Голос в ночи (полный вариант) - Голубев Глеб Николаевич - Страница 3

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая

И цепи, гремя, вдруг упали на пол к его ногам, словно стекли с него, как струи воды!

Грянули такие аплодисменты, что я испуганно отшатнулась, но тут же снова поспешно приникла к своей щелочке.

А на сцену уже выкатывали большой сейф на колесиках. Сейф был стальной, самый настоящий — от его тяжести заметно прогибались половицы.

Контролеры от зрителей тщательно осмотрели сейф и потом начали связывать фокусника по рукам и ногам толстой веревкой, стараясь накрутить побольше хитрых узлов, а Жакоб подшучивал над ними. Потом крепко связанного фокусника посадили в мешок, и один из мужчин начал зашивать его. Делал он это весьма неумело, и по требованию зрителей его сменила кокетливая девица.

Мешок с зашитым в него фокусником поместили в сейф. Контролеры, посовещавшись в уголке сцены, заперли замок, выбрав известную лишь им комбинацию цифр и букв. Потом они отошли в сторону, не сводя глаз с сейфа…

Откуда-то сверху мягко упал балдахин, расшитый пестрыми райскими птицами. Он прикрыл сейф всего на мгновение и тут же снова взвился кверху…

А возле сейфа с распахнутой дверцей уже стоял улыбающийся Жакоб, небрежно помахивая чудовищно запутанной и переплетенной веревкой.

— Как видите, для этого вовсе не нужно быть йогом! — громко объявил он, когда стихли аплодисменты и растерянные контролеры, оглядываясь на фокусника, гуськом ушли со сцены.

А Жакоб с видом человека, которому настала пора отдохнуть, лениво подошел к невысокому ложу в глубине сцены, вроде тахты, покрытой узорчатым ковром. Он сдернул покрывало — и я содрогнулась.

Вместо тахты под покрывалом оказалась доска, ощетинившаяся, словно еж, длинными стальными остриями, зловеще сверкавшими в ярком свете!

Даже смотреть на них было страшно. А Жакоб как ни в чем не бывало сначала уселся прямо на острия, по-восточному скрестив ноги, потом лег, вытянулся, да еще поворочался, словно укладываясь поудобнее на мягкой тахте.

Так, опершись на локоть и полулежа на стальных остриях, он и начал следующий номер.

Откуда-то в его руках очутилась флейта; он заиграл на ней тягучую негромкую мелодию. И веревка, небрежно брошенная им на пол после чудесного освобождения из сейфа, вдруг ожила, начала извиваться словно змея и тянуться кверху. Она оказалась теперь вовсе не запутанной, вместо узлов на ней вдруг появилось несколько разноцветных платков — синие, красные, зеленые. Повинуясь мелодии, они скользили по веревке в причудливом танце, то меняясь местами, то переплетаясь, то снова расходясь…

Жакоб властным жестом протянул руку — и все платки, будто пестрые птицы, перепорхнули с веревки к нему на ладонь. Фокусник сжал их в кулак, снова раскрыл ладонь — она была пуста, все платки исчезли. Не в рукав иллюзиониста, как это обычно бывает, о нет! Ведь Жакоб был почти голым — в чалме да в набедренной повязке, никаких потайных рукавов.

— И для этого не нужно быть йогом, — сверкнув улыбкой, весело повторил он под аплодисменты зала.

А веревка тем временем тоже исчезла…

Да, это был фокусник высокого класса.

Года два назад, правда недолго, мне довелось поработать декоратором в большом цирке в Женеве. Там я насмотрелась фокусов, которые показывали мировые знаменитости, приезжавшие на гастроли. Жакоб им ничуть не уступал. И показывал он свои поразительные трюки легко и весело, будто играючи, с иронической улыбкой. Всем своим видом Жакоб словно говорил: «Вот, друзья, я покажу вам несколько забавных трюков. В них нет ничего чудесного, но попробуйте-ка их разгадать».

Он поставил посреди сцены трость, взятую у одного из зрителей, и начал «гипнотизировать» ее под смех зала. Трость то стояла неподвижно, хотя он вовсе к ней не прикасался, то начинала пританцовывать, то взвивалась кверху и повисала в воздухе. Потом она совершила прыжок чуть не через весь зал — и очутилась в руках своего ошеломленного владельца.

