Закрытые страницы истории - Горбовский Александр Альфредович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/92
• Следующая

Де Голль был всего на два года старше Вильсона, когда принял решение, определившее всю его дальнейшую жизнь. В возрасте десяти лет он задался великой целью стать человеком, который вернет Франции то величие, каким она обладала при Наполеоне.

«Власть подобна голове Медузы, — писал как-то Стефан Цвейг, — кто когда-нибудь взглянул ей в глаза, не может уже отвернуться и всегда находится под ее чарами».

Этот взгляд всегда чувствовал на себе Уинстон Черчилль. По словам его английского биографа, вся жизнь этого человека была посвящена преследованию одной цели — власти. «Он стремился к ней с редкой страстью, твердостью и настойчивостью». Ради достижения этой цели он менял политические убеждения — от консерваторов переходил к либералам и от либералов снова к консерваторам. Трижды подряд терпел он поражения на выборах в парламент. Когда возраст его приближался уже к шестидесяти годам, он, казалось, начал смиряться с тем, что жизнь, прожитая им, была жизнью политического неудачника. «Я оставил всякую мысль о том, чтобы занять государственный пост», — признался он в то время.

Когда же с началом второй мировой войны стране понадобился новый лидер и выбор пал на него, для самого Черчилля это оказалось неожиданностью (так по крайней мере утверждает его биограф). Король, пригласив его, чтобы предложить ему возглавить правительство, встретил нового премьер-министра словами: «Думаю, вы не догадываетесь, зачем я послал за вами».

Путь к власти тернист и извилист. Некоторые оказываются в кювете, едва начав гонки. Других катастрофа подкарауливает за секунду до финиша. Одни крадутся к власти, другие берут ее силой. Итальянский социолог Вильфредо Парето делил правителей на две категории в зависимости от того, каким путем они достигли власти: на «лис» и «львов». «Лисы», утверждал он, специализируются на политической демагогии и обмане. «Львы» руководят восстаниями и совершают перевороты.

Если пользоваться этой терминологией, то нужно признать, что в политических джунглях буржуазного мира господствуют сейчас деятели из рода «лис». Демагогия и обман стали той ходячей монетой, которой пользуется каждый, желающий сделать покупку на базаре власти. Неизбежным результатом этого стала безмерная инфляция высоких слов, произносимых с высоких политических трибун. «Народ не принимает всерьез ни одного слова сенатора или конгрессмена, — писала одна американская газета, — народ считает, что 99% всех их выступлений — это вздор, невежество и демагогия».

Говоря о том, какую роль играет демагогия в политической жизни, Дж. Кеннеди привел как-то слова американского сенатора, сказанные им в порыве откровения одному из своих коллег: «Марк, твое несчастье заключается в том, что ты отказываешься быть демагогом! Ты не способен пожертвовать своими принципами для того, чтобы быть избранным. Следует знать, что бывают моменты, когда в общественной жизни человеку приходится подниматься над своими принципами».

Как нетрудно заметить, слова сенатора сами по себе являются блестящим примером той самой политической демагогии, в защиту которой они были сказаны.

Иными словами, в условиях буржуазной демократии принципы выполняют чисто инструментальную роль, роль средств в достижении единственной цели — власти. Когда искомая цель достигнута, человеку, говоря словами сенатора, «приходится подниматься над своими принципами».

Естественно, далеко не каждый политик готов произнести подобное кредо вслух. Но коль скоро слова эти сказаны, они невольно приводят на ум другие: доктрина используется в качестве инструмента для господства над массой, сама же господствующая элита стоит над своей доктриной и ею не связана. Формулировка эта принадлежит одному из сподвижников Гитлера, Г. Раушнингу.

Цинизм политиков и сама техника достижения власти в условиях так называемой парламентской демократии ведут к тому, что профессия политика, профессия претендента на власть, в глазах общественного мнения все больше становится занятием бесчестным и постыдным. В ходе одного из опросов в США среди женщин-матерей была распространена анкета, в которую был включен вопрос: «Хотите ли Вы, чтобы Ваш сын стал президентом?» Большинство ответило положительно — почти каждая хотела быть матерью президента. Однако, как известно, прежде чем занять этот пост, нужно заниматься политической деятельностью. И вот следующий вопрос — о том, хотят ли матери, чтобы их сыновья занимались политикой. Но на этот вопрос большинство ответило отрицательно. Как было сказано в комментариях, они считали политику слишком грязным делом.

В системе наследственной власти в борьбе за нее участвовали немногие — лишь те, кто мог претендовать на власть по праву рождения. Система так называемых демократических выборов намного расширила этот круг борьбы. Правда, в отличие от правителей прошлого, вступая в должность, премьер-министр не может уже распять или посадить на кол своего предшественника. А президент, одержав победу на выборах, не властен отдать приказ удавить остальных претендентов. Другое дело, что каждый из них в той или иной форме старается все-таки покончить со своими / соперниками. Правда, не теми способами, какими делалось это раньше. Да и зачем убивать соперника физически, если есть много способов превратить его в политический труп? Вместо удара кинжалом — не менее разящий удар демагогических выпадов. Роль наемного убийцы приняла на себя пресса. А функции палачей попеременно выполняют в отношении друг друга сами политические лидеры.

И нет больше необходимости вливать спящему королю яд в ухо. Но от того, что круг борьбы стал шире, а игра зла в его пределах обрела другие формы, разве количество зла стало меньше? Если, конечно, допустить, что подобные вещи вообще поддаются учету. Потому что можно ли измерить ненависть, взвесить зависть, сосчитать предательство, найти меру подлости, демагогии или политической лжи?

В свое время, наблюдая становление буржуазной демократии, Дж. Байрон записал в дневнике: «Трудно сказать, какая форма правления хуже, до того все плохи. А демократическая — хуже всех, ибо что такое демократия (на деле), как не аристократия негодяев?» Если среди собственно аристократии привилегии и престиж распределялись сообразно знатности, то среди политической камарильи, по мысли поэта, они распределяются в зависимости от степени беспринципности и цинизма, то есть «негодяйства». Чем в большей мере наделен некто этим качеством, тем выше та ступенька политической иерархии, на которую ему удается подняться.

Как и любое обобщение, утверждение это неизбежно грешит против истины. С другой стороны, можно понять тех, кто, подобно английскому поэту, оказался глубоко разочарован в своих политических деятелях, да и во всей системе буржуазной демократии. Можно подумать, что существует некое неписаное правило игры: политический лидер, добивающийся власти, объявляет себя выразителем воли народа, но, едва достигнув власти, он уже не считает себя связанным прежними обязательствами. И действительно, изучая историю так называемых демократических правлений, невозможно не удивляться, сколь далеко могут расходиться устремления народа и действия политических лидеров.

Впрочем, о том, что политик в своих действиях вовсе не руководствуется волей народа, писал еще Джордж Вашингтон, отец американской государственности. «Пожелания народа, — осторожно формулировал он, — могут не полностью соответствовать нашей истинной политике и интересам». Позднее к этой же мысли не раз возвращались другие американские президенты, в частности Ричард Никсон. Говоря о разрыве между желаниями народа и действиями политика, Никсон заметил, что решения политика «не должны основываться на опросах общественного мнения».

Значит ли это, что вся вереница политических лидеров, восходящих к власти и сменяющих друг друга на ее вершине, — всего лишь толпа вероломных обманщиков и хитрецов? Думать так значило бы впадать в ошибку не меньшую, чем идеализация этих людей.

В большинстве случаев деятелями этими управляют механизмы куда более мощные, чем добрая или злая воля каждого из них в отдельности.

• Предыдущая
• 45/92
• Следующая