Повелитель Ижоры - Егоров Александр Альбертович - Страница 33

– Откуда такие? С пристани? – спросил прямо над ухом чей-то голос. Выговор был, в общем, понятен, но я ничего не отвечал. Мне было тоскливо и отчего-то горько. «Опять я все испортил», – запоздало понял я.

– Небось немец, – сказал другой и обидно выругался. Я обернулся и увидел нападавших: это были парни примерно нашего возраста, с чумазыми курносыми рожами. У одного серые от грязи вихры зачем-то были перевязаны ленточкой. Он сказал еще что-то своим – этих слов я не понял, – потом осклабился, показав гнилые зубы, и снова врезал мне по шее. Я ткнулся лбом в шершавую доску.

Кто-то уже шарил по моим карманам. Кто-то лез за пазуху, кто-то пытался расстегнуть ремень (отличный тканевый ремень с блестящей никелированной пряжкой). «Серебро?» – проговорил кто-то недоверчиво. Тот, что с ленточкой, нащупал кожаный чехол спикера, попытался сдернуть. «Все как всегда, – подумал я почему-то. – И тут гопники. Даже за тысячу лет».

– Что тут держишь? – спросил вор, дергая за чехол. – Золото?

– Сейчас, – пообещал я. – Я сам.

Меня поняли. Клещи ослабли. Молниеносно запустив руку под ремень, я вытащил оттуда пистолет. Ничего не произошло: грабители только присвистнули, разглядывая невиданную вещь, и как будто даже придвинулись поближе ко мне, оставив Ника. От них мерзко пахло потом и грязной одеждой. Я сжал теплую рукоять «Макарова» и щелкнул предохранителем. Никто ничего не понял, только тот, что с ленточкой, – наверно, главарь, – нахмурился и протянул руку. И тогда я выстрелил. Еще и еще раз.

Выстрел был оглушительным: с окрестных тополей с шумом поднялись в воздух вороны и принялись кружиться с неистовым карканьем; тот же звук, вроде карканья, издавал теперь светловолосый оборванец, корчась в пыли у наших ног. Еще один прислонился к забору, зажимая рукой обгоревшую дырку в боку: мне пришлось стрелять в упор. Он выл, не переставая, и понемногу сползал на землю. Дубинку он выронил. Остальных воров и след простыл.

– Вот так, – почему-то сказал я.

Тот, с ленточкой в волосах, дернулся и затих.

– Бежим, – повторил тогда Ник. Я дернулся было бежать по дороге к пристани, но Ник потянул меня назад, и мы побежали, спотыкаясь и едва не падая, – обратно, туда, откуда пришли, – а что оставалось делать? Кажется, за спиной уже раздавались крики, но мы даже не оглянулись, только прибавили ходу. Теперь мы неслись, не разбирая пути, по кривым незнакомым переулкам, по счастью безлюдным, – между заборов и плетней, пугая кур, и бежали так довольно долго, пока не поняли, что окончательно заблудились.

– Стой, – сказал тут я, тяжело дыша. – Отдохнем.

Мог бы и не напоминать. Ник был бледен, как покойник. Он пошатнулся, и я схватил его за плечо.

– Господи, – прошептал он. – У тебя был пистолет?

– Был, – произнес я тупо.

– И ты… слушай, Фил… ты что, убил их?

У него стучали зубы. Меня трясло не меньше.

– Он хотел забрать спикер, – пробормотал я. – Мне надоело, что у меня постоянно отбирают спикер.

Я чувствовал, что несу сплошную чушь. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Так начинается истерика, холодно заметил кто-то внутри меня.

Ник глядел на меня со страхом. Похоже было, что этот парень не слишком-то испугался малолетних разбойников. Он испугался того, что случилось после.

– А где пистолет? – спросил он.

– Не знаю. Наверно, там остался.

Я клянусь: при этих словах младший ярл облегченно вздохнул. Странно, что и мне стало как-то полегче. Нет пистолета. А может, и не было. Не было вообще ничего.

Но надеяться на это было глупо. Вороны все еще кружились над деревьями, и откуда-то издалека, из-за серых бревенчатых домов, уже доносились встревоженные голоса. Надо было скрываться. Я заметил щель в заборе и кое-как протиснулся туда. Ник пролез за мной. Там росли высокие колючие кусты – смородина или крыжовник. Продравшись сквозь них в самую середину, мы поняли, что с улицы нас уже не видно, – и тогда без сил опустились на землю.

