Там что-то есть - Гордимер Надин - Страница 14

• Предыдущая
• 14/18
• Следующая

Эдди остановился.

– Зачем ты это делаешь?

– В ванной поселилась крыса со своим выводком, им нравится тот хлам, что мы перенесли из сарая. Пришлось все выбросить…

Он кивнул, вновь чувствуя себя заодно с ней и остальными. Только напрасно она развела огонь так близко к сараю с его содержимым…

Он продолжил путь.

Наверное, мужчины слышали, как он разговаривал с Джой. Решено было отнестись к его выходке спокойно, но Чарльз не совладал с собой и вскочил. Со стола попадали шахматные фигуры и покатились по полу.

– Ты что, с ума сошел? – выкрикнул Чарльз и выбежал из комнаты.

Вуси открыл рот и тотчас закрыл.

Эдди поддел фигуру ногой и отшвырнул в угол. Сходил на кухню за пивом. А когда вернулся, увидел Чарльза, подбирающего фигуры.

Из проколотой крышки с шумом вырвался газ.

– Ничего же не случилось. Я съездил в город и вернулся.

Вуси молчал.

Чарльз тяжело опустился на стул.

– Извини. Но ты должен сам понимать, какой это риск – и для тебя, и для нас.

– Ничего же не случилось, – повторил Эдди, глядя на Вуси. Это он здесь главный. Он, а не Чарли.

– Я ни с кем не встречался. Правда.

Вуси моргнул, словно отметая тень недоверия.

– Не в том дело, приятель. Тебя могли арестовать.

– Но не арестовали же.

Войдя в комнату, Джой с облегчением обнаружила, что мужчины не ссорятся. Ссориться было так же опасно, как разводить костер у сарая. Главным условием их совместной работы была дисциплина. Если бы Эдди задержали, даже если бы не опознали в нем объявленного в розыск преступника, ему все равно светило непродолжительное заключение за нарушение паспортного режима (по своим новым документам он работал на ферме и не имел права искать работу в городе). А главное – рухнула бы дисциплина, на которой все держалось. Да и выполнение задания было бы поставлено под угрозу. Вуси не мог обойтись без Эдди, Вуси и Эдди – без Чарльза и Джой, а те, в свою очередь, – без Вуси и Эдди. Все они были неразрывно спаяны, и хорошо, что Эдди вновь занял свое место под экзотической люстрой.

Ночью до Чарльза и Джой долго доносились голоса из каморки. Не зная языка, каждый подставлял свои реплики – что бы они сами сказали на месте Вуси. Чарльз не понимал, как Эдди мог поставить под удар самого Вуси, который уже участвовал в нескольких подобных акциях, прекрасно знал свою работу и четырежды был на краю смерти. Джой недоумевала: почему, если Эдди отдает себе отчет в том, зачем он здесь оказался – а к этому вела вся его жизнь, жизнь всех предшествующих поколений его соплеменников, – почему его потянуло на людные улицы города, которым все еще правили такие, как ее покойный дедушка-расист. Бедный Эдди! Этому могло быть только одно объяснение. Видимо, даже после того как он провел детство на улице, в потом не смог приспособиться к медленно, но все же прогрессирующим порядкам, не нашел себе места среди людей с тем же цветом кожи, однако сумевшим «выбиться в люди» – заняться бизнесом, медициной, адвокатурой или легальной общественной деятельностью. пусть даже ограниченной местами проживания чернокожих, – даже после этого он плохо представлял себе смысл их деятельности. Видимо, не располагал достаточной теоретической подготовкой.

Взять хотя бы ее. Если бы не литература о расовой дискриминации и классовой борьбе, – разве оказалась бы она здесь, после того как годами пела в школе: «Боже, храни белую Южную Африку»? Разве поняла бы со всей определенностью, что для нее неприемлемо – жить в роскошном пригороде для белых, вынашивать счастливых (разумеется белых) детишек? Нет, сейчас она не представляла себе другого места на земле, кроме бывшей усадьбы Клейнхена с видом на электростанцию.

Наутро в доме царила спокойная, чинная атмосфера. Эдди перестал бубнить: «Но ведь ничего же не случилось». Видимо, Вуси объяснил: если ему обрыдла усадьба Клейнхена, это не страшно: начиная с завтрашнего дня, мужчины каждую ночь будут уходить на задание и возвращаться перед рассветом.

