Жертвенный агнец - Шефер Карло - Страница 14

— Идиотское имя, — с ухмылкой заявил Хафнер, подняв глаза от Священного Писания.

— Мне стало дурно, когда я это прочел, — взволнованно сообщил Тойер. — Господи, ведь тут тоже отец приносит в жертву свою дочь, она оплакивает свое девство и после смерти подвергается осквернению. Господи, нужно потрясти хорошенько этого Дана! — Он не сомневался, что его ребята сумеют соотнести библейское и реальное убийства.

— Кто же тогда укокошил пастора? — осторожно спросил Лейдиг.

— Да-да, вот в чем вопрос! Хотелось бы это узнать! Возможно, эти преступления не имеют никакой связи!

Такое случалось редко, но тут Тойер выхватил у Хафнера из пачки адски крепкую сигарету без фильтра и жадно закурил.

— Письмо. Письмо Рони. — Штерн глядел едва ли не с сочувствием.

Тойер поймал себя на том, что начинает злиться. Да, разумеется, письмо.

— Ведь мы провели экспертизу почерка, письмо написано ее рукой… — Штерн, казалось, не замечал меняющегося настроения шефа либо, что еще хуже, его это совсем не беспокоило. — Отец плохо обращается с девочкой. Она ищет утешения в религии и находит его, в том числе и у пастора. Потом она натыкается в Библии на место, где описывается отец, древний воин. Она подчеркивает эти строки. Честное слово, господин Тойер, я считаю, что тут все ясно как белый день.

Могучий сыщик покачал головой, но возражать не стал.

В подавленном настроении они взялись за менее сложное дело: мужчина из Старого города, успешный врач с Ландфридштрассе, буржуазного уголка, вклинившегося между Плёком и Главной улицей, нанес смертельный удар жене, а потом спешно ретировался в «Макс-Бар» на Марктплац и, чтобы обеспечить себе алиби, угощал всех пивом.

Было это чрезвычайно глупо. Правда, Хафнер предложил провести «следственный эксперимент», то есть в двадцать два часа что-то сделать на Ландфридштрассе, а уже через десять минут прислониться к стойке бара на соседней улице, но вся группа единодушно заявила, что в этом нет необходимости.

Между тем Тойер принес себе кофе. Он видел, что дерзкий Зенф куда-то лихорадочно торопится. Вероятно, где-то возникла новая чрезвычайная ситуация, но ему было на это наплевать. Кто-то заговорил с ним, начал рассказывать, что сегодня приедет новый и. о. шефа, вернее — новая. Тойер почти не слушал. Даже если начальником назначат шимпанзе, он все равно будет работать и дальше.

Ранний вечер. Она пришла. Зигрид Шильдкнехт разменяла шестой десяток, но ощущала себя, вероятно, совсем иначе, чем гаупткомиссар Тойер.

Для нее это было время сбора урожая, здоровые, продуктивные годы, когда уже пришла мудрость и еще не остыло рвение, позволившее сделать неплохую карьеру. При этом дама ухитрилась — сыщик предположил сезонные периоды лечебного голодания — пройти через климакс, не утратив четких контуров своей фигуры. Безупречная прическа, стильные очки, сияющие белизной зубы, серое платье — верх элегантности, суперпрочные колготки, туфли итальянские, бижутерия французская, лак для ногтей американский, зато тема разговора ожидалась немецкая.

Тойер слегка наклонился, изобразив приветствие.

— Итак, сейчас я познакомлюсь с группой, молва о которой донеслась до Карлсруэ. — За этой фразой последовала улыбка акулы.

— Что о нас говорить? Мы такие, как все, — буркнул Тойер, почти оправдываясь.

— Так уж и ничего? Вот хотя бы господин… — Кивок в сторону стола, над которым клубился сигаретный дым.

— Хафнер, — подсказал курящий комиссар.

— Да, именно… он в самом деле дымит всегда и везде. И это, кажется, не единственная его нездоровая привычка… В общем, господа, большие собрания — не мой метод. Я предпочитаю получать впечатление о сотрудниках при личном общении. — Она окинула взглядом комнату.

— И что же, вы его получили? — осторожно поинтересовался Тойер.

Шильдкнехт небрежно перевернула пару бумаг, лежавших перед Тойером.

