Роза и тис - Кристи Агата - Страница 29

• Предыдущая
• 29/46
• Следующая

– Да, – произнесла она с еле заметной паузой, будто у нее перехватило дыхание, – должен бы.

– Я рисовал себе его возвращение на коне и в доспехах. Хотя, полагаю, он явится в униформе и берете.

– Он должен скоро приехать, – сказала Изабелла. – О, Руперт должен скоро приехать! – повторила она напряженным, каким-то тоскливым голосом.

Я не знал, что у нее на уме, но почему-то встревожился.

– Не возлагайте слишком больших надежд на его приезд. Ожидания нередко сбываются не совсем как рассчитываешь.

– Наверняка так и бывает...

– Вы ждете чего-то, – продолжил я, – а оно оказывается...

– Руперт должен скоро приехать! – нетерпеливо перебила меня Изабелла.

Да, в ее голосе, без сомнения, были и беспокойство и настойчивость. Я хотел спросить, чем она встревожена, но в этот момент из Длинного Амбара вышел Джон Гэбриэл и присоединился к нам.

– Меня прислала миссис Норрис узнать, не нужно ли вам что-нибудь, обратился он ко мне. Изабеллу он более или менее игнорировал. – Хотите выпить?

– Нет, благодарю.

– Уверены?

– Вполне. Налейте себе, – предложил я.

– Нет, спасибо. Я не хочу. – Он помолчал. – Прекрасная ночь. В такую ночь Лоренцо юный...[13] и так далее, и так далее.

Мы все трое молчали. Из Длинного Амбара снова донеслась музыка.

– Не хотите ли пойти потанцевать, мисс Чартерно? – спросил Гэбриэл.

– Благодарю вас, с удовольствием, – тихим вежливым тоном проговорила Изабелла и встала.

Они ушли, держась напряженно и не разговаривая друг с другом.

А я стал думать о Дженнифер. Где она и что делает?

Счастлива или несчастна? Нашла ли она, как принято говорить, «кого-то другого»? Я надеялся, что нашла. Очень надеялся.

Мысли о Дженнифер не вызывали боли, потому что той Дженнифер, в которую я когда-то был влюблен, на самом деле не существовало. Я ее придумал в угоду самому себе, а о том, что собой представляет настоящая Дженнифер, я никогда не задумывался. Между мной и настоящей Дженнифер стоял Хью Норрис, влюбленный в воображаемую Дженнифер.

Я смутно помню, как ребенком осторожно и неуверенно спускался по большой лестнице. Я до сих пор слышу слабое эхо собственного голоса, звучавшего очень значительно и важно: «Вот Хью вдет вниз по лестнице». Позже ребенок научился говорить «я». Однако глубоко это «я» не проникло. Оно не стало моей сущностью и потом. Я продолжал видеть себя как бы со стороны, в серии картинок: вот Хью, успокаивающий Дженнифер; Хью, который хотел стать для нее всем, целым миром; Хью, который намеревался сделать Дженнифер счастливой и заставить ее забыть все беды и несчастья.

«Да, – подумал я вдруг, – совсем, как Милли Барт».

Милли, которая решила выйти замуж за своего Джима, сделать его счастливым, надеясь, что это излечит его от пьянства, но не потрудилась даже узнать настоящего Джима.

Я попытался применить это к Джону Гэбриэлу. Вот Джон Гэбриэл жалеет маленькую женщину Милли, старается ее развеселить, добр к ней, помогает нести сумку...

Потом я переключился на Терезу. Вот Тереза выходит замуж за Роберта, вот Тереза... «Нет, не получится! – мелькнула мысль. – Тереза давно взрослый человек. Она научилась говорить «я».

Из Длинного Амбара вышли двое. Они не повернули в мою сторону, а направились по ступеням к нижней террасе.

Я продолжил свои прерванные на миг размышления.

Леди Трессилиан... Она видит себя человеком, который призван вернуть мне интерес к жизни. Миссис Бигэм Чартерис, которая уверена в том, что всегда и на все знает верный ответ. Она по-прежнему видит себя энергичной женой командира, в подчинении которого находится целый полк... А почему бы и нет, черт побери! Жизнь тяжела, и каждый имеет право на свои грезы.

Интересно, какие были грезы у Дженнифер? Какой она была на самом деле? Разве я дал себе труд узнать это? Разве не видел постоянно только то, что хотел видеть?.. Мою замечательную, верную, несчастную Дженнифер!

