Блондинка в футляре (Простушка и трубочист) - Луганцева Татьяна Игоревна - Страница 4

Леониду ничего не оставалось, как молча сесть напротив. Эта тетка и правда казалась сумасшедшей и вела себя, как пахан на зоне, в принципе как он и привык.

– Я ознакомилась с твоим делом, сынок.

– Каким делом? – спросил Леонид.

– Не перебивай старших, сынок, а то ненароком отстрелю яйца! Что? В шоке? Уясни сразу, что разговаривать будем на общепринятом, человеческом языке, а не на жаргоне. Потому что мы не на равных условиях. Ты – сопляк, в двадцать один год окончивший восемь классов, а я – образованная тетка! Так что я до твоего уровня опуститься могу, а вот ты до моего подняться, по крайней мере сейчас, не сможешь… Узнала я о твоей жизни, о твоих судимостях и поведении на зоне… Нехороший ты человек, Леня. Как же я много слышала слезливых и сопливых историй о трудном и несчастном детстве. Как же мне все это надоело! – закатила глаза Софья Петровна, смешно сморщивая свое маленькое личико, и Леня не на шутку испугался, что она сейчас возьмет да и пальнет по нему.

Пенсионерка между тем продолжала:

– Мама пила, папа пил, потом зверствовали… бедный я! Вырасту – отомщу всему миру! Психология ущербного человека. Вы же – счастливые люди! У вас с детства перед глазами тот пример, которому нельзя следовать, и стимул выбраться из этой клоаки! Пока парни и девушки из приличных семей будут пробовать на себе наркотики и алкоголь, вы бы с умом использовали отведенное вам время, уже зная, к чему это приведет. Но нет! Вы выбираете путь жалости к себе и плывете по течению, обвиняя окружающих вас людей и злясь на них фактически за свою же слабость. Да, ты попал в интернат, и что ты там увидел? Боже мой! Меня не любят и не понимают преподаватели! А с какого рожна? С какого хрена они тебя должны были любить? Они совершенно чужие тебе люди, а насчет понимания… Я так скажу… еще ни один человек сам себя до конца не понял, что уж говорить о понимании посторонних людей! – Тетка взмахнула пистолетом, и спина Леонида покрылась липким потом.

«Черт меня дернул прийти сюда…» – думал он только об одном.

– Очень многим детям, возомнившим себя трудными подростками, я вправила в свое время мозги. Жаль, что не встретила в свое время тебя, а то и тобой бы занялась. А сейчас ты уже полностью испорченный продукт и взрослый дядька. А я больше никого не учу и не перевоспитываю.

– Ну, так я… это… пойду? – робко спросил Леонид.

– Сидеть! – не меняя интонации и выражения лица, ответила Софья Петровна. – Я еще не решила… Тебе не повезло, парень, но я думаю, что ты будешь последним моим ребенком, которого я верну на путь истинный. Что-то в твоем характере дает мне эту надежду. К тому же я постарела, и перевоспитуемый должен быть тоже постарше. Ты же на всех парах катишься вниз. Задам я тебе один тест… Вот катится шар по наклонной плоскости. Что его может остановить?

– Ничего, – буркнул Леня, почему-то решивший, что за неправильный ответ эта сумасшедшая будет отстреливать пальцы.

– Думай! – грозно посоветовала она.

– Препятствие на пути? – предположил Леня.

– Распространенная ошибка. Какое препятствие? Что может выступить в роли этого препятствия или кто? А если этот шар весит несколько тонн? Неужели я – маленькая, хрупкая женщина – могла бы остановить такой шар? Это не игра в боулинг, это – жизнь!

«Да она – форменная сумасшедшая! То-то мне сказали, что она – одна такая. Вот уж точно!» – крутилось в голове у Лени.

– Ладно, паренек, не тушуйся! Я всю жизнь искала ответ на этот вопрос и поняла, что шар остановится, если вдруг примет другую форму… Куба, например…

– Как это? Примет другую форму? – оторопел Леня.

– Шар-то не примет другую форму, а вот человек должен властвовать над своими поступками, он вполне способен измениться, – прищурила глаза Соколовская, словно оценивала расстояние от себя до парня. – Так вот я тебя и спрашиваю: способен ты принять форму куба, то есть измениться?

– У меня есть выбор? – покосился на «магнум» Леонид.

– Выбор есть всегда. Будь мужчиной, взвесь свои возможности и ответь честно, исправишься или нет? Я ведь сейчас тоже делаю выбор. Мне легче пристрелить тебя и спасти жизнь тех несчастных, которых ты обязательно убьешь. Не смотри на меня так… Знаю, о чем говорю. Мой выстрел принесет наименьший вред человечеству в целом. И кто что сделает мне? Заслуженному педагогу России и именитому психологу, выпустившему одних только книг по психологии штук пятьдесят, многие из которых переведены на иностранные языки? Я – беззащитная пенсионерка, а что делал ты у меня в доме, едва выйдя с зоны? Я спасала свои сбережения и свою жизнь. Расклад будет не в твою пользу, сынок… – женщина резко отложила пистолет в сторону и встала. – Я свой выбор сделала… идем!

