Княжья служба - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/66
• Следующая

– Приготовились! В атаку, с нами Господь!

Конница тронулась и стала разгоняться, c каждой минутой быстрее и быстрее, навстречу – такая же конная лава. Татары издалека постреляли из луков, но потом прекратили. Когда до сшибки мгновения – лук бесполезен, за спину его, в колчан. Надо крепче держать копье, да цель свою выискать.

Навстречу мне, сузив глаза и зло щеря желтые зубы, летел на кауром коньке здоровый татарин в лисьем малахае. Копье опущено так, что кончиком бунчука чуть не цепляет низкорослую траву.

Я перехватил копье, вынул руку из кожаной петли. Коли войдет копье в татарина или лошадь его, руку за петлю и выбить может, а то и самого из седла вышибить.

Между нами остается тридцать, двадцать, десять метров. Татарин приподнял копье и, задев шею моего коня, острием копья лишь царапнул край моего щита. Однако я не оплошал. Мое копье пробило его щит и почти оторвало ему левую руку. Мы промчались мимо друг друга, коснувшись слегка коленями. Копье так и осталось в теле и щите татарина, и я выхватил из ножен саблю. Бамс! От сильного удара в щит чуть не онемела рука. За первым татарином скакал второй, он и обрушил на мой щит удар боевой булавы. Придись такой удар в голову – полный абзац сразу.

Нанести ему ответный удар я просто не успел – татарин буквально пролетел мимо. Зато третьему я ухитрился саблей рубануть по руке, отрубив ее ниже локтя. Оп-па. Передо мной пустое место – земля, истоптанная сотнями копыт, да висящая в воздухе пыль.

Разворачиваю коня, рядом со мной то же делают другие воины. Татары также разворачиваются, готовясь к новой атаке. На глаз видно, как поредели их шеренги. Кони начали новый разгон, да места уже было маловато, копий в руках ни у кого не оказалось, бились на саблях.

На меня налетел желтолицый татарин неопределенного возраста в ватном тягиляе с нашитыми поверх металлическим пластинами. Удар – отбив, удар – отбив, – только искры летели. Татарин вертляв и ловок, очень подвижен, но у меня было небольшое преимущество – руки длиннее, и сабля, и я ухитрился его достать. Совсем чуть-чуть, самым кончиком сабли по бедру, но кровь потекла обильно. Татарин стал поосторожнее, теперь лишь отбивал мои удары. Я решил не лезть на рожон.

Рана кровоточит сильно, в крови уже и бок лошади – так он долго не протянет; моя задача – вымотать его, и когда он ослабнет, мне нужно будет только подгадать момент и нанести добивающий удар. Татарин все это понял тоже и, дико заверещав, так, что я вздрогнул, кинулся в атаку. На меня обрушился град ударов – слева, справа, сверху. Я едва успевал закрываться то щитом, то отбивая удары саблей. После одного из ударов сабля у татарина переломилась недалеко от рукоятки, и я тут же всадил ему свой клинок под мышку правой руки. Татарин обмяк и упал на шею лошади.

Хорошая у меня все-таки сабля, не зря выбирал, не выдержало татарское железо.

Я огляделся. Татар добивали – в разных местах еще кипели поединки, но в целом картина уже была ясна. Я подскакал к русичу, на которого насели двое татар; парень лишь успевал отбиваться, и я с ходу сильным уколом вогнал саблю в спину одному. Тот выронил свое оружие и сполз на землю. Второй татарин крутанулся на коне, увидел, что остался один и, хлестанув коня, бросился наутек. Кто-то из наших подхватил с земли торчащее копье и метнул вдогон. Копье попало в круп лошади, она упала. Татарин покатился по земле, замер. К нему устремились сразу двое наших бойцов, подняли на ноги, поволокли к нам.

– Пленного взяли!

– На кой он нам, руби ему башку!

– Стой! – не выдержал я. – Пусть сначала расскажет, что знает – где основные силы татар, где пленные?

– А и правда, что-то мы погорячились, ну коли тебе первому в голову пришла такая мысль – сам и спрашивай.

Низкорослый татарин стоял, дерзко ухмыляясь. Вокруг собрались наши воины.

– Русский язык разумеешь ли?

Татарин сплюнул, выказав свое презрение к урусам. Ну ничего, сейчас ты все расскажешь, запоешь даже.

