Бегство из Атлантиды - Говард Роберт Ирвин - Страница 1

• 1/2
• Следующая

Солнце садилось. Его последние алые лучи заливали землю и лежали кровавыми коронами на покрытых снегом вершинах. Три человека, вдыхая запахи, принесенные ветром из далеких лесов, полюбовались угасанием дня, а потом обратились к более насущным нуждам. Один из них, готовивший оленину на маленьком костре, потрогал дымящееся кушанье и облизнул палец с видом знатока.

— Готово. Кулл, Хор-нак, можно есть!

Говоривший был молод, почти мальчик, высокий, широкоплечий паренек с узкой талией, двигавшийся с изяществом леопарда. Из его товарищей одни был постарше, властный, крепко сложенный волосатый мужчина со свирепым лицом. Другой казался близнецом говорившего, не считая того, что он был немного крупнее — выше, крепче в груди и шире в плечах. Даже больше, чем первый юнец, он производил впечатление стремительности, скрытой в длинных гладких мышцах.

— Хорошо, — сказал он. — Я голоден.

— А когда ты не бываешь голоден, Кулл? — пошутил первый.

— Когда я сражаюсь, — ответил Кулл серьезно.

Второй бросил на своего друга быстрый взгляд, словно пытаясь проникнуть в его мысли.

— Ну а тогда ты жаждешь крови, — вмешался старший. — Ам-ра, кончай трепотню и подавай нам поесть.

Опускалась ночь, замерцали звезды. Над погруженной в сумерки горной страной проносился слабый ветер. Где-то вдали внезапно заревел тигр. Хор-нак инстинктивно потянулся к лежащему рядом с ним копью с кремневым наконечником. Кулл повернул голову, и странный блеск появился в его холодных серых глазах.

— Полосатые братья вышли на охоту, сказал он.

— Они поклоняются восходящей луне. — Ам-ра показал на восток, где уже появилось красноватое сияние.

— Почему? — спросил Кулл. — При луне они видны и их добыче, и их врагам.

— Когда-то, много сотен лет тому назад, — сказал Хор-нак, — царь-тигр, преследуемый охотниками, воззвал к женщине на луне, и она скинула ему вниз лозу, по которой он взобрался к ней на луну и провел там много лет в безопасности. С тех пор весь полосатый народ поклоняется луне.

— Я в это не верю, сказал Кулл резко. — Почему полосатый народ должен почитать луну за то, что та помогла одному из них, сдохшему уже давным-давно? Множество тигров взбиралось на Обрыв Смерти, спасаясь от охотников, но они не поклоняются этому обрыву. Да и как они могут знать о том, что случилось так давно?

Хор-нак нахмурился.

— Не слишком-то приличествует тебе, Кулл, вышучивать твоих старейшин или насмехаться над легендами усыновившего тебя народа. Эта повесть должна быть правдивой, потому что она передавалась из поколения в поколение, дольше людской памяти. То, что всегда было, то и должно быть вовеки.

— И в это я не верю, вторично возразил Кулл. — Эти горы были всегда, но когда-нибудь они рассыплются в песок и исчезнут. Когда-нибудь море покроет эти горы...

— Хватит святотатствовать! — вскричал Хор-нак сердито. — Кулл, мы близкие друзья, и я терплю все это, потому что ты еще молод. Но одно ты должен зарубить себе на носу — уважай традиции. Ты смеешься над обычаями и путями нашего народа, ты, кого этот народ спас в дебрях, кому он дал дом и племя.

— Я был безволосой обезьяной, бродящей по лесам, — честно признал Кулл, не стыдясь. — Я не умел говорить на языке людей, и моими единственными друзьями были тигры и волки. Я не знаю, кем были люди моего народа, чья кровь течет в моих жилах.

— Это все не имеет значения, — прервал его Хор-нак. — Хоть ты и похож на человека из племени изгнанников, живших в Долине Тигров, которые погибли во время Великого Наводнения, это ничего не значит. Ты проявил себя доблестным воином и великим охотником...

— Где ты найдешь равного ему в метании копья или в борьбе? — прервал его Ам-ра с загоревшимися глазами.

— Истинная правда, — сказал Хор-нак. — Он делает честь племени Приморских гор, но, не смотря на все это, он должен придерживать свой язык и научиться относиться с почтением к святыням прошлого и настоящего.

