Девственная селедка - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/40
• Следующая

— Прав. Прав. Но ты все же приедешь ко мне?

— С удовольствием, — покривил душой Родион.

— Вот и славно.

Родион отвез брата в Шереметьево, убедился, что он действительно летит в Нью-Йорк, они обнялись на прощание.

Родиону показалось, что с плеч свалилась огромная тяжесть. Но тут же пришла в голову мысль: если, паче чаяния, у нас что-то получится с Лали, брат может все испортить, он будет в бешенстве. И я его потеряю. Что ж получается, я должен выбрать между братом и любимой женщиной? Тогда я выбираю женщину. «Брат мой, враг мой» вспомнил он старый роман, кажется, американский, читанный в далекой юности. Он совершенно не помнил содержания, только название… Брат мой, враг мой… На душе было муторно, как будто он предал брата. Да ерунда, у Тоника это просто каприз… А я ее люблю… Он впервые так четко сформулировал для себя это чувство. Стало чуть легче. Любовь многое оправдывает. И я же хочу защитить ее. От всех, в первую очередь от брата.

Отвратительное настроение прервал звонок Олега.

— Родь, ну, я купил конфеты.

— Спасибо тебе, дружище. Давай в два часа встретимся…

— Лучше в полвторого, иначе я не успеваю…

Лали была в магазине, когда позвонил Петя.

— Господи, что у тебя с голосом? — испугалась она.

— Мам, я что-то разболелся, — прохрипел он. — Кашель, температура…

— Высокая?

— Да.

— Я приеду.

— Мамочка, не надо. Я лежу, Анне-Лора меня лечит, не волнуйся, просто я, скорее всего, завтра не смогу приехать.

— Конечно, даже не вздумай!

— Мамочка, что ж ты одна будешь в сочельник?

— Нет. Мы с Ирмой…

— Мама, ты не расстраивайся, — он надсадно закашлялся.

Трубку взяла Анне-Лора.

— Фрау Браун, вы не волнуйтесь, я хорошо умею ухаживать за больными. Петер все время будет под присмотром.

— А вы уверены, что у него не пневмония?

— Нет, мой брат врач, он сегодня смотрел Петера, слушал легкие, у него бронхит… Брат назначил лечение. Не волнуйтесь, прошу вас.

Голос у девушки был приятный, нежный.

— Хорошо. Смотрите за ним хорошенько. Он, пока ему совсем плохо, покладистый, а чуть получше станет, с ним уже трудно будет справиться.

— Спасибо, фрау Браун, что сказали. Да, я уже сделала ему большую кружку чаю с лимоном. Он сразу сказал, что вы всегда ему на тумбочку ставили чай с лимоном, когда он болел.

— Спасибо, Анне-Лора, я очень хочу познакомиться с вами.

Лали вернулась к прилавку.

— Что-то случилось? — тихо спросила Ирма.

— Да. Петька заболел. Бронхит. Кашляет жутко.

— Значит, завтра не приедет?

— Нет. Зачем? Пусть отлежится. Эта девочка за ним ухаживает. Знаешь, у нее очень приятный голос.

— Значит, будем отмечать Рождество вдвоем?

— Значит, вдвоем. В этом тоже есть своя прелесть. Ты не находишь?

— Нахожу. По крайней мере, тебе не надо будет корячиться у плиты. Много ли нам с тобой нужно?

— Да, я как-то об этом не подумала. Вот и хорошо. Хотя что-нибудь я все же приготовлю!

— Не вздумай! Купим что-нибудь вкусное, откроем бутылочку вина… У меня, кстати, есть бутылка русского шампанского и баночка икры. И поедем завтра вместе. Если ты не против, я и послезавтра у тебя останусь, хоть отосплюсь… А двадцать шестого вместе вернемся. Перед Новым годом покупателей должно быть много. А у тебя елка есть?

— Во дворе.

— Ну да, да. А давай еще веточки купим…

— Давай…

Лали была рада, что в Рождество не останется совсем одна. С Ирмой можно и болтать без умолку и молчать…

Двадцать четвертого они торговали до двух часов, потом перекусили в ближайшем кафе, купили кое-что на вечер.

— Ирма, ты свою машину оставь. Поедем на моей и вернемся тоже. Зачем зря гонять?

— Верно.