Ни слова не говоря – это всегда действует сильнее, чем угрозы, я подошел, вытащил нож из ножен и одним взмахом отрезал ухо. Рана не страшная, но кровит сильно, болит и оказывает мощное моральное воздействие. Я сделал вид, что собираюсь отрезать второе ухо. Татарин заверещал что-то на татарском. Ага, не хочет общаться.

Я собрал сухую траву, веточки, сломанные древки копий, развел костерок. Воины наблюдали за мной с любопытством, татарин – со страхом. Когда костер разгорелся, я сунул туда лезвие ножа.

Клинок покраснел, я вытащил нож, подошел к татарину.

– Сейчас я выколю тебе глаза! – Спокойным голосом проговорил я. Делать я этого не собирался – не палач же, но испугать надо было. Побледневший татарин упал на колени, бросил затравленный взгляд на воинов, куда только девалась бравада и дерзость.

– Бачка, все скажу, глаза оставь!

Я помахал раскаленным лезвием перед его лицом.

– Ты будешь цел, пока говоришь.

Сунул лезвие в костерок.

– Где основные силы и сколько вас?

– Две тысячи воинов, старший – темник Мустафа.

– Это вместе с вами, – я показал на поле, усеянное трупами, – две тысячи?

– Да, да. – Татарин часто закивал.

– Лагерь ваш где?

Глаза татарина забегали. Ох не хотелось ему сдавать своих, ох не хотелось. Я вытащил из костерка нож. Вид раскаленного лезвия развязал язык пленнику.

– У Данкова. – Татарин горестно покачал головой.

– Обоз там?

– Нет обоза, пленные только.

– Сколько пленных?

Татарин ощерился:

– А кто их считал?

Я не выдержал и всадил ему нож в сердце. Раскаленное лезвие зашипело от человеческой плоти. Выдернув нож, я обтер клинок об упавшего татарина, всунул в ножны. Ну, хоть какая-то ясность уже была. Надо докладывать боярам.

Всех трех нашел недалеко от опушки леса, они бурно обсуждали, как делить трофеи, которые и в самом деле были велики – лошади, оружие, награбленные ценности в переметных сумах. Когда я доложил о сведениях, добытых у пленного, все замолчали и задумались, переваривая услышанное.

– Нет, самим нам не одолеть татар, надо князя с дружиной искать, соединяться. Сейчас трофеи поделим – и на коней.

– Так проще послать посыльного к князю. Данков-то в другой стороне.

Бояре глянули на меня осуждающе:

– Ты почто нам советы осмеливаешься давать? Разумом нас Бог не обидел? Выше нас себя ставишь? Гордыня одолела?

Я склонился в поклоне:

– Прошу простить меня великодушно, сказал не подумавши.

– То-то! Изыди с глаз долой.

Ну и черт с вами, не хотите слушать – не надо. Как говорится – имеющий уши да услышит. Я поклонился триумвирату и пошел к своим. Мой десяток сидел у костра, доедая кулеш, мне оставили на дне котла. После боя – в самый раз восстановить силы. Не успел я допить сыто, как примчался гонец от бояр:

– Иди, да поспешай – бояре ждать не любят.

Вот нечистая сила – то изыди с глаз долой, то обратно зовут, спокойно поесть не дадут. Воистину – «минуй нас боле всех печалей и барский гнев и барская любовь!»

Бояре сидели там же, попивая из кубков вино: видимо, трофеи уже поделили, а может – победу обмывали.

– Даем тебе проводника, поскачешь к князю с письмом, да на словах все обскажешь, что от пленного узнал, потом – сразу сюда. Мы здесь стоять будем, пока обозы подтянутся. Понял ли?

– Чего ж тут непонятного.

Мне дали рулончик пергамента с сургучной печатью, осенили крестом. Проводник уже стоял рядом. Мы оседлали коней, рванули с места галопом.

Проводник выбирал малохоженые тропы, известные лишь ему одному броды, местами скакали по дорогам. Изредка попадались разоренные деревеньки, убитые крестьяне во дворах, избы стояли с распахнутыми дверьми, и – полная тишина: ни мычания коров, ни кудахтанья кур, ни хрюканья свиней. Все сожрали проклятущие татары.

К вечеру добрались до княжеского лагеря. Еще на подступах нас остановили дозорные, сопроводили в лагерь. Причем сопровождали вдвоем, руки на рукоятках мечей – не поймешь – то ли провожают, то ли конвоируют.

• Предыдущая
• 9/66
• Следующая