Село Городище - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/18
- Следующая
– Неужто копать?
– Ой, помощнички! Завязнете в земле – вытаскивай вас, – засмеялись женщины.
Но Грунина мать не смеялась. Пользуясь остановкой, она сняла развязавшийся платок, поправила волосы и сказала:
– Выбирайте с поля всякие репьяки да относите куда-нибудь в кучку, а потом их сжечь нужно…
Ребятишки разбрелись по полю. Женщины снова замолчали, зашурхали заступами. Только одна тетка Антонина все спрашивала:
– Эй, бригада! А кто же у вас бригадир-то? Не Трофим ли? Или Нюрка Дарьина?
– Наверно, Грунька, – сказала тетка Анна, Раисина мать, – она все их на работу наряжает.
Выбирать сорняки – работа нетрудная. Только ноги вязнут в еще сырой земле, и на них нарастают такие комья, что не повернешься. Да руки стынут от еще не прогретой земли.
Ребята перекликались и гомонили, как грачи:
– Гляди, гляди! Во – корешок! Как редька!
– А вот пыреяка тащится! Вот распустил корни-то, как сеть, – рыбу ловить можно!
Когда солнце поднялось и стало в зените, Ромашкина мать, тетка Настасья Звонкова, воткнула заступ в землю. И, вздохнув, словно свалила с плеч большую тяжесть, сказала:
– Обедать, бабы!
Тетка Настасья была бригадиром.
Заступы перестали шурхать. Копщики разогнулись.
– Ох, и работка!
– Да, работка лошадиная…
– Что ж поделаешь! Лошадиная не лошадиная, а делать надо…
А бабушка Вера опять помянула фашистов. Подбирая из-под куста свой плюшевый салоп и мохнатую шаль, она погрозила куда-то своим костлявым кулаком:
– Все равно сдохнете, проклятые! Как вы нас ни разорили, как ни поиздевались, а мы выжили! Выжили!
Ребята собрались было тоже уходить. Но Ромашка взял заступ:
– А ну-ка, дай я попробую!
Он нажал заступ ногой и вывернул пласт земли.
– Ребята, давайте тоже копать, а? – оживился Женька Солонцов и подскочил к заступу, оставленному его матерью.
Колхозники медленно пошли в гору на тропочку, а тетка Настасья задержалась – посмотреть, нет ли огрехов.
– А что ж бы вам и не покопать? – сказала тетка Настасья. – Сколько ни накопаете – все хлеб. Только без бригадира нельзя. Выбирайте бригадира. А то напортите тут, а спрашивать будет не с кого. Ну, кто у вас тут позаботливей?
Тетка Настасья, вытирая руки влажной молодой травой, оглядывала ребят своими суровыми серыми глазами.
– Пускай Груня, – крикнула Стенька, – она заботливая!
– А может, из ребят кого? Будете ли вы ее слушаться-то?
– А чего же мы не будем слушаться! – весело сказал Женька. – Вот еще!
Раиса молчала, легонько размахивая длинным путаным корневищем пырея. Маленькие пухлые губы ее самолюбиво сжались и подобрались. Сразу – Груню! А почему это именно Груню? Тут ведь и другие есть…
– Груня уже немножко привыкла, – сказала Стенька, деловито размахивая руками, – она уж нас сколько раз на работу собирала.
– Да, пусть Грунька будет, – решительно сказал Ромашка, продолжая копать. – Что там рассуждать еще!
– Тогда проголосуйте!
Ромашка воткнул заступ в землю.
– Ох, мама, ты и пристанешь же!
– Нет уж, проголосуйте! – повторила тетка Настасья. – Все голосуйте. А то потом скажете: «А я ее не выбирал!» Кто за то, чтобы Груне быть бригадиром?
Поднял руку Ромашка, опираясь другой на заступ. Поднял руку Женька, вытянув ее, будто хотел достать облако. Стенька вместе с поднятой рукой и сама вся приподнялась и шевелила пальцами от радости и нетерпения. Медленно, оглядываясь на других, поднял руку степенный Федя. И Ленька Козлик, и Трофим… Все стояли с поднятыми руками, испачканными свежей землей, среди сизого пустого поля, у которого только лишь один край чернел узкой влажной полосой. Ни на кого не глядя, все так же поджав пухлые губы, подняла руку и Раиса. Подняла и тут же опустила, словно устала держать.
– Ну, так. Теперь работайте, – сказала тетка Настасья, потуже завязывая платок. – Только уж если работать, то как следует, а не дурить. Смотри, бригадир, заботься! С тебя спрашивать буду!