Ирма немного опасалась, что Лали безумно расстроится из-за отсутствия сына, но она если и расстроилась, виду не подавала. Кажется, она все-таки уже оправилась от внезапной смерти обожаемого мужа. Первые месяцы казалось, что она просто не сможет без него жить. Но время все равно берет свое. Единственное, что напоминало о потере — застывшая в глазах грусть, которая придавала ей какое-то особое хрупкое очарование. Мужчины заглядывались на нее. Ничего, еще немного и она снова выйдет замуж, думала Ирма.

Сама она только в прошлом году развелась с третьим мужем и даже подумать не могла о новом замужестве. «Я сыта по горло! С меня хватит, — говорила Ирма. — Теперь никаких мужей, никаких прочных связей, так, мимолетные секс-эпизоды, не более того. Организм еще жив, а душу эти скоты уже убили».

Вечером подруги накрыли стол, украсили еловые ветки, нарядились и вдвоем уселись у горящего камина, хотя обычно праздники в этом доме встречали в небольшой, но уютной столовой.

— Ну, подружка-атеистка, с Рождеством Христовым, хотя видит его отец, Господь Бог, что к нам этот праздник в сущности отношения не имеет. Мы ж из России, там раньше вообще этого праздника как бы и не было, а теперь отмечается седьмого января… Но уж коль скоро мы тут живем волею судеб, почему ж не попраздновать, тем более это такой красивый праздник… Давай что ли выпьем?

— Ну ты и болтушка, Ирма, — улыбнулась Лали.

Они выпили.

— Знаешь, Иваныч тоже всегда немного смущался… Хотя любил этот праздник, особенно, когда мы сюда переехали. Я его как-то спросила, еще в Москве: «Иваныч, ты что, в Бога не веришь?» А он ответил: «Я верю только в судьбу. Вот она послала мне тебя, ты стала моим счастьем и избавлением. Я жил как-то зло, лелеял мысль о мести жене, ненависти во мне много было, а вот встретил тебя… и как отрезало…»

— Лали, а у тебя есть фотографии молодого Иваныча? Ой, прости, я дура… Прости…

— Нет, Ирма, спасибо, что ты спросила… Мне иногда хотелось посмотреть эти снимки, но я боялась… А сейчас вдруг почувствовала, что наверное уже смогу, тем более, что он там совсем другой. У меня мало этих снимков… Я сейчас…

Ирма нещадно ругала себя. Теперь Лали расстроится, еще чего доброго плакать начнет… Вот дурища паршивая, и кто меня за язык дергал?

Вернулась Лали с небольшим альбомом.

— Вот!

— Лали, может, не стоит?

— Стоит. Я даже хочу… Вот смотри, эта наша первая общая фотография. Накануне свадьбы.

Фотобумага была скверного качества, снимок черно-белый. На нем юная красавица с толстой косой и рядом казавшийся скорее ее отцом немолодой мужчина с улыбкой во весь рот, некрасивый, но, по-видимому, очень счастливый. Оба одеты совсем плохонько, даже убого.

— С ума сойти… Какой он тут… Я когда его первый раз увидала, это был такой интересный, жутко респектабельный мужчина, уверенный… Как ты его разглядела-то?

— С первого взгляда.

У Лали блестели глаза, на щеках выступил румянец.

— Расскажи, — попросила Ирма.

Лали рассказала. Видимо, этот разговор, как ни странно, доставлял ей удовольствие.

— С ума сойти… Вот прямо так — увидала пожилого зэка…

— Ирма, ему было столько, сколько нам сейчас.

— Но тебе-то он показался пожилым?

— Даже старым.

— И прямо вот так сразу его захотела?

— Да. И он тоже. Мы потом много об этом говорили…

— И тебе сразу с ним понравилось? С первого раза?

— Не то слово… Я знаю, теоретически в этом возрасте у девочек редко так бывает, но я просто с ума сошла… И он…

— А я только в двадцать семь лет что-то расчухала. Знаешь, мне всегда казалось, когда я видела вас вместе, что вы как первовлюбленные…

— Так и было… нам было вместе так хорошо… Мы с ним ездили в день нашей свадьбы куда-нибудь, где можно побыть вдвоем, и вот на пятнадцатилетие поехали в круиз по Карибскому морю. Он подарил мне вот эти сережки и сказал: «Девочка моя, я даже не смел рассчитывать, что наша любовь будет такой долгой и счастливой… И не только любовь, но и страсть… Я сейчас хочу тебя не меньше и не реже, чем в наш первый год. Видно, мы с тобой то самое исключение, которое подтверждает правило…»

— И он тебе ни разу не изменил?

• Предыдущая
• 25/40
• Следующая