Как это было: Объединение Германии - Горбачев Михаил Сергеевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/40
• Следующая

Вопрос: Что Вы имеете в виду?

Ответ: Прежде всего то, что объединение Германии касается не только немцев. При всем уважении к этому их национальному праву ситуация такова, что невозможно себе представить, чтобы немцы между собой договорились и потом предложили всем остальным одобрить уже принятые ими решения. Есть вещи фундаментальные, которые международное сообщество вправе знать и в которых не должно быть места для двусмысленности.

Далее. Должно быть изначально ясно, что ни сам процесс сближения ФРГ и ГДР, ни единая Германия не должны нести ни угрозы, ни ущерба национальным интересам соседей и вообще кому бы то ни было вовне. И конечно — исключается всякое посягательство на границы других государств.

Помимо незыблемости сложившихся в результате Второй мировой войны границ, что является самым существенным, есть и другие ее последствия. Никто не отменял ответственности четырех держав. И снять ее с себя могут только они сами. Мирного договора с Германией еще нет. И только он может в международно-правовом порядке окончательно определить статус Германии в европейской структуре.

На протяжении длительного времени безопасность, как бы то ни было, поддерживалась наличием двух военно-политических союзов — ОВД и НАТО. Пока только намечаются предпосылки для формирования принципиально новой системы безопасности в Европе. Поэтому сохраняется и роль этих союзов, хотя она существенно модифицируется по мере снижения вооруженного противостояния, ослабления военного компонента безопасности, усиления политических аспектов их деятельности. Следовательно, и воссоединение Германии должно происходить с учетом этих обстоятельств, а именно — недопустимости нарушения военно-стратегического баланса двух этих международных организаций. Тут должна быть полная ясность.

И последнее. Из сказанного вытекает, что процесс объединения Германии органически связан и должен быть синхронизирован с общеевропейским процессом, с его стержневой линией — формированием принципиально новой структуры европейской безопасности, которая придет на смену блоковой.

Вопрос: Известно, что в Оттаве министры иностранных дел договорились о механизме обсуждения германского вопроса с участием СССР, США, Великобритании, Франции, ФРГ и ГДР. Не могли бы Вы пояснить, как мыслится роль этого механизма?

Ответ: Действительно, речь идет об определенной форме обсуждения германского вопроса между шестью упомянутыми государствами. Кстати, идея такой процедуры родилась в Москве и в западных столицах одновременно и независимо друг от друга. О ней мы говорили с X. Модровом и потом с Г. Колем. И всякие ссылки на приоритеты вряд ли уместны.

Правовая ее основа связана с итогами войны, с ответственностью четырех держав за будущую роль Германии в мире. Вместе с тем она учитывает и огромные перемены, которые произошли с тех пор в Европе и в мире, в самих двух германских государствах, поэтому и включает их в формулу этого механизма, условно названного «2+4».

Задача состоит в том, чтобы всесторонне и поэтапно обсудить все внешние аспекты германского воссоединения, подготовить вопрос к включению в общеевропейский процесс и к рассмотрению основ будущего мирного договора с Германией. Причем эффективность таких консультаций, их авторитет зависят от степени доверия и открытости между всеми участниками. Разумеется, суверенные государства могут осуществлять любые контакты, в том числе и по германскому вопросу, на двусторонней и любой другой основе. Но мы исключаем такой подход, когда трое или четверо будут первоначально сговариваться между собой и выкладывать остальным участникам уже согласованную позицию. Это неприемлемо.

Вопрос: А нет ли в этой процедуре элемента дискриминации по отношению к другим странам, тоже участвовавшим в войне?

Ответ: Вопрос правомерный. Именно поэтому, не умаляя исторически обусловленного права четырех держав, мы связываем механизм «2+4» с общеевропейским процессом и вместе с тем понимаем особый интерес других стран, не обозначенных в этой формуле. А следовательно — и их законное право защищать свои национальные интересы. Прежде всего я имею в виду Польшу — незыблемость ее послевоенных границ, как и границ других государств, должна быть гарантирована. Такой гарантией может быть только международно-правовой акт.

Вопрос: Как Вы оцениваете определенную тревогу среди советских людей, да и со стороны других европейских народов, по поводу перспективы возникновения в центре Европы единого германского государства?

Ответ: И исторически, и психологически такое беспокойство понятно. Хотя нельзя отрицать, что немецкий народ извлек уроки из опыта гитлеровского господства и Второй мировой войны. В обоих германских государствах выросли новые поколения, которые смотрят на роль Германии в мире иначе, чем, скажем, на протяжении последних ста с лишним лет и особенно — в период нацизма.

И, конечно, важно, что не только со стороны общественности ФРГ и ГДР, но и на официальном, государственном уровне не раз перед лицом всего мира было заявлено: с немецкой земли никогда не должна исходить война. А в беседе со мной Г. Коль дал еще более обязывающую трактовку этой формулы: с немецкой земли должен исходить только мир.

Все это так. Однако никто не имеет права игнорировать негативный потенциал, сложившийся в прошлом в Германии. И тем более невозможно не учитывать народную память о войне, о ее ужасах и потерях. Поэтому очень важно, чтобы немцы, решая вопрос об объединении, помнили о своей ответственности и о том, что необходимо уважать не только интересы, но и чувства других народов.

В особенности это касается нашей страны, советского народа. Он имеет неотъемлемое право рассчитывать и возможность добиваться того, чтобы от объединения немцев наша страна не понесла ни морального, ни политического, ни экономического ущерба и чтобы в конце концов был реализован давний «замысел» истории, которая определила нам жить рядом, протянула между нашими народами нити связей и глубокого взаимного интереса, перекрестила — иногда в трагических столкновениях — наши судьбы и которая в условиях новой эпохи дает нам шанс доверять друг другу и плодотворно сотрудничать».

После того как канцлер побывал в Вашингтоне, 28 февраля у меня состоялся телефонный разговор с Бушем. Из этого разговора мне стало совершенно ясно: Коль и Буш окончательно договорились о членстве объединенной Германии в НАТО. И это становилось, по сути, главным международным вопросом в дальнейшем процессе объединения Германии.

Во всех своих публичных выступлениях весной 1990 года и в переговорах с иностранными деятелями я держался той точки зрения, что нахождение объединенной Германии в НАТО неприемлемо. Я рассчитывал в этом опереться на позиции других европейских стран. Но, кроме согласия со мной правительства Модрова, такой поддержки я ни у кого не нашел, даже со стороны членов Варшавского Договора, включая Польшу. Несколько даже неожиданным было, когда министр иностранных дел Великобритании Хэрд на встрече со мной выставил те же аргументы, какие я уже неоднократно слышал от американцев. А именно: было бы лучше, если такая крупная держава в случае ее объединения не оставалась бы предоставленной самой себе. Выход Германии из НАТО означал бы практически крах этого союза, а значит, сделал бы невозможным сохранение американских войск в Европе. В этих условиях тем более невозможно оставлять Германию вне всяких союзнических рамок.

Логика была такая: европейские союзники Германии по НАТО побаиваются ее мощи. Гарантию своей безопасности они видят в присутствии американских войск. Но легитимность их присутствия опирается на НАТО. НАТО же без Германии обречено на исчезновение.

Наша же логика состояла в том, чтобы предельно синхронизировать германское объединение с общеевропейским процессом, с его институциализацией. Тогда Германия не оставалась бы «в одиночестве». А НАТО и ОВД пора коренным образом реорганизовать, превращая в преимущественно политические системы.

• Предыдущая
• 20/40
• Следующая