Ужас пирамиды - Говард Роберт Ирвин - Страница 4

• Предыдущая
• 4/7
• Следующая

Эта вещь несет в себе великие тайны и великое волшебство, о которых человечество — Аллах милосерден! — не догадывается. Когда Вселенная едва вступила в свою юность, ею правили странные владыки и еще более странные жрецы. В те времена, а это было миллионы и миллионы лет назад, существовало Изначальное Зло, куда более смертоносное и отвратительное, чем в наши. И единственным оружием против сил Абсолютной Тьмы, которые старше Вселенной, был этот посох!.. Разум содрогается и отказывается постигать разверзшиеся перед ним бездны времени и знания!

Терпение Хасима, вынужденного слушать подобную белиберду, истощилось. Шейх плюнул под ноги седобородому и, повернувшись, зашагал прочь. Однако это вовсе не помешало старому Юсуфу последовать за ним по пятам, продолжая отстаивать свою правоту.

Многое из того, что он только что услышал, для пуританина было откровением, но и без того Кейн кое-что знал о силах, которые таил в себе удивительный посох вуду. Поэтому у англичанина не было ни малейшего повода подвергать сомнению утверждения старика, какими бы фантастическими они ни казались на первый взгляд.

Чего только стоил один вид посоха! Жезл был деревянный, но на земле не существовало деревьев с такой черной, легкой и невероятно прочной древесиной. Стоило лишь провести по его поверхности ладонью, чтобы убедиться: дерево, из которого был изготовлен посох, росло совершенно в другом мире. Кроме того, поверхность посоха была испещрена неведомыми знаками и символами какого-то языка, забытого еще во времена падения Содома и Гоморры. Но чутье подсказывало Кейну, что по отношению к чудовищной древности самого посоха эти позднейшие добавления выглядели примерно так же, как нацарапанные на камнях Стоунхенджа английские надписи.

А с каким удивительным искусством была выполнена кошачья голова! Иногда, разглядывая голову чудесного зверька, Кейну казалось, что с ней что-то было не так. Похоже, невероятно давно изображение было иным. И лишь в более поздние времена египетский резчик — кости его уже давным-давно истлели — просто переделал кошачью мордочку, подгоняя ее под каноническое изображение богини Баст. О том же, каково было первоначальное изображение, Кейн даже гадать не пытался. Не один раз он пытался постичь разумом сокрытые в посохе тайны, но человеческое воображение пасовало перед пропастью времен, вызывавшей почти физическое головокружение. Неудивительно, что у пуританина со временем отпало всяческое желание к подобным экспериментам.

На джунгли пали сумерки. Немилосердно палившее дневное светило нырнуло за кроны лесных великанов и готовилось уступить место луне. Рабов к этому времени страшно мучила жажда; стенания и плач скованных невольников возносились к глухим небесам. Люди, цепляясь друг за друга и шатаясь от изнеможения, едва могли идти. Пуританин несколько раз становился свидетелем, как работорговцы безжалостно убивали тех, кто падал с ног. Поэтому тех, кто ослабел настолько, что был не в состоянии передвигаться самостоятельно, волокли за собой соседи по ярму. По счастью, когда чернокожие пленники уже дошли до предела сил, солнце, словно сжалившись над людьми, перевалило небесный окоем. На джунгли навалилась тропическая ночь, и был объявлен привал.

Караванщики-арабы споро разбили палатки и расставили стражу из чернокожих помощников. Рабам выдали по горсточке еды и глотку воды — ровно столько, чтобы они не передохли от голода и жажды. Невольники растянулись на земле, устраиваясь кто как мог, так как работорговцам даже в голову не пришло освободить их от оков. Над поляной повисла тишина, нарушаемая лишь стонами и вскриками.

Кейна покормили, так и не развязав ему рук, и дали вволю воды. Пуританин приник к плошке, чувствуя на себе алчные взгляды многострадальных рабов. Англичанина одолевали муки совести: какое он имел право наслаждаться тем, в чем было отказано этим несчастным? А вода истощенным неграм была куда нужнее, чем Соломону. Кейн отказался от воды, утолив свою жажду едва наполовину.

Бивак разбили на широкой поляне, со всех сторон окруженной зеленой стеной зарослей. Когда арабы закончили свою трапезу, а чернокожие магометане еще вовсю предавались обжорству, старый Юсуф подошел к Кейну, чтобы вновь расспросить его о посохе Н'Лонги. Англичанин терпеливо отвечал на его многочисленные вопросы, что само по себе было удивительно, принимая во внимание его жгучую ненависть к той кровожадной расе, к которой принадлежал седобородый.