Леня покорно поплелся за ней. Она действовала на него просто-таки магнетически, только потом он поймет, что виной тому невероятный ум Софьи Петровны и потрясающая сила воли. Они вышли из ее квартиры, поднялись на чердак, запертый на амбарный замок. Соколовская вытащила из кармана своих темных спортивных брюк ключ и отперла решетчатую дверь. Через минуту они оказались на крыше этого девятиэтажного панельного дома. Унылая картина невзрачных однотипных построек и труб какого-то завода предстала перед Леней. А еще, что потрясло сознание Леонида в тот далекий летний вечер, он увидел огромное количество цветущих фиалок. Они здесь были повсюду: на полу, на полках специальных стеллажей. Цветы были крупными и самой невероятной расцветки: нежно-розовые и алые, лиловые и малиновые в крапинку, белоснежные, сиреневые и темно-фиолетовые… По форме цветки тоже были разнообразны – от простых трехлепестковых до каких-то причудливых махровых с кружевными краями. И все это великолепие находилось под стеклянной крышей парника, выстроенного здесь чьими-то заботливыми руками.

– Смотри, – остановилась у одной из фиалок Софья Петровна, – красивая?

– Очень, – согласился Леонид, рассматривая нежно-персиковые лепестки с золотистым оттенком, словно лучи солнца позолотили их.

– Очень… – сказала Соколовская, – очень редкий и дорогой вид. Красивая, да? Растет себе… чудо природы и никого не трогает…

Софья Петровна нагнулась и грубым движением вырвала фиалку из земли, затем безжалостно выкинула ее за парапет.

Леня оторопело смотрел на торчащие из земли оборванные корешки с выступившими на них капельками жидкости, словно крови или слез фиалки, и на несколько красивых лепестков этого необычного цветка, валявшихся на кафельном полу.

– Э… училка хренова! Ты что сделала?! Зачем ты это сделала?!

– Когда-то давно я вот так же вырвала из своего тела ребенка, сделав аборт. Как я уже говорила, сделала выбор, и он оказался неверным. Я была молодая, глупая и самонадеянная и думала, что у меня еще все впереди. Но иногда судьба показывает нам длинный язык. Тебе этого сейчас не понять. У меня в жизни действительно было много чего, а вот детей я больше не смогла иметь. Запомни эти плачущие корешки, Леня, запомни надолго. Нельзя делать того, чего не сможешь исправить. Чувства сожаления и раскаяния – жуткие чувства, они смогут разрушить и растоптать даже самую крепкую нервную систему. У меня в квартире, в шкафчике за иконой, лежат пятьдесят тысяч рублей, мои сбережения. Не бог весть что, но все же… Довольно большую ценность представляют мои награды – медали, кубки из цветных металлов. А медаль от Организации Объединенных Наций, я подозреваю, из настоящего золота. Что скажешь? Одинокая пенсионерка, свихнувшаяся на старости лет на разведении фиалок, поднялась на крышу, потеряла равновесие и сорвалась вниз. Как тебе такая развязка этого эпизода? – внимательно посмотрела на него Софья Петровна.

– Не очень, – честно ответил парень.

– Ну, что ж… хорошо, очень хорошо… приберись здесь пока, а я пойду заварю чай…

Так и познакомились эта неординарная женщина и непутевый Леня. А дальше начались будни, наполненные тяжелой физической и умственной работой. Софья Петровна, как заслуженный педагог, стала заниматься с Леней по всем предметам десятилетки, так как в вечернюю школу ему ходить было стыдно. Но на сертификационный экзамен он пришел и выдержал его перед комиссией. Леонид получил аттестат и поступил на юридический факультет МГУ без протекции Софьи Петровны. Она развивала его по всем областям, таскала по музеям, выставкам и театрам. Заставляла его читать, что потом уже Леонид стал делать с большим удовольствием. Софья Петровна заставила его выучить два языка, она вкладывала в него знания с неистовой силой, с энергией, странной для ее возраста. Это был ее последний ученик, последний ребенок, которому она, пусть и не биологически, но дала жизнь. Что там говорить! Между ними возникли взаимная симпатия и притяжение, и Леонид стал звать ее мамой, совершенно спокойно и искренне. Софья Петровна не возражала, она тоже полюбила Леню как сына и очень гордилась его успехами. Парень с красным дипломом окончил университет, но работать пошел в бизнес.