Каиново семя - Клюева Варвара - Страница 8

• Предыдущая
• 8/70
• Следующая

- Ты все еще уверен, что хочешь жениться на мне, а не на Альбинке?

На его скулах обозначились желваки, на горле смешно подпрыгнул кадык.

- Ксюха... Наверно, я жуткий подлец. Даже точно - подлец. Не могу понять, как так получилось... Я вчера ночью лежал и думал, что мне надо уехать. Остыть, разобраться в себе. А потом представил себе Альку... Они ведь ее сломают. Нам в любом случае осенью в институт, а без нас они ее дожмут. Она ведь кроткая как овечка. Поведут на бойню, и пойдет, не пикнет. Я подумал, если она будет знать, что я... что она...

- Все ясно, можешь не договаривать. Надеюсь, ты не обидишься, если я больше не буду принимать участия в этих сеансах психотренинга? Мне кажется, без меня ты справишься лучше. И еще... у меня к тебе одна просьба. Не мог бы ты пока не показывать моим, что... ну, что свадьбы не будет. Лучше я им потом напишу. Так проще.

- Ксюха... Нет, я круглый дурак. Отказаться от лучшей девушки в мире!.. Слушай, дай мне немного времени... Все так быстро повернулось, у меня голова кругом идет. Может, правда уехать на недельку?

- Я на твоем месте сначала попыталась бы выяснить, что чувствует Алька. Если я права в своих подозрениях, твой отъезд может толкнуть ее прямиком в объятия этого комсомольского бонзы.

Могла ли Ксана предугадать, к каким последствиям приведет ее совет? Сколько раз она потом кляла свой язык! Ведь знала же о вечной готовности Альбинки принести себя в жертву! Значит, должна была предвидеть ее реакцию.

Разумеется, Алька пришла в ужас от одной мысли, что перешла дорогу лучшей подруге. Ее зарождающаяся любовь к Егору только усугубила чувство вины. Желая исправить причиненное зло и примерно себя наказать, она сказала "да" своему комсомольскому секретарю. И с несвойственной ей решимостью отказалась выслушивать все увещевания Ксаны и Егора.

Егор, поняв, что ничего не может изменить, уехал. Сказал, что ему нужно побыть одному. Ксана, понимая его состояние, не пыталась его удерживать.

Через две недели (комсомольские начальники не любят ждать) в Старграде гуляла грандиозная свадьба. Как Ксана ни сопротивлялась, ее все-таки впихнули в свидетели невесты. Глаза у Альки были больные, но держалась она мужественно. Жених лучился довольством и благодушием. Оксану передергивало от его барственных замашек в сочетании с номенклатурным стилем речи и таким же юмором.

После свадьбы она поспешно удрала из Старграда - от очевидного Алькиного несчастья, в котором винила себя, от вопросов родителей о Егоре... Что она могла им ответить, если сама не знала, чем все кончится? Надеялась, конечно. Ждала, что он к ней вернется.

Он не вернулся. Не вернулся вообще. В сентябре его родители подняли тревогу - выяснилось, что никто не знает, куда Егор уехал. Ксана, как могла, пыталась их успокоить, говорила, что, возможно, ему требуется время, чтобы оправиться, прийти в себя. Но в душе чувствовала: случилось что-то плохое, непоправимое.

Егора нашли в ноябре. В Байкале. Кто-то наткнулся на вмерзшее в лед тело. В кармане сохранился запаянный в полиэтилен студбилет.

Никто так и не узнал, как он погиб. Рассказывали, будто в августе примерно на том же месте нашли перевернутую лодку и выловили тело местного рыбака. Был ли Егор в той же лодке? Или пытался спасти тонущего, не зная, что в холодной байкальской воде не проплывешь и тридцати метров?

Оксане казалось, будто она разом лишилась всех нервных окончаний. Превратилась в бесчувственное бревно. Она перестала слышать, что ей говорят, перестала видеть лица, текст в книгах, перестала чувствовать запахи и вкус пищи. Потом все прошло, но внутренняя бесчувственность осталась. Мозг отказывался воспринимать случившееся.

Ксана на автопилоте сдала сессию и поехала домой. Сообщила родителям о гибели Егора и сказала, что не хочет никого видеть. Три дня родители ходили мимо ее двери на цыпочках, только пару раз предприняли робкую попытку нарушить уединение дочери. На четвертый день мама ворвалась в комнату без стука.

