Бремя прошлого - Адлер Элизабет - Страница 66
- Предыдущая
- 66/111
- Следующая
Уильям оторвал нос от своих книг и посмотрел на свою маленькую сестру так, словно впервые видел ее. Его голова была всегда слишком забита, чтобы слушать ее девичью болтовню, и он, по сути дела, почти не замечал ее.
– Ты почти такого же роста, как я, Сил, – удивленно заметил Уильям.
– И даже выше, – быстро возразила она. – И у меня хорошая фигура.
– Нельзя сказать, чтобы ты была красавицей, – напрямик отрезал он, – но ты недурна.
Потолочные балки эхом отразили взрыв ее смеха.
– Что же, это хоть и сомнительный, но все же комплимент. Но ты прав. Я не красавица. Не такая, как Лилли. И все же, по-видимому, мужчинам это не мешает. Я думаю, что очень им нравлюсь.
Она подошла к зеркалу в золоченой раме и посмотрела на свое отражение. У нее были длинные, густые и волнистые рыжие волосы, обычно перехваченные сзади лентой, на большее у нее усердия просто не хватало. Глаза у нее были большие, сияющие ослепительной голубизной, темные ресницы. Шея у нее была длинная, уши плоские, нос прямой и чересчур большой рот. Кожа была хорошая, но с веснушками, и она раздраженно думала, что они делают ее похожей на далматина с рыжими пятнами.
И все же она, несомненно, пользовалась успехом у мужчин. Десятки из них были ее друзьями. Они приходили к ней и делились своими тайнами, в частности рассказывая о том, с кем были в любовных отношениях.
В одну из пасмурных ноябрьских пятниц, когда все было охвачено мглой и насквозь промочено дождем, из Лондона неожиданно вернулся отец. Он сказал им, что следующим утром они поедут на охоту. Сил с Уильямом опасливо переглянулись: их отец был болезненным человеком, уже много лет не охотился, но они давно не видели его таким увлеченным своим решением.
Ранним утром следующего дня он был уже на конюшне, тогда как Сил с Уильямом все еще не покончили со своим унылым завтраком. Тишина за их столом нарушалась лишь хрустом разламываемого тоста.
– Все будет не так уж плохо, – утешала Сил Уильяма, когда, поднявшись из-за стола, они шли к конюшне. – Ты всегда можешь сказать, что твоя лошадь повредила ногу, и смыться пораньше. А я тебя поддержу.
– Уильям! – неожиданно прозвучал голос отца, в котором слышались былые командирские нотки. – Какого дьявола ты плохо смотрел за лошадьми? Я оставил их на тебя, и что же вижу по возвращении? Черт побери, мальчик мой, ты можешь хоть что-нибудь делать, как следует?
Он гремел на всю конюшню, осматривая лошадей, и, в конце концов, решил, что сам он поедет на массивном гнедом гунтере, на котором обычно ездила Сил.
– Будьте осторожны, па, – предупредила Сил, когда отец усаживался на нервничавшее животное. – Он может понести.
– Не будь смешной, – пренебрежительно бросил отец, когда они выезжали со двора на поляну, направляясь к соседнему имению. – Ни одна лошадь не понесет, когда на ней я; разумеется, я не допущу этого и сегодня.
Сил оглянулась на брата и улыбнулась. Прошли годы, а он все так же неуклюже сидел на лошади. Когда они рысью ехали по длинной вьющейся дороге через парковые насаждения к дому соседа, она заметила, с каким напряжением управлял лошадью отец, отправившись на охоту впервые после многолетнего перерыва.
Прозвучал горн, собаки учуяли зверя, и охотники пустили лошадей в галоп. Лорд Молино, как двадцатилетний, перемахнул через невысокую каменную стенку и оказался впереди всех, а позади него во весь опор мчалась Сил. Уильям остановился, чтобы протереть затуманившиеся от сырости очки, и его лошадь сдавленно заржала.
