Непроторенная Дорога - Пек Морган Скотт - Страница 9

С этой картой и с огромным грузом обид и разочарований он неизбежно должен был войти в конфликты с представителями власти — учителями, полицией, работодателями. Все эти конфликты только укрепляли его в убеждении, что людям, от которых он сколько-нибудь зависит, нельзя доверять. У него было много шансов и поводов пересмотреть свою карту, но ни один не сработал. Во-первых, единственный способ узнать, что в мире взрослых существуют люди, которым он может доверять, заключается в том, чтобы рискнуть и довериться; но это было бы нарушением карты, по которой он ориентировался. Во-вторых, подобное переучивание потребовало бы от него пересмотра представлений о родителях, осознания того факта, что они не любили его, что у него не было «нормального» детства, что его родители не были «средними» в своем бездушии к его нуждам. Такое осознание могло бы быть чрезвычайно болезненным. В-третьих, наконец, его недоверие к людям стало реалистическим, действенным приспособлением к реальности детства: оно работало, то есть уменьшало боль и страдания. Отказаться от приспособления, которое до сих пор столь хорошо защищало его, было чрезвычайно трудно; и он продолжал свой курс недоверия, подсознательно создавая ситуации, подтверждавшие этот курс, чуждался всех и вся, закрывая себе путь к радостям любви, привязанности и тепла. Он не мог позволить себе даже близости с женой: ей тоже нельзя было доверять. Только с родными детьми он был близок и свободен. Это были единственные существа в мире, над которыми он имел контроль, которые не имели никакой власти над ним и кому он мог всецело доверять.

Проблема переноса обнаруживается, среди прочих проблем, почти в каждом случае психиатрического лечения; и тогда психотерапия становится процессом пересмотра карты. Пациенты приходят лечиться потому, что их карты оказались несостоятельными. Но как же они цепляются за эти карты и как сопротивляются на каждом шагу процессу лечения! Нередко привязанность к своей карте и страх потерять ее столь велики, что лечение оказывается невозможным; так было и в случае с компьютерщиком. Сначала он попросил принимать его по субботам. После трех сеансов он перестал приходить, потому что нанялся подстригать газоны по выходным дням. Я предложил ему вечера по четвергам. Он пришел два раза и снова прекратил визиты — возникла внеурочная работа на заводе. Я перестроил свой рабочий график так, чтобы предоставить ему понедельник вечером, когда, как он говорил, сверхурочная работа не практикуется. Но прошло еще два сеанса, и он снова исчез: появилась ночная работа и в понедельник. Я вынужден был указать ему на невозможность лечения при таких условиях. Он сказал, что его не заставляют работать сверхурочно, но поскольку он нуждается в деньгах, то работа важнее, чем лечение. Он предложил встречаться только в те понедельники, когда окажется, что ночной работы не будет, и он будет звонить мне каждый понедельник в четвертом часу, чтобы сообщить, приедет ли он вечером. Я сказал ему, что для меня это неприемлемо, что я не могу каждый понедельник ставить свои вечерние планы в зависимость от того, сможет ли он прийти на сеанс. Он воспринял это так, что я неоправданно упрям, что меня совершенно не волнуют его нужды, что меня интересует только собственное время, а о нем я не забочусь, — словом, мне нельзя доверять. На этом наши попытки совместной работы закончились — я стал еще одной вехой на его старой карте.

Перенос — это не только проблема отношений между психотерапевтами и их пациентами. Эта проблема существует между родителями и детьми, между мужьями и женами, между работодателями и рабочими, между друзьями, группами людей и даже между нациями. Интересно представить себе, например, роль проблем переноса в международных отношениях. Все наши национальные лидеры — это человеческие существа, у которых было детство и были детские переживания, формировавшие их психику. Какой была та карта, которой следовал Гитлер, и как она возникла? Какой карте следовали американские лидеры, когда задумывали, начинали и поддерживали войну во Вьетнаме? Несомненно, их карта решительно отличалась от карт следующего поколения лидеров. Каким образом национальный опыт кризиса 1929-30 гг. сказался на их карте, а опыт 50-60-х годов — на карте их преемников? Если национальный опыт 30-40-х годов повлиял на поведение американских лидеров при развязывании войны во Вьетнаме, то соответствует ли этот опыт реалиям 60-х или 70-х? Как нам пересматривать наши карты более оперативно?

Если правда, или реальность, болезненна — ее избегают. Мы можем пересматривать свои карты лишь при условии, что наша дисциплина достаточно крепка, чтобы вытерпеть эту боль. Чтобы обладать такой дисциплиной, мы должны быть беззаветно преданы правде. Это означает, что правда, в том высшем смысле, который мы способны ей определить, всегда должна оставаться более важной, более жизненно необходимой для нас, чем комфорт. И наоборот, наш личный дискомфорт мы должны принимать как нечто второстепенное, даже приветствовать его как слугу, который помогает в поисках правды. Душевное здоровье — это бесконечно продолжающийся процесс посвящения себя реальности. Любой ценой.

Что означает жить в беззаветной преданности правде? Прежде всего это означает жить в непрерывном, нескончаемом и беспощадном самоанализе. Мы познаем мир только через наши с ним взаимоотношения. Это означает, что для того, чтобы познать мир, мы должны исследовать не только его, но одновременно исследовать и исследователя. Психиатры проходят эту практику во время учебы и хорошо знают, что невозможно глубоко постичь конфликты и переносы пациентов, если не понимаешь собственных конфликтов и переносов. Поэтому психиатрам рекомендуется проходить курс собственной психотерапии, или психоанализа, рассматривая его как часть учебной программы и собственного развития.

К сожалению, не все психиатры следуют этой рекомендации. Многие люди, в том числе и психиатры, очень строгие и неукоснительные в анализе мира, забывают об этой строгости при самоанализе. Они бывают компетентными судьями мира, но им обычно недостает мудрости. Жизнь в мудрости — это жизнь в созерцании, с которым сочетается действие. До сих пор в американской культуре не замечалось особого уважения к созерцанию. В 50-е годы американцы прозвали Эдлая Стивенсона «яйцеголовым» и решили, что хорошего президента из него не получится именно потому, что он склонен к созерцанию, задумчивости и сомнениям.

Мне приходилось слышать, как родители со всей серьезностью говорили своим детям-подросткам: «Ты слишком много думаешь». Что за бессмыслица! Мы, главным образом, потому и люди, что у нас есть лобные доли мозга, есть способность думать и анализировать самих себя. К счастью, философия недумания вроде бы отходит в прошлое, мы начинаем понимать, что источники опасности находятся скорее внутри нас, чем во внешнем мире, и что процессы непрерывного самоисследования и созерцания существенно важны для окончательного выживания. И все же я говорю об относительно небольшом количестве людей, которые меняют свою философию. Исследование внешнего мира никогда не бывает так конкретно, персонально болезненным, как исследование мира внутреннего, и, безусловно, именно эта личная боль самоанализа заставляет большинство людей уклоняться от него. Зато если уж человек решился посвятить себя правде, то эта боль оказывается не столь значительной, и чем дальше идет этот человек по пути самоисследования, тем менее значительной и менее мучительной она становится.

Жизнь в полной преданности правде означает также готовность к личному вызову, к испытаниям. Единственный способ убедиться в достоверности нашей карты реальности заключается в том, чтобы представить ее на суд и критику других картографов. В противном случае мы можем очутиться в замкнутой системе — в красивой банке, по аллегории Сильвии Плэт, — где нет свежего воздуха и дышать приходится собственными зловонными испарениями, все больше утрачивая восприятие реальности.