И Груня ответила, глядя прямо в глаза тетке Настасье:
– Ладно. Буду заботиться.
Так вот и стала с того дня Груня бригадиром. Она очень беспокоилась. А ну как ребята покопают-покопают да и бросят – попробуй уговори их тогда! Уж очень работа тяжелая. На ладонях у всех в первый же день надулись мозоли. И в первый же день Груня и рассердилась и поссорилась с ребятами.
Ромашка почему-то вздумал копать один и ушел на другой конец поля.
– Ты зачем ушел-то? – сказала Груня. – Мы бы копали все вместе – так бы и гнали свой участок!
Но Ромашка смахнул пот со лба и, не поднимая головы, ответил:
– А я хочу здесь копать! Иди от меня и не командовай!
– А для чего же я тогда у вас бригадир?
– Не знаю, для чего, – упрямо ответил Ромашка, – а вот я не люблю, когда надо мной командовают!
Груня ничего не ответила, вернулась на свое место и взяла заступ. Тут шли веселые разговоры.
– Наш Трофим уже купался! – живо рассказывала Стенька. – Вода еще снеговая, а уж он – готово! Сначала по калужине босиком бегал, а потом и весь влез да выкупался. Пришел – сразу к печке. И молчит. Будто мы не видели!
– Ребята! – прервал ее Женька Солонцов. – Ребята, что я придумал!
– Какую-нибудь чушку, – пробурчал Федя.
– Уж сказал бы – чушь. А то – чушку! Я вот что придумал: давайте так играть, будто мы клад откапываем!
– Давайте!
Но Раиса сказала, насмешливо выпятив нижнюю губу:
– И ничуть не похоже. Клад искать – надо ямку на одном месте рыть. А мы – вон какую долину поднимаем! Ой, а руки больно до чего!
Она выпрямилась, потерла спину и скривила лицо.
– Ой!.. Не буду я! Все равно ничего не выйдет. Где это видано – поле лопатой копать?
И села на кочку.
– Не успела начать, а уж устала! – сказала Груня. – Вот когда все будут отдыхать, тогда и ты сядешь. Вставай!
Раиса встала, но заступ не взяла, а выбралась на тропочку и пошла домой. Груня чуть не заплакала.
– Ну, куда же ты? Ну, покопай хоть немножко-то!
– Думаешь, что председателева дочка, то тебя все и слушаться должны? – сердилась Раиса.
И ушла. А за ней неожиданно ушли две девочки поменьше – Анюта и Поля-Полянка.
Груня вспыхнула от гнева и обиды. К тому же у нее на ладони прорвалась мозоль, и было очень больно. Но Груня молчала. Попробуй пожалуйся – тогда и все жаловаться начнут.
Тяжелая, сырая земля не рассыпалась под заступом. Она туго резалась блестящими, влажными ломтями, и эти ломти, отрезанные заступом, надо было разбивать на мелкие комочки.
Заступ становился все тяжелее и тяжелее, и Груня чувствовала, как из ее рук постепенно уходит сила, руки делаются мягкими, слабыми и не хотят слушаться…
Груня старалась не думать об этом – ребята ведь работают же! Стенька режет землю и бьет комки, будто у нее руки железные. Да еще и смеется. Да еще все время рассказывает разные истории – такой уж у нее неумолчный язык.
И долговязый Женька работает, не жалуется. И Федя. И Ленька Козлик. Козлик – слабый, он то и дело отдыхает. Но не уходит.
А вот и Трофим тащится.
– Ты куда идешь, Трофим? – сказала Груня. – На эту работу я тебя не наряжала. Ты что ж, бригадира не слушаешься?
Трофим остановился. Он не мог понять – сердится Груня или шутит. Но обратно все-таки не пошел. Так и стоял молча, пока ребятишки работали. Груня поглядела на него и засмеялась:
– Смотрите, Белый Гриб стоит!
Груня смеялась, а сама только и думала, раз за разом всаживая заступ в землю:
«Ой, хоть бы поскорее обед кончился! Хоть бы поскорей пришли! Ой, совсем мочи нет!»
Отдыхать она не хотела – ей надо было выдержать бригадирскую марку. А то сядет бригадир отдыхать – какой же пример ребятам?
И когда она почувствовала, что разбивает последний пласт и что заступ сейчас выпадет у нее из рук, из кустов на дорогу вышли колхозники. Груня остановилась, выпрямилась, воткнула заступ в землю:
– Кончайте, ребята! – и блаженно перевела дух: выдержала!
- Предыдущая
- 4/18
- Следующая