Жакобу вдруг чем-то не понравилась одна из сильных ламп, висевшая над сценой. По его приказу принесли лестницу с кривыми саблями вместо обычных перекладин. Жакоб ударил по каждой сабле бамбуковой палочкой, чтобы показать всем, как они остры. С каждым ударом от палочки отсекался кусок, пока она не стала величиной с карандаш.

Ему завязали глаза, и вот в тишине потрясенного зала фокусник начал неторопливо взбираться по этой чудовищной лесенке, спокойно переступая босыми ногами с одного сабельного лезвия на другое…

Я невольно зажмурилась. А когда открыла глаза, Жакоб уже был на самом верху лестницы: стоя на двух, лезвиях, с завязанными глазами, он пытался достать лампочку, но никак не мог дотянуться, рискуя в любой момент упасть с лестницы.

«Что он еще выкинет?» — с тревогой подумала я. И в тот же миг в руке Жакоба вдруг очутился большой старинный пистолет, и он выстрелил из него в лампочку со страшным шумом.

Звон стекла, все окуталось дымом…

А когда дым рассеялся, мы увидели Жакоба стоящим по-прежнему на верху лестницы, только теперь он оказался без повязки на глазах и уже одетым: безупречно отутюженные брюки, коричневая рубашка с закатанными рукавами.

Раскланявшись, он начал спокойно и не спеша спускаться по чудовищной лестнице.

Пока он спускался, у него на груди возникло странное светящееся пятно. Оно разгоралось все ярче и ярче. Жакоб со смущенным видом пытался прикрыть его ладонью, но тщетно.

Тогда он вдруг расстегнул рубашку, и все увидели, что у него в груди горит электрическая лампочка, явственно просвечивая сквозь кожу!

Фокусник взмахнул рукой, выхватил прямо из воздуха зловеще сверкнувший большой кинжал и полоснул им себя поперек груди…

Я снова на миг зажмурилась от страха, но готова поклясться хоть на суде, что отчетливо видела страшную кровавую рану, из которой Жакоб вынул пылавшую лампочку. Она тут же погасла, и внутри нее оказалась маленькая птичка с удивительно красивыми красными и голубыми перьями. Жакоб разбил лампочку, птичка взвилась под потолок и стала стремительно порхать по всему залу, сверкая радужным, причудливым оперением.

Жакоб показал еще несколько номеров, один удивительнее другого, все в той же привлекательной лукаво-иронической манере. Работал он поразительно ловко и чисто. Я следила за ним не из зала, а прямо со сцены, буквально с двух шагов, и все-таки не могла разгадать ни одного трюка.

А в конце выступления багроволицый здоровяк, приглашенный из зала, прострелил Жакоба из пистолета навылет карандашом, который предварительно пометили зрители. Карандаш был привязан к длинной алой ленточке. Здоровяк долго целился, громко сопя, потом выстрелил.

Карандаш пробил насквозь тело Жакоба и «прошил» его лентой — я это видела своими глазами, как и все сидящие в зале! А фокусник как ни в чем не бывало спустился в зал и не спеша зашагал по проходу, давая всем убедиться, что действительно прострелен насквозь именно тем карандашом, какой пометили…

Потом он попросил выстрелить в него еще раз. Когда рассеялся дым, лента с карандашом бесследно исчезла, но зато у Жакоба слетела с плеч голова! Держа ее под мышкой, он ушел со сцены.

Притаившись в складках занавеса, я слышала его тяжелое, прерывистое дыхание, когда он проходил мимо. Значит, голова у него снова оказалась на месте? Мне очень хотелось выглянуть в щелочку и убедиться в этом. Но я поспешила скорее выскочить в коридор и опрометью кинулась обратно в артистическую уборную.

И конечно, у дверей ее меня поджидал назойливый швейцар-негр.

— Куда же вы девались? — укоризненно сказал он. — Я приношу вам уже третью чашку кофе, он так быстро остывает. А холодный кофе пить не вкусно. Где вы были?

— Знакомилась с варьете. Я тоже умею проходить сквозь стены, — пошутила я.

— Видели выступление мосье доктора? Правда, высокий класс?

Я неопределенно пожала плечами и спросила:

— А где тут выход?

— Но доктор просил, чтобы вы его подождали. — Он укоризненно покачал головой.

— Мне некогда. Где здесь выход?

— Но вы ведь умеете проходить сквозь стены, — лукаво ответил он и широко улыбнулся, сверкнув ослепительными зубами.

• Предыдущая
• 3/36
• Следующая