Какой же она была? Не такой уж замечательной и (если хорошенько подумать) не такой и верной, но безусловно несчастной... определенно несчастной! Я вспомнил ее раскаяние, как она самобичевала себя, когда я, сломленный душой и телом, неподвижно лежал рядом. Что все это значило, если не то, что Дженнифер видела себя в роли трагической героини?

Все случившееся, как она считала, было вызвано именно ею, Дженнифер. Это и есть настоящая Дженнифер, фигура трагическая, несчастная женщина, у которой все происходит не так, как должно быть, и которая постоянно обвиняет себя во всем, что случилось с другими. Милли Барт, по-видимому, поступила бы так же.

Милли... Мои мысли от отвлеченных размышлений резко переключились на дела и проблемы повседневные.

Милли на вечер не пришла. Возможно, с ее стороны это было разумно. Или ее отсутствие тоже вызовет соответствующие толки?

...Я вздрогнул, видно, незаметно задремал. Стало холоднее.

Со стороны нижней террасы послышались шаги. Это был Гэбриэл. Он направлялся ко мне, и я заметил, что идет он как-то неуверенно. Возможно, он был пьян.

Я был поражен его видом. Он заговорил хрипло, невнятно – полное впечатление изрядно выпившего человека но, похоже, алкоголь тут был ни при чем.

– Эта девушка! – с пьяным смешком произнес Гэбриэл, – я же вам говорил, что она такая, как все. Головой-то она, может, и витает где-то среди звезд, но ногами уж точно стоит на грешной земле.

– О чем вы, Гэбриэл? – резко спросил я. – Вы пьяны?

– Вздор! Я не пил. Есть кое-что получше выпивки!

Гордячка! Куда там! Очень уж благородная леди, чтоб якшаться с простыми людьми. Ну я ей показал ее место!

Стащил с высоких звезд... Показал, из чего она сделана...

Как все, из праха! Я вам давно говорил, что она не святая.

Такого рта, как у нее, у святых не бывает! Обыкновенная, как все мы. Возьми любую женщину – все они одинаковые... Все одинаковые!

– Послушайте, Гэбриэл! – в бешенстве закричал я. – Что вы натворили?

Он опять пьяно хихикнул.

– Развлекался, старина! Вот что! Развлекался по-своему... как мне нравится...

– Если вы оскорбили эту девушку...

– Девушку? Она взрослая женщина. Знает, что делает, или, во всяком случае, должна знать. Она женщина.

Поверьте моему слову!

Он опять засмеялся – мерзкое, отвратительное хихиканье. Этот смех преследовал меня долгие годы. Я ненавидел Гэбриэла в ту минуту и продолжал ненавидеть всю свою жизнь.

О, я вполне осознал, что значит полная беспомощность, мне помог это осознать Гэбриэл, метнувший в мою сторону презрительный взгляд! Не могу представить себе более омерзительного человека, чем Джон Гэбриэл в ту ночь...

Он захохотал, повернулся и неуверенно зашагал к Длинному Амбару.

Я смотрел ему вслед, кипя от негодования. Но не успел я до дна испить всю горечь своей участи калеки, как услышал шаги со стороны нижней террасы, на этот раз легкие и спокойные.

Поднявшись на верхнюю террасу. Изабелла подошла ко мне и села на каменную скамью.

Ее движения, как всегда, были уверенными и спокойными. Она сидела молча. Так мы уже сидели с ней прежде, в тот же вечер. И все-таки я чувствовал... определенно чувствовал! – разницу. Никак не выражая это, она, казалось, искала поддержки. Что-то пробудилось в ней, нарушив привычный покой. Она была в сильном смятении, но я не знал, не мог даже предположить, что творилось в ее душе. Может быть, она и сама не знала.

– Изабелла, дорогая... – с трудом произнес я. – Все в порядке?

Я и сам не понимал, что имел в виду.

– Не знаю... – ответила она.

Спустя несколько минут Изабелла вложила свою руку в мою ладонь. Это был чудесный, полный доверия жест, воспоминание о котором я сохранил навсегда. Мы ничего не говорили.

Прошло около часа.

Из Длинного Амбара начали выходить люди. Женщины оживленно обменивались впечатлениями и поздравляли друг друга с тем, что все прошло хорошо. Одна из них увезла Изабеллу в своей машине.

• Предыдущая
• 29/46
• Следующая