Пленник (Чужая вина) - Монк Карин - Страница 8

• Предыдущая
• 8/59
• Следующая

– Мне тоже, – со вздохом пробормотал Хейдон и закрыл глаза.

Внимательно посмотрев на него, Женевьева поняла, что он снова почувствовал сильную боль. Она смочила в тазике тряпку и приложила к его лбу, чтобы облегчить страдания. Он глухо застонал, потом крепко сжал зубы.

«Кто же он такой? – думала Женевьева, глядя на лежавшего перед ней мужчину. – Он ведь заступился за юного воришку, хотя сам мучился от жара и невыносимой боли». Джек говорил, что этот человек был ранен и тяжело болен еще до того, как встал с кровати, чтобы заступиться за него. И он, конечно, понимал, что не сможет в драке победить надзирателя Симса. К тому же он совсем не знал мальчика – ведь Джек сказал, что они почти не общались. Неужели этот человек – убийца? Нет, не верится. Для убийцы он поступил слишком благородно.

Вскоре дыхание его стало более глубоким, и он погрузился в сон. Женевьева осторожно прикоснулась к его лбу. Жар по-прежнему чувствовался, но был уже не таким сильным, как час назад. Но она прекрасно знала: температура может снизиться и резко подскочить. Значит, следовало постоянно наблюдать за ним. Поправив одеяло, Женевьева поднялась на ноги и взяла поднос, чтобы отнести его на кухню и принести свежей воды.

– Останьтесь.

Она вздрогнула и обернулась. Его голубые глаза были открыты, он смотрел на нее с мольбой и отчаянием.

– Я ненадолго, – сказала Женевьева.

– Скоро за мной придут, и меня повесят. До тех пор не уходите. Пожалуйста.

– Они придут, но я им ничего не скажу, – заявила Женевьева. – Им незачем знать, что вы находитесь здесь.

Он уставился на нее с удивлением. Потом молча закрыл глаза.

Женевьева помедлила какое-то время. Наконец поставила поднос на стол и снова села в кресло, приготовившись просидеть в нем остаток ночи.

– Перестань стучать! – заорал Оливер. – Я не могу идти быстрее!

Человек, стучавший в дверь, наверное, услышал его крик, потому что настойчивый стук прекратился.

– Неужели тебя никогда не учили терпению? – ворчал Оливер, дергая задвижку заскорузлыми пальцами. – Мать тебе не говорила, что неприлично ломиться в дверь к старику? – Распахнув дверь, он заорал: – Черт бы побрал тебя, бородатого… прошу прощения, комендант Томсон.

– Будь любезен, сообщи мисс Макфейл, что мы с констеблем Драммондом должны немедленно с ней поговорить по неотложному делу, – сказал Томсон.

Оливер прислонился к дверному косяку и поскреб в затылке:

– А в чем дело? Кто-то наконец принес факел в ваше скопище несчастий, которое вы называете тюрьмой?

Комендант от возмущения побагровел.

– Придется тебе напомнить, что я возглавляю одну из лучших тюрем – инспектор всегда так говорит. Что же касается мисс Макфейл, то не твое дело, о чем я буду с ней говорить. Похоже, после выхода из моей тюрьмы ты ничему не научился, кроме ремесла мясника. Но если все-таки научился, то мигом проведешь нас в комнату, где мы будем ждать мисс Макфейл.

Оливер язвительно усмехнулся:

– Бьюсь об заклад, ваш драгоценный инспектор изменит свое мнение, если недельку проведет у вас тюрьме. И я не привык пускать человека в дом, пока он не скажет, зачем пришел. Моя хозяйка – мисс Макфейл, и ей решать, будете ли вы сидеть у нее в доме или стоять у двери, дожидаясь, когда вас пригласят. – С этими словами Оливер захлопнул дверь. Затем, обернувшись, хохотнул. – Пусть немного померзнут. Мисс Женевьева, вы готовы?

– Почти, – ответила она, сбегая по лестнице. – Оливер, проводите их в гостиную. Скажете, чтобы подождали немного.

Снова открыв дверь, Оливер подвел констебля и Томсона к двери гостиной.

– Мисс Макфейл сказала, что встретится с вами обоими вот здесь, – проговорил он, взглянув на коменданта.

Томсон молча снял плащ и шляпу и протянул их Оливеру.