Здесь было тихо. Среди ветвей жужжали пчелы. Если это и был чей-то сад, то основательно запущенный.

– Что делать будем? – спросил Ник.

– Не знаю.

Я молча облизывал исцарапанную о колючки руку. Было больно. И еще до сих пор болела шея от удара дубинкой. Если бы я не выстрелил, они бы нас ограбили, оправдывал я себя. А может, и прибили бы на хрен. Вся история опять началась из-за спикера.

– Да: спикер, – вспомнил я. – У него же есть локальный режим. Надо попробовать найти кого-нибудь.

Ник с сомнением покачал головой. Я достал из футляра свой знаменитый «эппл» – подарок Мирского. К счастью, батарейка не была разряжена. Включив коротковолновый режим random search, я стал прислушиваться к шорохам и писку в наушниках.

– Слушаю, – раздался вдруг в ушах чей-то голос, искаженный до неузнаваемости. – Кто говорит? Кто на линии?

Я узнал князя Борислава.

– Это Фил, – чуть не крикнул я. – Мы заблудились. Борис Александрович, отца позовите.

«И все-таки мы – люди двадцать первого века, – подумал я при этом. – Нам здесь все можно. Играем дальше».

Князь Борислав задумчиво вертел в руках пистолет.

– Откуда взял «Макарова»? – строго спросил у меня отец.

– У Яниса.

– Два трупа, – холодно заметил Борис Александрович. – Только за дверь вышел – и сразу два трупа. Далеко пойдет мальчик.

– Я не хотел, – пробормотал я.

– Врешь. Хотел.

Ник сидел на лавке, опустив голову. Я поглядел на него, будто ждал поддержки. Или нет, не ждал. Никакая поддержка мне не нужна, думал я.

Час назад несколько дружинников на конях отыскали нас в лабиринте улочек старого города и привели обратно в терем – с повинными головами. Князь и конунг Ингвар встретили нас сурово. Оказывается, слух о наших похождениях быстро разлетелся по городу. Нашлись доброхоты, которые донесли князю об удивительном происшествии. Они же принесли ему оброненный пистолет, боязливо завернув его в тряпицу («Перунов огонь», – предположил самый догадливый).

Двоих убитых воришек опознали быстро; это были местные беспризорники, которые сколотили шайку и понемногу учились разбойничать. Точно так же, как это происходит и в двадцать первом веке. «Только в наше время они остаются безнаказанными», – сжав зубы, думал я.

Князь распорядился по-тихому зарыть трупы на краю погоста, где хоронят висельников и убийц. Похоже, оплакивать их в этом городе никто не спешил. И я тоже.

– Но ведь ничего не было, – робко сказал Ник со своего места. – Это ведь не люди были. Фантомы. Они умерли, и для них все кончилось, разве нет?

Борислав снова задумался.

– Никто не знает, чем это для них кончилось, – признал он. – Может быть, так, а может, и эдак. Одно могу сказать: им было больно перед смертью. Как было бы больно и вам. Это очень страшно, умирать. Будь то в параллельном прошлом или в еще каком-нибудь.

Над последними его словами я задумался.

Ни черта я не думал, когда стрелял, ни о параллельном прошлом, ни о чем вообще. Просто передо мной был враг, а в моей руке – оружие.

Да, ни о чем я не вспоминал, когда снимал «Макарова» с предохранителя. Только почему-то стояла перед глазами та автобусная остановка и уродцы в кожаных куртках. Это летом-то. Они всегда ходят в таких куртках, будто шкура убитого зверя придает им бодрости. Хотя какой там убитый зверь – обычная китайская прессованная крысятина, которой в детстве пугала меня мать (она когда-то торговала одеждой).

И еще те были бритые наголо.

– Ну что ж, первая кровь, – сказал вдруг Ингвар. – Скажи, ты испугался?

– Испугался, – словно эхо, откликнулся я.

– Это тебе не на полигоне по воронам стрелять. Корби такому ведь не учил?

– Не учил.

– Суолайнен у нас известный пацифист. Но я тебе так скажу: здесь жизнь такая, что без крови невозможно. Правда, Борис Александрович?

– Я вас тоже этому не учил, – хмуро ответствовал князь.

– Ara. A кто нам в детстве про Освенцим рассказывал? Два урока подряд? Да с такими подробностями!