Они достаточно мирно беседовали, когда к ним подошел Хасим и с презрением уставился сверху вниз. Этот человек, по мнению пуританина, как нельзя лучше являл собой символ зловещей и воинственной религии. Смелый, безжалостный, слепо уверовавший в свою избранность, никому не верящий и ни перед чем не отступающий, шейх считал себя пупом земли и ни в грош не ставил жизни других человеческих существ; ему плевать было на могущественнейших правителей христианского мира.

— Воистину, Хаджи, на старости лет впал ты в детство, — поддел он старика. — Никак не можешь перестать носиться со своей палкой? Да ты говори, говори, все равно Сулейману деваться некуда! — Шейх рассмеялся каркающим смехом, довольный своей шуткой.

У старого мудреца даже борода затряслась от гнева. Он воздел посох, словно призывая небо в свидетели.

— Такие насмешки, Хасим ибн Сайд, не приличествуют человеку твоего положения, — резко ответил Юсуф. — Не искушай милость Аллаха! Сейчас мы находимся в самом сердце зловещей и неизведанной страны. В этих краях, быть может, нашли себе пристанище демоны, изгнанные Сулейманом ибн Даудом — мир с ними обоими! — в незапамятные времена из благословенной Аравии. Скажу тебе, шейх, что надо быть последним невеждой, чтобы не признать в этом посохе наследие чужого мира. И если этот посох, который ты неразумно обзываешь деревяшкой, сохранился до сего дня, кто может сказать, что еще ощутимое или бесплотное пережило тяжелую поступь Времени?

Задумайся, Хасим, хотя бы о том, когда и кем проложена через дикие джунгли тропа, которой мы следуем. А ведь чьи-то ноги ступали по ней еще прежде, чем на Восток пришли сельджуки, а на Запад — Рем и Ромул. Легенды гласят, что именно этим путем шествовал победоносный Сулейман, гоня творения Иблиса из Азии на запад, где вверг демонов в надежные узилища, которые запечатал могучим волшебством. Или, к примеру, знаешь ли...

Дикий вопль оборвал отповедь Юсуфа. Из темных джунглей, ломясь сквозь кусты, вылетел воин, мчавшийся так, словно за ним гнались демоны, о которых только что говорил седобородый мудрец. Негр, выпучив бельма глаз, отчаянно размахивал руками и разевал рот, тщетно пытаясь выдавить из себя хоть несколько слов. Его искаженное непередаваемым ужасом лицо могло напугать кого угодно.

Торговцы живым товаром вмиг оказались на ногах, судорожно сжимая в руках мушкеты, сабли и копья. Хасим грубо выругался.

— Это Али, которого я отправил добыть мяса. На льва, что ли, напоролся... — предположил шейх.

Однако джунгли хранили безмолвие, и никакого львиного рыка не последовало. Тем временем чернокожий воин добежал до Хасима и рухнул к его ногам. Негр трясся, что-то бормотал и показывал в сторону непроглядных зарослей. Сжимая в руках оружие, работорговцы напряженно вглядывались туда, ожидая появления неведомого врага или врагов, пока не спешивших проявить свое присутствие... Наконец Али успокоился настолько, чтобы что-то объяснить Хасиму.

— Он говорит, будто наткнулся там, в джунглях, на какой-то зловещий мавзолей, — мрачно объяснил шейх своим спутникам. — Но что именно его напугало, и сам понять не может. Говорит, будто ни с того ни с сего одолел его великий ужас и опомнился он, дескать, только здесь, в лагере.

Хасим злобно отпихнул жмущегося к его ногам дикаря.

— Пшел прочь, трусливый пес! Все ты врешь, скотина! — гаркнул он.

Однако собравшиеся вокруг него соплеменники-арабы, похоже, не очень-то разделяли уверенность шейха. А среди чернокожих магометан и вовсе поднялась самая настоящая паника.

— Как бы черномазые не разбежались со страху, — озабоченно проговорил коренастый бородатый араб, видимо помощник Хасима. Он с тревогой смотрел на сбившихся в кучу союзников, которые возбужденно переговаривались по-своему. Даже невооруженным глазом было видно, что негры перепуганы до смерти. — Шайтан нас попутал здесь остановиться... Хасим, надо уходить, — продолжил бородатый. — Тут и впрямь скверное место. Пускай Али и недоумок, испугавшийся собственной тени, но лучше нам пройти еще пару лиг, оно вернее будет...

• Предыдущая
• 4/7
• Следующая