– Сейчас, сейчас. – Он затрусил сзади всех, дивясь своему отцу, который был уже далеко впереди, и Сил, бесстрашно восседавшей на своем резвом гунтере и управлявшей лошадью так, словно забыла об опасности для собственной жизни. Уильям видел, как кто-то неудачно попытался перемахнуть через канаву. На таком расстоянии он не разобрал, кто это был, но видел, как лошадь заартачилась перед прыжком, и всадник перелетел через ее голову.
– Господи! – воскликнул он, моля Бога, чтобы то был не отец. Он пришпорил лошадь, и она пошла в галоп через раскисшее поле, и как раз в этот момент оставшаяся без всадника лошадь развернулась и помчалась прямо на него. Уильям свернул влево, под дерево, но испуганная лошадь по-прежнему неслась в его сторону. Тогда его собственная лошадь попятилась, и, ударившись головой о толстый сук дерева, Уильям упал.
Сил так и не поняла, что заставило ее оглянуться как раз в это мгновение. Может быть, сработал давний инстинкт заботы о брате, когда он сидел на лошади. Как бы там ни было, она увидела, что произошел несчастный случай, и крикнула отцу, что Уильям упал.
– Поднимется.
Это было все, что сказал па.
Сил увидела, как к брату бросились крестьяне, наблюдавшие у края поляны за ходом охоты. Когда она быстро подъехала к дереву, они на шаг отошли, не имея сил взглянуть на девушку.
– Уильям! – пронзительно вскрикнула она, спрыгнув с лошади в грязь рядом с братом.
Тот лежал на спине с закрытыми глазами, и круглые очки в серебряной оправе все еще оставались у него на носу. На правом виске, по которому пришелся удар о сук дерева, виднелся громадный, уродливый кровоподтек. Мягкая грязь смягчила удар, но это уже не имело никакого значения: он умер раньше, чем ударился о землю.
Остальные охотники увидели, что что-то случилось, и поспешили к ним. Они сняли с петель входную дверь ближайшего коттеджа и положили на нее Уильяма. Не слезая с лошади, лорд Молино мрачным, невыразительным голосом распорядился, чтобы сына отнесли домой, в Арднаварнху.
– Мне не следовало позволять ему ехать на этой лошади, это моя вина, – безутешно говорила Сил. Но, взглянув на отца, с прямой спиной и суровым лицом ехавшего рядом, она поняла, что во всем был виноват он, стараясь сделать сына искусным наездником. Качая головой, Сил горько плакала.
Похороны состоялись на следующей неделе, в темный зимний день, под дождем, превращавшимся на лету в снежную крупу. Когда тело Уильяма положили в фамильный склеп, привалили камень и замуровали вход, Сил вспомнила похороны матери и как Уильям старался поднять ее с земли, на которую она упала, не желая расставаться с усопшей. Вспомнила, как он вытирал ей глаза и стряхивал с пальто землю и всю дорогу до дому держал в своих ее руку. И горько рыдала, оплакивая своего доброго, нежного, любящего брата.
Она написала длинное письмо Лилли, сообщив ей ужасную новость. «Па крепился, пока не закончились похороны, – писала она, – но теперь он в ужасном состоянии. Сидит в библиотеке, уставившись в стену, и выглядит как столетний старик, сгорбившийся, с дрожащими руками, но я не помню, чтобы он проронил хоть одну слезу.
Мне хочется повидаться с тобой, Лилли, но кроме меня здесь некому присмотреть за па. Ты не можешь себе представить, какой невыразимо унылой стала жизнь в Арднаварнхе. Ушел, бедняжка, дорогой Уильям, не желавший ничего, кроме спокойной жизни в заботах о земле и своих людях, служения Богу и своей стране – по-своему, без всяких претензий. О, Лилли, почему свет устроен так, что все хорошее фактически умирает в юности?»
- Предыдущая
- 66/111
- Следующая