовилась к очередному сражению.
– Ты доказала ночью, что ты истинная женщина, а не ведьма, какую из себя изображаешь. И ты не наивное дитя. Хватит притворяться и дурачить меня. Ты уже вдвойне моя супруга – и по закону, и потому, что я заронил в тебя свое семя.
На этом разговор их был закончен. Путешествие продолжилось. Эстер, покачиваясь в седле впереди супруга, размышляла о странном повороте своей судьбы.
Жаркое солнце стало ее злейшим врагом на время путешествия. Струйки пота текли со лба, омывали ее веснушчатый носик, который нестерпимо чесался от соприкосновения с ненавистной чадрой.
Но больше всего ее удручали размышления о своем грехе. Ведь как-никак она без церковного благословения отдала свою девственность мужчине, да при том еще закоренелому язычнику. И, целуясь с ним, отдаваясь его ласкам, она сама получала удовольствие. Теперь уже обратной дороги нет, и что ей делать дальше – непонятно.
Эстер решительно тряхнула головой. «По разбитой посуде не плачут!» Что-то она потеряла, но кое-что и приобрела. Интересно, что ждет ее в Стамбуле.
Солнце огненным шаром укатилось за западный край земли. Сначала тени от его лучей были длинными и черными, потом поблекли и исчезли, так же поблекла на время ее страсть к Халиду. Она не позволит ему дотронуться до себя, пока в присутствии христианского священника он не произнесет ритуальную клятву.
У европейской девушки тех времен это была единственная возможность услышать что-то подтверждающее ее право существовать в мире, которым управляют мужчины. А в языческом Стамбуле ей и этого не достанется.
Принц любит ее сейчас, но может разлюбить ее хоть завтра. Он непредсказуем.
А она? То, что кажется ей кислым сейчас, ночью было сладким. Да таким сладостным, что она чуть не умерла от блаженства в его объятиях. Может быть, ей стоит отбросить все мысли и сомнения и плыть по бурной реке, не пытаясь выбраться на берег и не гадая, куда ее вынесет течение.
Халид тоже был занят мыслями о своем будущем. Несколько раз он вспыхивал от ярости, вспоминая о проступках своей юной жены, но тотчас гасил гневное пламя. Незачем тратить драгоценные дни жизни на споры. Она со временам привыкнет к обычаям его страны, а он – терпением и лаской превратит Дикий Цветок в волшебную розу.
Она и сейчас подобна прародительнице Еве, так же чиста и искусительна. А если чуть подправить ее манеры, то она вполне сгодится на роль жены принца.
Слух о том, что Меч Аллаха наконец-то обзавелся супругой, причем рыжеволосой дикаркой с неведомого острова на Западе, опередил их появление в столице. Едва их кавалькада втянулась в узкие окраинные улочки, как толпа начала смыкаться, не давая прохода лошадям.
Тысячи глаз впивались взглядами в укрытое плотной тканью лицо. И тут Эстер оценила по достоинству преимущества чадры. Она чувствовала себя беспомощным котенком, которого великий и всемогущий Халид-бек подобрал на дороге на забаву себе, и счастье, что никто не видит, как она сейчас растеряна и напугана чуждой ей толпой.
- Предыдущая
- 48/81
- Следующая
