Сын Альбиона (Жена-дитя), (Жена-девочка) - Рид Томас Майн - Страница 9

• Предыдущая
• 9/77
• Следующая

— Без твоего согласия, мама, я не выйду замуж.

— Хорошая девочка! Ты получишь свадебный подарок, который я обещала. А сегодня ты не только будешь носить мои бриллианты — я их тебе подарю. Иди, надевай их!

Этот диалог, закончившийся таким образом, происходил перед окном номера миссис Гирдвуд. Наступил вечер, беззвездный и тихий, очень благоприятный для подслушивающих.

И подслушивающий оказался поблизости.

В номере наверху стоял джентльмен, поселившийся только сегодня.

Он прибыл ночным пароходом из Нью-Йорка и зарегистрировался под именем «Суинтон», поставив впереди скромное «мр». Рядом было приписано «с лакеем». Лакей оказался небольшого роста молодым черноволосым человеком в костюме слуги для путешествий.

В Ньюпорте мистера Суинтона как будто никто не знал. Большую часть дня он провел, исследуя городок, основанный Коддингтоном и полный исторических памятников.

Хотя он вступал в разговор почти со всеми встречными, его, очевидно, никто не знал, и он сам не узнал ни одного человека.

Привычка незнакомца к вежливости встречала такой же ответ со стороны жителей Ньюпорта, особенно учитывая, что незнакомец внешне выглядел как джентльмен, а за ним на почтительном расстоянии следовал хорошо одетый послушный лакей.

Те, с кем разговаривал незнакомец, думали:

«Какой достойный посетитель».

Во внешности мистера Суинтона ничто не противоречило подобному выводу. Это был мужчина лет тридцати, и чувствовалось, что все эти годы прошли приятно. Среди блестящих рыжеватых кудрей глаз не нашел бы ни одной седой прядки. И если на лице появились уже морщинки, они не видны были подтщательно расчесанными бакенбардами, которые сливаются с усами — такой вид обычно свидетельствует о принадлежности к конной гвардии. Невозможно не узнать в нем англичанина. Так решили и жители городка, и обитатели отеля.

Еда, которая называется в отеле «ужин с чаем», закончилась, и незнакомец, не зная, чем заняться, сидел у окна своего номера на четвертом этаже и спокойно курил сигару.

Разговор его со слугой — с одной стороны, демонстрировавший странную снисходительность, с другой — необычную фамильярность, — можно не пересказывать. Разговор кончился, и слуга лег на диван. Хозяин, положив руки на подоконник, продолжал наслаждаться никотином и йодированным воздухом, пропитанным запахами водорослей, который приходил со стороны океана.

Спокойная сцена благоприятствовала размышлениям, и мистер Суинтон размышлял:

«Очень приятное место! Дьявольски красивые девушки! Надеюсь, мне удастся среди них найти богатую. Конечно, есть здесь и старухи с набитыми чулками, хотя потребуется время, чтобы отыскать их. Мне бы только взглянуть на их рог изобилия, и если не удастся повернуть его к себе широким концом, я поверю в то, что говорят о женщинах-янки: будто они держатся за свой кошелек гораздо крепче своих простодушных сестер-англичанок. Я слышал, тут есть несколько наследниц. Одна или две с миллионом — долларов, конечно. Пять долларов за фунт. Посмотрим! Миллион долларов означает двести тысяч фунтов. Что ж, годится. Сойдет даже половина. Интересно, есть ли деньги у этой хорошенькой девушки, от которой не отходит мамаша. Немного любви добавят интереса к игре и сделают ее более приятной. А! Что там внизу? Женщины у окна, обитательницы номера под нами. Разговаривают. Если выйдут на балкон, я смогу их услышать. У меня как раз настроение немного послушать и узнать о каком-нибудь скандале; если женщины по эту сторону океана такие же, как по ту, я что-нибудь интересное обязательно услышу. Клянусь Юпитером! Они выходят! Словно нарочно для меня».

Именно в этот момент Корнелия вернулась в свою комнату, а миссис Гирдвуд вслед за дочерью вышла на балкон, продолжая разговор, который начался внутри.

Благодаря тихому ночному воздуху и законам акустики, мистер Суинтон слышал каждое сказанное слово, даже шепот.

Чтобы его не увидели, он отступил за жалюзи своего окна и стоял, прижавшись ухом к щели, слушая с вниманием шпиона.

