Черная кошка - Серова Марина Сергеевна - Страница 3
- Предыдущая
- 3/10
- Следующая
Я пытался было на него повлиять – объясни, мол, ты ей, ну какая это заграница, Финляндия, да это глушь, хуже Урюпинска, тем более по сравнению с Санкт-Петербургом. Но толку никакого. Если уж бабе что в голову втемяшится… Впрочем, это к делу не относится.
Переехали они, месяца три пожили – и новый сюрприз. Обнаружились у Димки проблемы по онкологии… да-а… Вот судьба! Казалось, всего человек добился – и деньги есть, и семья, и все вроде бы хорошо, а вот… на тебе. Конечно, и тут тоже… и лечили его, и лекарства дорогие покупали, но, как и с Галькой, все было без толку. Месяцев пять, кажется, прожил он еще. Сгорел, как щепка.
Теперь должен вам сказать, Татьяна, что весь этот длинный и не очень веселый рассказ к настоящей истории – только присказка. Именно после этой последней смерти и начинается самая запутанная и, как я опасаюсь, криминальная драма: дележка наследства. Наследство, как я уже говорил вам, после Дмитрия осталось не маленькое, и разделил он его поровну между своими детьми – Настей, дочерью от его первой жены, Галины, и Дмитрием, сыном от второй жены, Эльвиры. Поскольку оба ребенка еще не достигли совершеннолетия, мальчику был назначен опекун в лице его матери с достаточно широкой свободой распоряжения средствами, а девочке, согласно завещанию, должен был быть определен опекун из числа сотрудников адвокатской конторы, в которой и было написано завещание. Причем условия этого опекунства составлены так, что нет абсолютно никакой разницы, кто именно будет выступать в качестве опекуна, поскольку полномочия его очень ограничены и по сути заключаются в чисто технических функциях. То есть Дима постарался предпринять все возможное, чтобы после его смерти ничто и никто не мог ущемить интересы его дочери, перед которой он, возможно, чувствовал себя виноватым, и, как вы, наверное, сами заметили, постарался не вмешивать сюда свою вторую жену.
Завещание составлено в законном порядке, причем именно по законам Финляндии. В некоторых случаях они гораздо жестче, чем российские. В частности, и в том, что касается защиты интересов детей, тем более несовершеннолетних и оставшихся без родителей. Поэтому нарушить условия завещания будет не так-то просто… но… Боюсь, что не смогу логически объяснить вам это, но меня не покидает предчувствие, что найдутся люди, которые постараются их нарушить. Очень уж крупная сумма поставлена на кон.
В общем, чтобы не искушать судьбу, я решил забрать Настю от дедушки с бабушкой. Все-таки Галя была мне близким человеком, и я бы всю жизнь чувствовал себя виноватым, если бы с ее дочерью что-нибудь случилось. Поживет какое-то время у нас, думал я, подружится с моими детьми… И уж конечно, у меня она будет гораздо лучше защищена, чем с пожилыми людьми в глухой деревушке.
Но, когда я приехал в Тополевку, оказалось, что около года назад старики друг за дружкой сошли в могилу, а Настю отдали в детский дом. Как я себя ругал тогда! И за то, что совсем выпустил из вида девочку, и за то, что так быстро успокоился, увидев в тот свой приезд, что материально они обеспечены и действительно ни в чем не нуждаются. Дима открыл на имя Насти счет, поскольку не мог часто приезжать сюда, и на этот счет регулярно перечислялся определенный процент с прибыли его предприятий… или какого-то из предприятий. Точно я сейчас не помню, я и тогда не очень внимательно слушал. Для меня главным было выяснить, что девочка ни в чем не нуждается и за ней есть кому присматривать. Когда я узнал это, еще в свой первый приезд, то вполне успокоился и посчитал свой, как говорится, долг перед старой подругой выполненным. Вот так. Успокоился, забыл, закрутился в делах, а когда вспомнил, было уже поздно. Разумеется, никто не мог толком объяснить, в какой именно детский дом отправили Настю. «Где-то в Тарасове» – вот самый внятный ответ, который мне удалось получить.
Тогда я вспомнил о своих дурных предчувствиях. Если вторая часть наследства записана на Настю, то, разумеется, тот, кто захочет претендовать на эту часть, для начала должен будет заполучить саму Настю. Поэтому не исключено, что девочку начнут искать. Если уже не начали. И что с ней будет, когда ее найдут… я даже думать об этом не хочу! Конечно, Дмитрий наверняка постарался составить завещание так, чтобы в нем не было лазеек для вмешательства в интересы Насти. Но ведь всего не предусмотришь. Например, те же адвокаты из этой самой финской конторы могут представить девочку душевнобольной или неполноценной по каким-то иным критериям и на этом основании выговорить себе более широкие права в распоряжении наследством. Но это в лучшем случае. Плохо то, что куда легче будет просто устранить беззащитную маленькую девочку, не имеющую на всем белом свете ни единой родной души. Понимаете – физически устранить! Нанять здесь какого-нибудь подонка… они вон за дозу родную мать готовы удавить. Что уж говорить о детдомовке…
В общем, положение отчаянное, и если мы не найдем Настю, то… может произойти все, что угодно. Ну почему я не позаботился об этом раньше, почему упустил ее из виду?