- Ксана, Альбинка умирает! Я сдуру сказала Нине про Егора, а Нина при ней проговорилась. У Альбины выкидыш... шестнадцать недель. И почка отказала. Пришлось удалять. Виктор привез из Москвы какое-то медицинское светило, достал импортные лекарства, а ей все хуже и хуже...

В больнице Ксану наотрез отказались пустить к подруге.

- Турусова в реанимации. Состояние критическое. Посещения разрешены только близким родственникам.

Оксана осталась ждать в вестибюле. Ее несколько раз пытались выгнать, она не отвечала и не уходила. Потом откуда-то из недр здания появился Виктор - помятый, осунувшийся, с запавшими красными глазами. Увидев Ксану, он сразу оценил обстановку и коротко приказал церберам:

- Пропустите! Хуже все равно не будет...

Увидев прозрачное бескровное лицо Альки, Ксана отчетливо поняла смысл туманного выражения "печать смерти". Поняла и другое: Альбина не хотела жить. Она приговорила себя - за предательство дружбы, за предательство любви, за смерть ребенка, которого не сумела выносить. В общем, за то, в чем ее вины не было ни капли. Но доступно объяснить это умирающей не было ни возможности, ни времени. Ксана поняла, что может вытащить Альку только одним способом - сыграв на ее сострадательности и чувстве вины,

- Алька, - сказала она, прикоснувшись к спичечному запястью, - Если после всего, что случилось, меня оставишь еще и ты... - Ксана намеренно оборвала фразу, а потом спросила сухим, невыразительным, почти равнодушным тоном: - Думаешь, я смогу жить? Должно быть, я виновата, но наказание слишком уж...

- Нет! - Холодные пальцы слабо сжали Ксанину ладонь. - Как ты можешь так говорить? Это я... я во всем...

- Давай не будем тратить силы на пустое разбирательство. Они нужны нам обеим. Просто прими к сведению: поодиночке нам не выкарабкаться. Ни тебе, ни мне.

Алька закрыла глаза. Может быть, от усталости. Но Ксане показалось, что в знак согласия. Она погладила подругу по руке и вышла из палаты.

На следующий день Альбину перевели из реанимации в палату интенсивной терапии. Виктор чуть не плакал, сжимая Ксанины руки в своих:

- Оксана, ты сотворила чудо! Прошу тебя: не оставляй ее.

"Мы в ответе за тех, кого приручили". Отныне Ксана была связана с Алькой узами более прочными, чем детская дружба и общее горе. Каникулы кончились, но каждые выходные она летала в Старград, как на работу. Расходы оплачивал Виктор, видевший в Ксане спасательный круг, единственное средство, удерживающее на плаву его любимую жену. Он понимал, что Альбина его не любит. Занятия, которое поддерживало бы в ней интерес к жизни, у нее не было. Заводить ребенка запретили врачи. Без Ксаны Алька просто сошла бы с ума.

По своим каналам Виктор добился, чтобы Оксану распределили в интернатуру одной из Старградских больниц. И пообещал, что в родном городе ее ждет блестящая карьера, какую бы стезю она ни выбрала - научно-исследовательскую или чисто практическую. Но Ксана и без его посулов не оставила бы подругу. Альбина вызывала у нее все более и более серьезное беспокойство. Временами Алька замыкалась в себе, и никакие попытки встряхнуть ее не приносили результата. Временами становилась капризной и стервозной, что было вовсе не свойственно прежней Альбинке. Иногда на нее нападала истеричная веселость, сменявшаяся затяжными приступами слезливости.

А однажды она пропала. Ушла из дома и растворилась без следа, словно ее и не было. Виктор поднял на ноги милицию города, а потом и Союза. Отыскать Альбину так и не смогли. Через пять месяцев она явилась сама. На восьмом месяце беременности.

Оксана Яновна закрыла глаза и привычно запретила себе вспоминать ту ужасную ночь. Как бы то ни было, Альку удалось спасти. И подарить ей Маришку. Ксанина ли вина, что она не умеет угадывать будущее?

Впрочем, поначалу все складывалось замечательно. Воодушевленная рождением ребенка, Альбина на удивление быстро выбралась из кризиса, который по всем законам медицины должен был ее убить. Да и психическое ее состояние улучшилось настолько, что это граничило с чудом. Ксана с радостью узнавала прежнюю Альку - ласковую, кроткую, отзывчивую.

• Предыдущая
• 8/70
• Следующая