Коготь динозавра - Коржиков Виталий Титович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/25
• Следующая

— Неплохо, — подойдя ближе, сказал Василий Григорьевич.

Правда, рисунок чем-то напоминал проекты из «Техники — молодёжи», но были здесь и своя рука, своя мысль.

А Церендорж, наклонясь над рисунком как-то боком, пробормотал:

— Это надо учесть! Надо иметь в виду!

Солнце вдруг дрогнуло, расплавилось, по краям скал пробежала лёгкая ленточка огня — и всё сгорело, как будто древний мир с его видениями, чудовищами в последний раз вспыхнул и ушёл на дно.

Только над горизонтом ещё багровел резкий безжалостный след. Но и он скоро пропал.

А вокруг — над Гоби, над всей землёй — разлилась спокойная ночь. Небо пересек золотистый спутник. Над уютным костерком пронёсся и погас метеор. Загорелось буквой «W» созвездие Кассиопеи, и звёздный охотник Орион, застегнув богатый пояс, взялся за палицу.

Экспедиция закончила ужин. Допила последний нарзан. И, пригасив костёр, Бата сказал:

— Пора!

Из-за горизонта, как золотая юрта, поднялась луна, и «газик» побежал вперёд, прямо к ней в гости.

Усталые, взволнованные ребята молча всматривались в дорогу. Постепенно они начинали дремать. Правда, то и дело кто-нибудь ощупывал кости — на месте ли динозавр.

А Людмила Ивановна обнимала ребят и восторженно говорила:

— Неужели всё это никогда не повторится?

— Почему? — сказал Генка. — Может повториться. Только не на земле.

— Это как же? — спросил Коля.

— Очень просто, — устало сказал Генка. — Вот видим же мы свет звёзд, которые давно умерли и погасли. А свет всё идёт. Так, может быть, наше изображение, как луч в кино, движется куда-то. И если залететь вперёд, обогнать, то можно увидеть и ночь в горах, и себя в Байн Дзаке, и даже динозавров.

— Только надо обогнать время, — сказала Вика.

А Коля покачал головой:

— Нет, я не согласен. Это тогда всё время только и обгонять время, чтобы смотреть на самих себя. А жить когда? Тут на земле вон ещё сколько интересного!

— Да, — подхватила Людмила Ивановна. — Столько посмотрели. В небе с пионерами встречались! В волшебном лагере в Гоби были! На верблюдах ездили! Динозавра нашли! И всё это Церендорж.

— Почему Церендорж? — зевая, улыбнулся Церендорж. Волосы его от лунного света стали чёрно-золотыми.

— А кто же? — спросила Светка.

— Добрий дух!

— Какой ещё добрый дух?!

— Ревсомол! — весело сказал Церендорж, — Революционный Совет молодёжи!

И, словно выполнив свой долг, Церендорж устало опустил голову на грудь.

Только Бата и Василий Григорьевич — два человека в тельняшках — всматривались в дорогу и напевали: «По морям, по волнам…» Им было не привыкать к ночным вахтам.

Полночи динозавр провёл возле маленькой пустынной гостиницы. Утром под прощальным взглядом Баты и удивлёнными взглядами пилотов перебрался в самолёт.

А через несколько часов, вздымая на плечах монолиты доисторических костей, члены экспедиции поднимались по ступеням отеля «Улан-Батор», и ошарашенные интуристы, выстраиваясь по бокам, как швейцары, в один голос спрашивали:

— Динозавр? Динозавр?

И слышали гордый ответ:

— Динозавр!

Это был триумф.

А Генка усмехался:

— Вот когда пойдём по Москве!

Через час Василий Григорьевич в отутюженном костюме и галстуке, пригласив всех к себе, сказал:

— Кости — ко мне!

— Зачем? — сказала Светка. — Мы их понесём вместе!

Василий Григорьевич развёл руками:

— Не получится. На вывоз динозавра нужно специальное разрешение. А вы сегодня отбываете в Москву. Вот телеграмма. Людмиле Ивановне нужно на пленум. Вике — в Артек, а тебе — на Всесоюзный концерт…

— Какой концерт! — сказала Светка, и ресницы у неё дрогнули. — Я не хочу ни на какой концерт! Я хочу опять в Гоби! Чтобы все вместе! — И она вдруг прижалась к его руке щекой.