— То, что мы слышали о проведенной у вас реструктуризации, весьма впечатляло. Маленькие мобильные группы, которые тесно взаимодействуют между собой и обещают в недалеком будущем существенно сократить полицейскую бюрократию.

Полицейские молчали.

— Потом разнеслась весть, что одна из таких групп, используя методы, действительно далекие от бюрократических, раскрыла дело о безымянном утопленнике. Она работала и в Мангейме, при грубейшем противодействии тамошних полицейских тузов. Причем работала успешно. Год спустя тем же героическим коллегам удалось задержать серийного убийцу. В Гессене. Без поддержки местных…

— Гессенцев, — подсказал Хафнер.

— Полицейских органов, — продолжала Шильдкнехт. — Впрочем, когда читаешь доклады, касающиеся той акции, невольно хочется вернуться к прежней бюрократической системе… В общем, моим первым приказом будет отмена запрета на курение. — Начальница не без кокетства облокотилась на стол просиявшего Хафнера, вынула сигарету из его пачки, но тут же положила назад. — Нет, они для меня слишком крепкие… Во-вторых, я подробней изучу эти структуры. Вы уже раскрыли дело об убийстве той девочки?

— Да… — сказал Тойер. — Нет… Но вообще-то…

— У меня впечатление, что передо мной настоящие профессионалы. А о том, что прокурор, курирующий расследование, ваша подружка, пресса любезно умолчала. Раскрою вам секрет: об этом позаботилась я… но в порядке исключения. Этого больше не будет. Всего хорошего, господа.

— Воинствующая лесбиянка, — в замешательстве пробормотал Хафнер, когда за Шильдкнехт захлопнулась дверь.

Тойер какое-то время смотрел в окно. Потом повернулся, но ничего не сказал.

На следующее утро он бодро вошел в кабинет, да что там, он пронесся по нему. Минувший вечер он провел в монашеском уединении в своей маленькой нойенгеймской квартире и занимался тем, чем занимаются монахи, чтобы не свихнуться окончательно. Он выдул бутылку красного. К вину имелась заказная пицца. Он уплетал ее и долго слушал старые душевные записи, а в конце даже новый диск — Робби Уильямса. При этом перебирал в уме подвиги, которые совершил вместе с ребятами, и это было классно. Так будет и впредь, почему бы и нет? Обычно человек надеется, что кто-то там образумится, но ведь он гораздо скромней, его устраивало и безрассудство.

Ему удалось сохранить боевой дух до утра. Он посмотрел короткий сон про медведей, для него это были самые любимые спутники Морфея. Умные, мощные мишки привели его на прогулку в заколдованный лес. Он бежал посередке и доверчиво держал их за лапы; его ноги упруго отталкивались от земли. Потом медведи вышли на поляну и под аккомпанемент неожиданно появившегося оркестра горилл-скрипачей исполнили дуэтом великолепную оду тишине, лесу и своей могучей силе.

Нынешним утром, пребывая в полном душевном покое, он даже побрился. Просто так, без всякой нужды. И вот теперь…

— В общем, теперь все возвращается к норме. Мы ведем расследование вопреки официальной линии. — Он не сомневался, что за ночь ребята пришли в себя, образумились — даже Хафнер. Шеф группы уселся с довольным видом и окинул взглядом своих парней. — Разумеется, вы были правы, когда приводили мне всевозможные доводы; вчера у меня даже возникло ощущение, что вы верите в них всерьез…

— Тут вам был звонок, — сообщил Лейдиг. — Ничего важного, по поводу подоходного налога. Я сказал, что вы позвоните.

— Пошли они в задницу, — весело отмахнулся Тойер. — Мы еще раз возьмем в разработку поочередно папашу и Пильца. Кроме того, я хочу больше узнать про Нассмана…

Штерн засмеялся:

— Значит, три беседы, а дальше что?

— Дальше мы поглядим. Поглядим и будем действовать по обстоятельствам.

— Из упрямства или потому, что в этом действительно есть смысл? — осторожно поинтересовался Лейдиг. Хафнер тоже не горел энтузиазмом.

Лицо Тойера расслабилось, он вдруг почувствовал — иллюзии тают. Это было не к добру. Ему не хотелось расставаться с иллюзиями.