— Я не насмехаюсь, — сказал Кулл спокойно. — Но я знаю, что многое из того, о чем говорят жрецы, — это ложь, потому что я бегал с тиграми и знаю диких зверей лучше, чем эти жрецы. Животные — это не боги и не дьяволы, они подобны людям, только без похоти и жадности человека.

— Опять святотатство! — воскликнул Хор-нак сердито. — Человек — это величайшее творение Валки!

Ам-ра вмешался, пытаясь изменить тему беседы.

— Утром я слышал бой береговых барабанов. На море идет война. Валузия сражается с лемурийскими пиратами.

— Проклятье тем и другим! — проворчал Хор-нак.

Глаза Кулла снова заблестели.

— Валузия! Земля чар! Когда-нибудь я увижу великий Город Чудес!

— И скверным будет этот день, буркнул Хор-нак. — Тебя закуют в цепи, и тебе будет суждена пытка и смерть. Ни один человек из нашего народа не видит Великого Города иначе, как попав в рабство.

— Проклятие ему, — пробормотал Ам-ра.

— Проклятие и кровавая судьба! — воскликнул Хор-нак, грозя кулаком востоку. — За каждую каплю пролитой атлантами крови, за каждого раба, надрывающегося на их проклятых галерах, да постигнет черное проклятие Валузию и все Семь Империй!

Ам-ра воодушевленно вскочил на ноги и повторил часть проклятия. Кулл отрезал себе еще один ломоть жареного мяса.

— Я дрался с валузийцами, сказал он. — И они храбро сражались, но убивать их было легко. И они вовсе не выглядели свирепыми.

— Ты дрался со слабаками из стражи северного берега, — проворчал Хор-нак, — или же с командами выброшенных на берег купеческих судов. Подожди, пока ты не встанешь лицом к лицу с налетающими Черными Отрядами или с самим Великим Воинством, как стоял я. Хай! Вот тогда ты и напьешься крови! Я грабил валузийские берега с Гандаро, Носителем Копья, когда я был младше тебя, Кулл. О, огнем и мечем мы прорвались далеко вглубь империи. Пятьсот человек нас было, из всех прибрежных племен Атлантиды. А вернулось из нас только четверо! У деревни Ястребов, которую мы разграбили и сожгли, передовые из Черных Отрядов раздавили нас. Хай! Там копья напились и мечи утолили жажду! Убивали мы и убивали нас, но когда гром битвы затих, четверо из нас бежали с поля боя, и все — жестоко израненные.

— Аскаланте рассказывал мне, — продолжал Кулл о своем, — что стены вокруг Хрустального Города в десять раз выше высокого мужчины, что блеск золота и серебра слепит глаза, а женщины, гуляющие по улицам или глазеющие из окон, одеты в странные гладкие одежды, блестящие и шуршащие.

— Уж Аскаланте-то должен знать, — мрачно сказал Хор-нак, — раз он был у них рабом так долго, что забыл свое доброе атлантское имя и вынужден с тех пор обходится валузийской кличкой, которую они ему дали.

— Он убежал от них, — заметил Ам-ра.

— Да, но на каждого раба, вырывающегося из темниц Семи Империй, приходится семеро гниющих в темницах и умирающих каждый день, ибо не подобает атланту влачить рабскую жизнь.

— Мы враждовали с Семью Империями с испокон веков, — пробормотал задумчиво Ам-ра.

— И будем враждовать, пока мир не рухнет! — с диким довольством сказал Хор-нак. — Ибо Атлантида, благодарение Валке, враг всем людям.

Ам-ра поднялся и взял копье, готовясь встать на страже. Остальные двое прилегли на траву и почти мгновенно заснули.

Что снилось Хор-наку? Возможно, битва или громовой топот буйвола, а быть может — девушка из пещер. Что же до Кулла...

Сквозь туманы его сна пробились издалека золотые голоса труб. Облака лучистого сияния плыли над ним, и вот величественное зрелище открылось его спящей душе. Неисчислимое скопление людей без края и конца, их оглушительные крики, сливающиеся в громовой рев, в котором угадывались слова незнакомой речи. Послышалось слабое бряцание стальных доспехов — отряды огромного воинства появились справа и слева. Туман поредел, и из него отчетливо выступило лицо, увенчанное царской короной, с профилем ястреба, бесстрастное, неподвижное, с глазами, напоминавшими цветом холодные серые волны северного моря. И тогда вновь прогремели голоса: “Славься царь! Славься царь! Славься, царь Кулл!”.

• 1/2
• Следующая