Тот усмехнулся и проворчал:

– С вашей стороны очень любезно, что вы мне это предлагаете, но я не слишком люблю черное. В черном становишься похожим на труп, если вы не возражаете, что я так говорю. К тому же вы все равно это отберете, когда будете уходить.

Комендант Томсон поморщился и прошел в гостиную, держа в руках шляпу и плащ. Констебль Драммонд снял шляпу и тоже вошел в комнату, всем своим видом показывая, что от Оливера ничего, кроме грубости, и не ждал.

И почти тотчас перед ним появилась Женевьева.

– Доброе утро, комендант Томсон, – сказала она. – Здравствуйте, констебль Драммонд. Садитесь, пожалуйста. Может, хотите чего-нибудь выпить?

– Спасибо не надо, – поспешно ответил констебль, так как понял, что комендант готов согласиться.

– Простите, что нарушаем ваш утренний распорядок, – пробормотал Томсон, усаживаясь в кресло. – Но к сожалению, произошло нечто ужасное. Лорд Редмонд сбежал.

Женевьева искренне удивилась:

– Кто?..

– Убийца, сидевший в одной камере с мальчиком, которого вы вчера забрали из тюрьмы, мисс Макфейл, – объяснил констебль Драммонд. – Это лорд Хейдон Кент, маркиз Редмонд. Насколько я знаю, перед уходом из тюрьмы вы о чем-то говорили с ним.

Констебль Драммонд, высокий и всегда хмурый мужчина лет сорока, был сегодня даже мрачнее обычного. Его не по моде длинные волосы нависали над воротником и прядями спускались по впалым щекам, от чего лицо казалось еще мрачнее. Женевьева увидела его впервые год назад, когда пришла в тюрьму вызволять Шарлотту, и сразу же невзлюбила. Именно он арестовал бедную девочку – тогда ей было десять лет – за страшное преступление: малышка пыталась украсть два яблока из сада, и именно констебль Драммонд непреклонно настаивал на обвинении; он утверждал, что человек, который не соблюдает закон, заслуживает самого сурового наказания независимо от того, взрослый он или ребенок. И констебль препятствовал тому, чтобы Женевьева взяла девочку под свою опеку.

– Может, я и говорила с ним, но только я не знала, как его зовут, – с невозмутимым видом ответила Женевьева. Она, конечно, удивилась, узнав, кто ее «гость», однако его титул не произвел на нее ни малейшего впечатления, так как сама она являлась дочерью виконта, а ее бывший жених был графом.

Но уже в следующую минуту Женевьева все же смутилась, вспомнив о том, что, сидя в кресле, заснула в одной лишь ночной рубашке – заснула перед полуголым маркизом.

Стараясь не выдать своих чувств, она проговорила:

– Но мне показалось, что он был очень болен. Как же он сумел убежать? И неужели его так трудно поймать?

– Меня уверяют, что он не мог далеко уйти, – проговорил комендант. – Да, верно, он действительно… в неважном состоянии.

Казалось, комендант пытался успокоить себя. Ведь из тюрьмы прямо перед казнью сбежал опасный преступник, убийца, и этот факт мог иметь для Томсона самые неприятные последствия. Возможно, он мог лишиться должности. Для Женевьевы это тоже было бы неприятностью; она давно уже наладила с Томсоном своего рода сотрудничество: если в стенах тюрьмы оставляли ребенка, ей исправно сообщали об этом, и она очень сомневалась, что новый комендант будет столь же «сговорчив», как нынешний.

– Я его найду, – заявил констебль. – Не беспокойтесь, к вечеру он снова будет в камере, а утром его непременно повесят.

Стараясь скрыть волнение, Женевьева изобразила улыбку:

– Ах, я очень рада это слышать, констебль. Представляете, как тревожится женщина, у которой шестеро детей, когда по городу расхаживает убийца. Пока вы его не изловите, я буду очень волноваться. Спасибо, что пришли предупредить меня, это очень любезно с вашей стороны. – Она встала, показывая, что разговор окончен.

– Вообще-то это не единственная цель нашего визита. – Комендант заерзал в кресле. – Видите ли, мы хотели поговорить с мальчиком.

– Вы имеете в виду Джека? Но зачем?

– Возможно, ваш новый… – Констебль Драммонд криво усмехнулся. – Возможно, ваш подопечный может подсказать, куда направился лорд Редмонд. – Слово «подопечный» констебль произнес с издевкой.

• Предыдущая
• 8/59
• Следующая