В КОРОЛЕВСТВЕ КИРПИРЛЯЙН. Сборник фантастических произведений - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/134
• Следующая

А Бескорыстный кричит:

— Что же вы? Смелее! Наша слава ждет нас там!

Выхватил он меч и показывает на горы. Тут все так и сели — лезвие-то не горит!

А Бескорыстного чуть и вовсе удар не хватил, побледнел он, безумными глазами поглядел на меч, потом на нас, но ничего не сказал — повернулся и ушел.

После уж нам разъяснили, что из-за большого числа добрых дел, которые совершил Бескорыстный, волшебная сила у меча кончилась. Да только проверить того нельзя было, никто другой его в руках не держал…

С тех пор и пошло: доносы, шпионы — очень уж Бескорыстного заботит, как к нему народ теперь относится, зовут ли все еще Бескорыстным, или выдумали новое прозвище. Набрал он себе помощников, а те и рады — законы издают, недовольных ловят. И сказано: к Бескорыстному относиться всем одинаково — с любовью и уважением, и что он ни скажет — сейчас всем выражать Единодушное Одобрение… Такая вот жизнь наша… Ну, пришли…

Они остановились перед низенькой дверцей с зарешеченным окошком, сквозь которое снаружи пробивался бледный свет. Брус отпер дверцу и по коридору вывел наконец Марину и Ростика на воздух — в тесный хозяйственный дворик позади замка Бескорыстного. Здесь они укрылись в тени раскидистого дерева и осмотрелись.

— Ворота видите? — прошептал Брус. — Сразу за ними повернете налево и бегом на перекидной мост. За мостом уже две дороги. Налево — вниз, в город, направо — в горы. Но в горы не ходите, там такие чудовища обитают, что в одиночку да без опыта нечего и соваться. Бегите вниз — если будет погоня, спрячетесь в переулках. А дальше так: спросите харчевню старого Перешника на борзаковской дороге, ее всякий знает. Ну, а самому старику шепните, что, мол, привет ему от Бруса. Он вам поможет… Да! Серебрилл-то без надобности из ножен не вынимайте, ваша милость, да поглядывайте вокруг повнимательней. Ну а если уже придется драться — тогда рубите смело, нет такой силы, чтобы против этого меча устояла!

— А вы-то что же, остаетесь? — спросил Ростик.

— Нет, — ответил Брус. — Оставаться мне никак нельзя тоже. Мне теперь с Бескорыстным не по пути. Только и с вами я не пойду, уж не сердитесь. Не тянет меня больше на приключения, стар стал. Если Перешник спросит про меня, скажите — на север ушел, родственников навестить… Ну, прощайте. Вам первым бежать…

Ростик хотел ему что-то сказать, но в это время из замка донеслись протяжные звуки трубы. Брус махнул рукой. Быстрее!

Марина и Ростик вышли из тени, миновали сараи и коновязь и бегом пустились к воротам. Как Брус и говорил, за воротами оказалась мощенная камнем дорога, ведущая к подъемному мосту. По ту сторону рва поднимались черные зубцы скал. Охраны нигде не было видно, наверное, она попряталась от лучей нещадно палящего солнца.

Мост прошли без помех. Дальше дорога повернула влево и стала спускаться в долину Внизу показались громоздящиеся друг над другом крыши города…

Арвид кончил мести и выбросил мусор в большой деревянный ящик, стоявший у дверей. Веник он швырнул туда же и на подгибающихся от усталости ногах поплелся к своему месту.

— Веселей шевелись, дохлятина! — крикнул ему один из дежурных сержантов.

— Ничего, когда пойдут глоты, у этого молодца прибавится резвости, — добавил другой, сдавая карты.

— Только пятки засверкают! — взвизгнул третий, толстенький краснощекий коротышка, и затрясся от хохота, радуясь собственному остроумию. Первые двое, глядя на него, тоже загоготали.

Несколько заспанных физиономий поднялись над нарами, и кто-то спросил хриплым шепотом:

— Что, подъем?

— Ну-ка, тихо там! — рявкнул сержант. — На цепь захотели?

Головы сейчас же попрятались.

Арвид добрался, наконец, до своего места в дальнем конце казармы. Здесь, у стены, рядом с крохотным окошком, выходящим на освещенный прожекторами плац, приткнулись двухъярусные нары. Угол этот считался особым, мелюзги желторотой, только что набранной по деревням, сюда не селили, нары стояли широко, не в ряд, и помещались на них ребята, успевшие нюхнуть пороху.

