Торговец кофе - Лисс Дэвид - Страница 53

• Предыдущая
• 53/86
• Следующая

Мигель сказал собравшимся, что сожалеет о своем проступке и заслуживает наказания, и, поблагодарив парнассов за их мудрость, молча вышел.

Находиться под черемом даже один день считалось большим позором. Это станет темой для пересудов на несколько недель. После такого наказания некоторые в досаде покидали Амстердам, но Мигель не будет из их числа.

Он поспешил домой, снова и снова повторяя благодарственную молитву. Преимущество осталось за ним. Паридо выдал себя, он приготовил ловушку, но Мигель его перехитрил, одержал победу.

Да, конечно, это была временная победа. Паридо нанес удар и промахнулся. Теперь от его былой доброты не останется и следа. Более того, теперь Мигель знал, что у него есть враг, которому больше нет нужды действовать тонко или хитро, который нападет решительно и, несомненно, нанесет мощный удар.

Но почему? Почему Паридо так интересует кофейное предприятие Мигеля? Если он не хочет, чтобы Мигеля отлучили от общины, значит, его планы каким-то образом связаны с планами Мигеля, которые нарушит черем. Но поскольку Паридо не добился желаемого через маамад, он обязательно будет добиваться этого иным способом. Если прежде он не чувствовал себя ущемленным, то теперь непременно будет мстить Мигелю за сегодняшнюю победу. Не было никакого сомнения, что Паридо стал намного опаснее, чем раньше.

У меня вошло в привычку нанимать несколько голландцев из низших слоев для выполнения всяких мелких поручений. Этим грубым парням красть было столь же привычно, как и людям, которым я ссужал деньги, но с этим приходилось мириться. Головорезы – Клаэс, или Каспар, или Корнелис, кто запомнит эти странные голландские имена? – помогали мне наводить страх на негодяев, которые заняли у меня деньги и не собирались отдавать долг. Уверен, что часть моих гульденов оказывалась в кошельках этих голландцев, но что поделать. Я не был склонен управлять железной рукой тирана и обнаружил, что небольшие послабления в делах такого рода способствуют своеобразной преданности.

Однажды после обеда я сидел в подвальчике сырой таверны, попивая водянистое пиво. Напротив меня сидел стареющий вор, а двое моих людей расположились позади меня с грозным видом. В такие моменты они всегда были заняты тем, что срезали кожуру у яблок острыми ножами либо строгали палки. Это избавляло меня от утомительной необходимости произносить угрозы вслух.

У меня с этим вором возникли кое-какие проблемы. Ему было около пятидесяти, и он выглядел древним стариком от своих трудов на этой земле. У него были длинные волосы, слипшиеся тонкими прядями, одежда была грязной, а кожа представляла собой паутину треснутых вен. Он занял у меня что-то около десяти гульденов – должен заметить, под довольно невысокие проценты, – чтобы возместить расходы по похоронам своей жены. Прошел почти год, а он ничего мне не заплатил и, более того, объявил, что ничего не может заплатить. Он не был одним из тех, кто заявляет, что не может ничего заплатить, поглаживая пальцами в перстнях свой большой живот, набитый хлебом и рыбой. Нет, у него действительно ничего не было. И хотя мне было жаль его, я не мог простить долг. Иначе что бы стало со мной самим?

– Наверняка у вас есть что-нибудь ценное, что можно было бы заложить, – произнес я. – Какой-нибудь предмет одежды, о котором вы умолчали, может быть, старые драгоценности. Может быть, кот? Я знаю одного ростовщика, который дал бы хорошую цену за умелого ловца мышей.

– У меня ничего нет, – сказал он.

– Вы вор! – напомнил я. – Вы можете что-нибудь украсть. Или я не совсем правильно понимаю суть вашей профессии?

– Какой я вор?! – Он вытянул руки. – Пальцы потеряли былую проворность, да и ноги уже не бегают так быстро. Лучше мне и не пытаться.

– Гм. – Я почесал бороду. – И как давно у вас это – задеревеневшие пальцы и тяжесть в ногах? Давно?

– Давно, – признался он.

– Очень давно? Скажем, больше года?

– Кажется, да.