Последние слова Семенов произнес, обращаясь как бы к самому себе, и с выражением полной безнадежности уставился в пространство.
Выслушав эту историю, я подумала о том, что хотя сами по себе подозрения, зародившиеся в душе моего собеседника, несомненно, дают повод для беспокойства, но вот основания для таких подозрений, особенно с точки зрения профессионала, несколько сомнительны. Ведь все эти черные замыслы, которые господин Семенов приписывает загадочным недоброжелателям Насти, существуют пока только в его воображении. Никаких фактов, доказывающих, что все произойдет именно так, а не иначе, он, как я догадываюсь, представить сейчас не готов.
Но я видела, что человек, сидящий передо мной за столиком кафе, вполне солидный и серьезный и он не на шутку озабочен вставшей перед ним проблемой. Поэтому я не стала вести бесполезных разговоров о том, реальна или нереальна проблема, озаботившая моего собеседника, а обратилась к ее сути.
– Ну что ж, – сказала я. – Если девочка осталась одна и некому позаботиться о ее интересах, то в любом случае будет лучше найти ее и убедиться, что с ней все в порядке. Даже если в отношении ее никто не вынашивает таких черных замыслов, как вы предполагаете. Кстати, вот еще вопрос: почему вы думаете, что предполагаемые недоброжелатели именно захотят найти саму Настю? Ведь убийство – это не шутки, тем более убийство ребенка, а вы, если я вас правильно поняла, склонны подозревать именно такие намерения? Не проще ли было бы смухлевать что-то с документами? Ведь, в конце концов, Настя здесь, завещание – там… Финляндия далеко.
– Думаю, что нет. Во-первых, мухлевать с завещанием имело смысл до того, как текст его стал известен. Теперь это сделать намного сложнее, и, скорее всего, в любом случае подлог будет очевиден. Во-вторых, в Финляндии у людей несколько иной менталитет, чем в России, и там такие вещи, в общем-то, не приняты. Если какому-либо чиновнику или даже клерку адвокатской конторы предложат сделать что-либо противозаконное, то он скорее заявит в полицию, чем возьмет взятку. То есть риск очень велик. Я немного работал с финнами, поначалу, когда только создавал свое дело, возил оттуда обувь. Они делают качественно, и у нас она неплохо продавалась. Так вот, финны хоть и туповатые немного, но дотошные, что есть, то есть. В документах, в любой бумажке каждую запятую двадцать раз перепроверят. Тем более если речь идет об интересах ребенка. Поэтому, когда я все эти факты сопоставил, я и подумал, что самое простое и эффективное для тех, кто захочет заполучить наследство вместо Насти, это именно… физическое устранение девочки. А придя к такому выводу, сами понимаете, я забеспокоился.
– Что ж, понятно. Значит, смошенничать с самим завещанием в данном случае будет сложно.
– Если не сказать – невозможно.
– Между прочим, а откуда у вас такая подробная информация о самом завещании? Обо всех этих опекунствах? Это ведь, наверное, сведения закрытые?
– Ну, в общем, да, но… Я ведь говорил вам, что у меня по бизнесу есть связи и в Питере, и в Финляндии. Я и с самим Димкой немного работал. Видите ли, когда начинаешь дело, чтобы не прогореть, приходится хвататься за все, что под руку подворачивается. Вот и я чем только не занимался! Торговал всем, чем можно было, заправки держал, кафе… игровые автоматы даже. Диверсификация, так сказать. Это потом, когда фирма более-менее окрепла, встала на ноги, появилась возможность ограничить сферу деятельности и заниматься немногим, но серьезно, в крупном масштабе. Сейчас я вожу комплектующие для компьютеров, ну, и по связи работаю… да вам это неинтересно, конечно. Я все это к тому говорю, что с Димкой у нас, кроме всего прочего, были общие дела по бизнесу, ну и, разумеется, имелись общие знакомые. И, собственно, информацию эту я и получил от одного такого знакомого, совсем недавно, в последний свой приезд в Петербург. Получилось все нечаянно совсем. Просто разговорились – что да как. Для меня и сама смерть Димы была новостью просто шокирующей. А потом и о завещании знакомый рассказал. Сам он в Петербурге живет, но в Финляндию часто ездит. Тоже по делам. А ведь за границей русские все друг друга знают… А они к тому же, как говорится, с Димой семьями дружили. Ну, то есть больше жены, конечно… общались. Ну вот, от своей жены он все это и узнал. Она к Эльвире зашла, как водится, навестить да поболтать, та ей и рассказала… новости последние. Так что, в сущности, информация о завещании – это со слов самой Эльвиры, поэтому, возможно, нуждается в уточнении.
- Предыдущая
- 3/10
- Следующая