Арвид снял кожаный панцирь, ослабил ремни на сапогах, бросил на тумбочку штык и фонарь и без сил повалился на нары.

Несмотря на усталость, сон все не шел. В тяжелом, спертом воздухе казармы глухо отдавался дружный храп, чей-то надсадный кашель, тихо потрескивал динамик сигнального пульта на столе дежурного. Из-под решетки у противоположной стены доносились стоны и всхлипывания пленного нетопыря, на котором во время занятий децим Беляш демонстрировал болевые приемы. Встревоженные близким соседством нетопыря, угрожающе порыкивали коняки в стойлах, трещало дерево, когда они точили о него свои крепкие загнутые когти.

Над собой Арвид видел плохо оструганные доски верхних нар. Стоило лежавшему там Выдерге повернуться с боку на бок, как на Арвида сквозь широкие щели сыпалась соломенная труха. Ворочался Выдерга часто, шумно вздыхал и, наконец, шепотом спросил:

— Хруст, эй, Хруст… ты спишь?

Арвид промолчал, Хруст… Прошло всего несколько дней с тех пор, как он стал Хрустом, курсантом отдельной учебной центурии, но ему казалось, что никто не называет его Арвидом уже целую вечность.

В гарнизонном госпитале, где его держали из-за контузии, он звался «лежачим из второй палаты», только старый военный знахарь во время ежедневного обхода называл его «голубчиком-привстаньте».

Однако, когда Арвид пытался рассказать добродушному старичку о том, как по музейному коридору попал сюда из другого мира, тот лишь досадливо морщился и назначал новые процедуры.

— Придется, голубчик, вам полежать еще день-два, — говорил он, протирая очки, — Да вы не расстраивайтесь — все это пройдет! Главное — не вставайте и не думайте ни о чем.

В конце концов Арвид понял, что лучше помалкивать, если не хочешь проторчать здесь всю жизнь. Он должен отыскать дорогу домой, но для этого нужно, как минимум, выбраться из лазарета.

Приняв это решение, Арвид стал во всем соглашаться со знахарем, исправно принимал лекарства и процедуры, многие из которых не могли доставить больному ни малейшего удовольствия. Следствием такого примерного поведения явилось его полное, с точки зрения знахаря, выздоровление, и несколько дней спустя он был выписан из госпиталя «для дальнейшего прохождения службы в учебной когорте».

В учебную когорту Арвид прибыл поздно вечером. Когда скрипучая колымага, груженная тюками с бельем, через широкие ворота вкатила на хозяйственный двор, ни в одном окне уже не было света, только ослепительно горели прожектора на плацу.

Колымага затормозила у дверей склада и наваленные горой тюки посыпались на задремавшего Арвида. Возница выругался. Арвид протер глаза, спрыгнул на землю и забросил обратно в кузов выпавший мешок.

— Приехали, что ли? — спросил он.

— Тебе вон туда, — возница ткнул кнутом в сторону длинного приземистого здания.

Спустя полчаса Арвид уже сидел на нарах и грыз сухари, добытые для него Выдергой. Сам Выдерга сидел на тумбочке и, болтая ногами, тараторил:

— А я знал, что ты к нам попадешь, выписка на тебя пришла. Я так дециму и сказал: «Этого, говорю, парня непременно надо в наше отделение. Его, говорю, сам легат в учебку направил. Личным, намекаю, распоряжением Я тут даже хотел к тебе сгонять, да разве отсюда выберешься?… Ты ешь, ешь! И водичкой припивай. Знал бы я, что ты сегодня заявишься, я бы тебе каши заначил… Ну, ничего, зато сухарей прорва. А вообще тут жратва ничего, жить можно.

Арвид кивал ему с набитым ртом.

Он вдруг почувствовал, что напряжение последних дней, не оставлявшее его ни на минуту, понемногу спадает. Да, подумал он. Жить можно. Можно, потому что в этом странном, перепутанном мире у него нашелся настоящий друг

От этой мысли Арвиду стало покойно и уютно, он хотел что-то сказать, но вместо этого сунул в рот протянутый Выдергой сухарь и принялся его грызть.

— Черт бы побрал этих молокососов! — послышалось из-за дощатой перегородки, пронзительно заскрипели нары, и в проходе показался всклокоченный, злой со сна децим Беляш. Он был в одних подштанниках и огромной, как у коняка, лапой чесал волосатую грудь.

• Предыдущая
• 52/134
• Следующая