Когда диалог кончился, он осторожно выглянул и увидел, что молодая леди ушла внутрь, но мать по-прежнему остается на балконе.

Суинтон бесшумно прошел в комнату, поднял лакея и несколько минут торопливо и негромко говорил с ним — словно давал слуге какие-то очень важные указания.

Затем надел шляпу, набросил на плечи легкий сюртук и поспешно вышел из комнаты.

Слуга последовал за ним, но после некоторого промежутка.

Несколько секунд спустя можно было увидеть англичанина, который беспечно прогуливался по балкону. Он остановился в нескольких шагах от того места, где, опираясь на перила, стояла вдова.

Он не пытался заговорить с нею. Без представления это было бы откровенной грубостью. И смотрел не на женщину, а в сторону моря, словно любовался огнем маяка на скале Корморант. Маяк в безлунную ночь казался по контрасту особенно ярким.

В этот момент рядом с ним появилась миниатюрная фигура и слегка кашлянула, привлекая его внимание. Это был лакей.

— Милорд, — сказал он негромко — хотя достаточно громко, чтобы расслышала миссис Гирдвуд.

— А… Фуэнк… в чем дело?

— Какой костюм ваша светлость наденет на бал?

— А… пуостой чёуный, конечно. С белым воуотничком.

— А перчатки, ваша светлость? Белые или желтые?

— Желтые… желтые.

Слуга, коснувшись шляпы, отошел.

«Его светлость», как назвал слуга мистера Суинтона, вернулся к зрелищу маяка на скале Корморант.

А вдова розничного торговца потеряла спокойствие. Душа ее от волшебного слова «милорд» пришла в смятение. Живой лорд в шести футах от нее! Вот это да!

Женщина имеет право заговорить первой. И миссис Гирдвуд этим правом воспользовалась.

— Мне кажется, сэр, вы здесь впервые — в нашей стране и в Ньюпорте?

— А… да, мадам, вы пуавы. Я пьиехал в вашу пьекуасную стуану на последнем пауоходе. А в Ньюпоут пьиплыл сегодня утуом, на коуабле из Ньюаука.

— Надеюсь, вашей светлости понравится Ньюпорт. Это наш самый модный курорт.

— Ах, конечно, понуавится, конечно. Но, мадам, вы обуащаетесь ко мне «ваша светлость». Могу ли узнать, чему обязан такой честью?

— О, сэр, я не могла назвать вас по-другому: я слышала, как вас называл слуга.

— О, этот глупый Фуэнк! Чтоб он пуовалился! Пуошу пуощения, мадам, за йезкость. Очень сожалею о пуоисшествии. Я путешествую инкогнито. Вы поймете, мадам, какое это пьепятствие — особенно в вашей стуане свободы, если ко мне будут постоянно обуащаться «ваша милость». Ужасное пьепятствие, увеяю вас!

— Несомненно. Я вас вполне понимаю, милорд.

— Спасибо, мадам! Очень благодайен вам за понимание. Но я должен попуосить вас об одолжении. Из-за глупости моего слуги я полностью в вашей власти. Я полагаю, что уазговаиваю с леди. Я вижу, что это так.

— Надеюсь, милорд.

— В таком случае, мадам, попуошу вас сохуанить эту маленькую тайну. Может, я пуошу слишком многого?

— Вовсе нет, сэр. Нисколько.

— Обещаете?

— Обещаю, милорд.

— Вы очень добуы. Сотня тысяч благодауностей, мадам! Буду вам вечно благодайен! Может, вы тоже будете сегодня на балу?

— Собираюсь, милорд. Пойду с дочерью и племянницей.

— Ах! Надеюсь, у меня будет удовольствие увидеть вас. Я здесь чужой и, конечно, никого не знаю. Пйиехал из любопытства, чтобы посмотйеть ваши национальные обычаи.

— О, сэр, вам не нужно быть чужим! Если хотите потанцевать и примете в качестве партнерш мою дочь и племянницу, я обещаю, что они обе с радостью примут ваше приглашение.

— Мадам, я покойён вашей любезностью.

Диалог завершился. Пора было одеваться на бал. «Лорд» поклонился, «леди» низко присела, и с этим они расстались — в ожидании новой встречи при свете канделябров.

• Предыдущая
• 9/77
• Следующая