– То есть, когда вы брали у меня эти деньги, вы знали, что не сможете вернуть долг? Я похож на благотворительный совет, который раздает пожертвования? Вы обратились ко мне, потому что слышали о моей щедрости? Скажите мне, потому что я сбит с толку.

Признаюсь, эти разглагольствования не имели никакого смысла, но я тянул время, чтобы решить, как мне поступить. Мне нечасто приходилось иметь дело с людьми, у которых ничего не было за душой и не было никаких навыков, которые я мог бы употребить себе на пользу.

– Как вы думаете, – спросил я, – что мне делать с таким, как вы?

Он задумался.

– Полагаю, – наконец сказал он, – вы должны отрезать мне оба мизинца. Я больше не могу работать вором-карманником, потому большого ущерба это мне не причинит. При этом все будут знать, что с вами шутки плохи. Мне кажется, это будет милосердным.

Я оказался в неловком положении. Как я мог не отрезать ему мизинцы, которые он сам пожертвовал, и при этом не показать себя человеком, просто не способным на подобные жестокости? Мне казалось, что он не оставил мне другого выбора, как отрезать ему пальцы, хотя, будучи человеком милосердным, я был готов отрезать только один палец. А как иначе я мог сохранить репутацию безжалостного негодяя? Не знаю, на какую темную дорожку мне пришлось бы ступить, не будь я спасен человеком, на которого меньше всего рассчитывал.

Пока я смотрел на старика, размышляя о его судьбе, прозвучал удар металла по дереву. Мы с моими голландцами обернулись и увидели в тусклом свете фигуру, стоящую горделиво, как королевский гвардеец. Это был не кто иной, как Соломон Паридо.

– Вот десять гульденов, которые он тебе должен, – холодно сказал он. – Я не позволю совершиться ничему подобному.

– Я и не подозревал, что у вас такое доброе сердце, – сказал я.

– Не могу равнодушно смотреть, как такой безжалостный зверь калечит человека. Отвратительное зрелище… но, по крайней мере, отрадно видеть, что я не ошибся, вынося вам приговор.

– Сеньор, в этой комнате плохая циркуляция воздуха, и боюсь, что от вашего ханжества мы все здесь задохнемся. Однако уверен, наш друг благодарен, что вы вмешались.

Старый вор знал, когда нельзя упускать случая, и вмешался в разговор:

– Десять гульденов – это сам долг. Вы забыли проценты.

Клаэс и Каспар посмотрели на меня, ожидая приказа. Мне не нужны были свидетели этого фарса, и я отослал их всех из комнаты. Я велел голландцам отпустить вора, дав ему пару подзатыльников в назидание, и они удалились. Я сидел лицом к лицу со своим заклятым врагом в тускло освещенном и пахнущем мускусом чулане. Я не разговаривал с Паридо с глазу на глаз после своего изгнания. Несколько раз мы обменивались колкостями на улице или в тавернах, когда наши пути пересекались, но это было на ходу.

Я подумал, что мне выпала отличная возможность отомстить. Почему бы не велеть Клаэсу и Каспару отрезать его мизинцы или дать ему пару подзатыльников в назидание? Но не такой мести я жаждал.

– Вы пришли, чтобы принести свои извинения? – спросил я.

Я жестом пригласил его сесть на один из старых стульев и зажег трубку большой лучиной от масляной лампы.

Паридо продолжал стоять, слишком важный, чтобы опустить свою задницу на стул, на котором мог сидеть такой, как я.

– Вы знаете, что это не так.

– Я знаю, что это не так, – согласился я. – Но что-то вас сюда привело. Думаю, вот в чем дело: шпионы вашего маамада выследили меня и вы решили, что это идеальное место, поскольку никто не увидит, как вы сюда вошли и вышли. Вы были готовы раскошелиться на этого старого бедного воришку, поскольку трудно найти более удобное место для разговора, и решили не упускать такой случай. Теперь, когда мы это знаем, пойдем дальше. – Я выпустил дым ему в лицо. – Что вам нужно, Паридо?

Его гордость не позволяла ему отогнать дым рукой, но я видел, что он чуть не задохнулся.

– Мне надо задать вам несколько вопросов, – сказал он.

• Предыдущая
• 53/86
• Следующая