— Что поделаешь, — сказал Василий Григорьевич, — надо.

— А вы тоже с нами? — спросила Светка.

— У меня ещё редакционное задание.

— Зачем концерт, зачем задание! — всхлипнула Светка и всплеснула руками. — Мы хотим быть вместе! Там впереди граница, там такой Байкал, такая дорога!.. — Горькие слёзы покатились по её щекам.

Церендорж улыбнулся и посмотрел на часы: скоро поезд. Здесь он ничего поделать не мог. И Генка сказал:

— Ну, хватит. Надо понимать! Дело есть дело. Где твои чемоданы?

Через несколько минут в комнате Василия Григорьевича на полу стоял монумент из древних костей.

Вдруг вбежала Вика и, вытащив из кожаной рукавички маленький тёмный камень, положила его на край стола. Он ведь тоже был из Байн Дзака.

Поезд ждал сигнала к отправлению. Проводники покрикивали на пассажиров. У третьего вагона оркестр играл туш отъезжающим на стройку студентам. Из пятого махала кому-то платочком отбывающая на гастроли известная монгольская певица. И только возле четвёртого вагона всё ещё не было порядка.

Странные вещи происходят в жизни с людьми.

Неторопливый Коля теперь всех торопил и с улыбкой выкрикивал:

— Полторы минуты! — Мысли его летели вперёд — к генералу Давыдову.

Расторопный обычно Генка хмурился:

— Куда спешишь? Может быть, люди ещё не сказали всего, что надо.

И действительно, Светке нужно было сказать что-то очень важное. Она всё просила Василия Григорьевича:

— А может быть, поедете с нами? Хотя бы до границы…

— Зачем? — улыбался он.

Светка хмурилась и всё прижималась щекой к его руке.

Вика тоже хмурилась и хотела многое сказать. Сказать, что обязательно приедет ещё в Гоби, с настоящей экспедицией, что в мире очень много чудес, и ещё многое-многое.

Она вдруг повернулась к Церендоржу и спросила:

— А что такое «найрамдал»?

Церендорж открыл рот, но тут проводница сгребла девчонок в охапку, втолкнула в вагон, и монгол уже на бегу, похлопав себя и Василия Григорьевича по груди, сложил в воздухе обе руки и замахал ими:

— Дружба! Это — дружба! «Найрамдал» — «дружба»!

Вика закивала. А Светка высунулась из-под её руки и крикнула:

— Василий Григорьевич, я буду петь, я спою. Слышите?

— Конечно, будешь петь! Что за вопрос!

Светка увидела, что он не понял. И со слезами повторила:

— Я буду петь, я обязательно спою. — И громко объяснила: — На границе!

И Василий Григорьевич, который ещё неделю назад не знал, как отбиться от этого неожиданно свалившегося на голову семейства, вдруг почувствовал, как не хочется ему расставаться ни с Викой, ни с Генкой, ни со Светкой, ни с Колей, ни даже с Людмилой Ивановной, которая, выглядывая из окна, поправляла свою корону и вздыхала:

— Неужели уезжаем? Не может быть!

Ровно через неделю в знакомом уже номере гостиницы «Улан-Батор» Василий Григорьевич собирал вещи и напевал: «А не для леса и не для речки…»

Выгоревшая тельняшка и удивительный козий рог уже лежали на месте, и Василий Григорьевич пристраивал рядом блокноты с командировочными заметками. Всё отлично укладывалось в очерк: и новый завод, который строили комсомольцы, и дела молодых трактористок, и ракета «Монголия», летящая ввысь над стадами по козьему рогу, и бинокль генерала Давыдова. И даже динозавр.

Целый курган костей, историческая ценность, высился посреди номера и требовал:

1. Упаковки.

2. Крепких рук,

3. Разрешения на вывоз.

До посадки на поезд оставалось четыре часа, а за окном хлестал проливной дождь, и Василий Григорьевич озабоченно хмурил брови.

В это время кто-то мягко подкатился к двери, постучал, и в номере засветилась добродушная улыбка Церендоржа.

— Сайн байну!

— Сайн байну! — кивнул Василий Григорьевич и сказал: — Ну, что будем делать? Добывать разрешение?

• Предыдущая
• 24/25
• Следующая