После ужина все трое вышли во двор. Луна еще не взошла. Свет из кухни падал на дверь сарая, порождая тусклые отблески. Дверь с легким скрипом поднялась, пропуская мужчин, и со скрипом опустилась. Эдди поморщился.

– В следующий раз, Чарли, купи, чем ее смазать, а то скоро будет скрежетать на всю округу.

Чарльз изогнул брови, раздул ноздри и подавил зевок.

Тем временем Джой безропотно вымыла посуду. Пусть мужчины как следует обсудят план действий в непосредственной близости к предметам, необходимым для его осуществления.

Они отсутствовали довольно долго. Джой взяла банку пива, пошла в гостиную и включила плэйер Эдди, который всегда лежал в определенном месте на диване.

После того, как она сказала Чарльзу и Вуси об отъезде Эдди, Джой старалась не попадаться им на глаза, то есть как можно реже бывать в гостиной и спальне, которая формально принадлежала Чарльзу. Это-то и побудило ее заняться сожжением разного хлама во дворе.

Теперь они снова – все четверо – составляли единое целое, и она с удовольствием расположилась в гостиной с плэйером. Эдди оставил в кассетнике пленку с какой-то ритмичной музыкой. Джой сбросила босоножки и начала танцевать на грубом, отвратительном ковре – Чарльз приобрел его в городе после заключения сделки, дабы убедить Нааса Клоппера в серьезности их намерений.

Подчиняясь ритму, Джой самозабвенно мотала головой, и ее распущенные волосы метались из стороны в сторону. Очки она бросила на излюбленное кресло Вуси. Ее маленькие груди, как и все тело, ходили ходуном. При этом она тихонько напевала.

Неожиданно в дверном проеме, в тусклом свете лампочки в 60 ватт, возникло сонное (что совсем не соответствовало его душевному состоянию) лицо Вуси. За его спиной обозначились Чарльз и Эдди.

Джой улыбнулась и, тяжело дыша, вымолвила, обращаясь к Эдди:

– Заходи.

Он стоял как вкопанный, но мало-помалу начал приходить в себя. Сначала в движение пришли губы, потом ноги, живот, ягодицы, локти, колени, голова – и все это устремилось к ней.

Эдди и Джой танцевали.

Чарльз танцевал только будучи под мухой – изображал неуклюжего медведя, или, если вам так больше нравится, плюшевого медвежонка. Сейчас он растянулся на диване и ободряюще улыбнулся. У него был довольный вид отца, на чью дочь – старую деву – наконец-то обратили внимание.

После того как беглый павиан, или кто там еще, неделю не давал о себе знать, жители фешенебельной окраины утратили к нему интерес. Недовольство и жалобы переместились из одного пригорода в другой, от богачей к скромным служащим. Как бы к нему ни относиться, зверь явно не отличался снобизмом и ни к кому не питал особого уважения. Оленья нога из дома полицейского, недоеденная собачья еда – все шло ему в пищу. Правда, он не выходил за пределы районов для белых: видимо, был умен и знал, где всегда можно рассчитывать на прокорм. Если не милосердие, так страх заставит этих людей поделиться излишками. Они же хотели только одного: чтобы его поймали и водворили в клетку – в зоопарке или цирке.

Правда, владелец крупного передвижного цирка сказал, что звери, привыкшие добывать пропитание во враждебном окружении, как правило, не поддаются дрессировке.

Однажды они ушли – и не вернулись.

Никто больше не ночевал в маленькой спальне и не читал про развитие горной промышленности Южной Африки при свете настольной лампы с изогнутой ножкой, водруженной на чемодан между матрасами.

Джой могла бы переселиться туда, но не воспользовалась такой возможностью. Теперь они с Чарльзом дорожили обществом друг друга. Лежа в темноте, они разговаривали об Эдди и Вуси, Чарльз сказал:

– Странное дело: эти двое стали нам ближе всех на свете. Думаю, что и в будущем никто не займет их места.

«Никто» включало любовников, прошлых и будущих. Жену, мужа, детей…

Пару раз перед рассветом Чарльз навещал Эдди и Вуси.

• Предыдущая
• 14/18
• Следующая