Через реку - Голсуорси Джон - Страница 49

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая

– Посидев на таком процессе, перестаёшь верить, что в мире есть что-нибудь до конца чистое.

– А я вообще в этом сомневаюсь.

– Здесь даже Чеширский кот разучится улыбаться, – отозвалась Динни.

– Здесь не улыбаются, Динни. Эти слова следовало бы высечь над входом в суд.

То ли благодаря этому краткому разговору, то ли потому, что она уже притерпелась, Динни легче перенесла дневное заседание, целиком ушедшее на простой и перекрёстный допрос стюардессы и агентов частного сыска. К четырём часам допрос истца и свидетелей обвинения закончился, и "очень молодой" Роджер подмигнул Динни с таким видом, словно хотел сказать: "Сейчас суд удалится и я позволю себе взять понюшку".

Возвращаясь в такси на Саут-сквер, Клер долго молчала и, лишь когда машина поравнялась с Большим Бэном, вдруг заговорила:

– Подумать только, Динни! Он заглянул в автомобиль, когда мы спали! А может быть, он просто приврал?

– Будь это так, его показания были бы ещё убедительнее.

– Разумеется, я положила голову на плечо Тони. Как же иначе? Пусть попробуют сами поспать в двухместной машине.

– Удивляюсь, как он не разбудил вас своим фонарём.

– Вероятно, всё-таки будил. Я припоминаю, что несколько раз просыпалась как от толчка. Нет, глупей всего я вела себя в тот вечер, после кино и обеда, когда пригласила Тони зайти ко мне и чего-нибудь выпить. Мы были до того наивны, что даже не подумали о возможной слежке. В зале было много публики?

– Да. Завтра будет ещё больше.

– Ты видела Тони?

– Мельком.

– Напрасно я тебя не послушалась. Надо было предоставить события их течению. Эх, если бы я любила его!..

Динни промолчала.

В гостиной Флёр они застали тётю Эм. Она подплыла к Клер и уже открыла рот, но спохватилась, пристально взглянула на племянницу и ни с того ни с сего объявила:

– Всё едино! Ненавижу это выражение! От кого оно у меня? Динни, расскажи мне про судью. Он длинноносый?

– Нет. Но сидит он очень низко и всё время высовывает голову вперёд.

– Зачем?

– Я его не спрашивала, тётя.

Леди Монт повернулась к Флёр:

– Можно подать Клер обед в постель? Ступай, дорогая, прими хорошую ванну, ложись и не вставай до утра. Перед таким судьёй нужно выглядеть свежей. Флёр тебя проводит, а я поговорю с Динни.

Когда они ушли, леди Монт подошла к камину, где горели дрова:

– Утешь меня, Динни. Как в нашей семье могла случиться такая история? Это не к лицу никому из Черрелов, кроме разве твоего прадеда, но он ведь родился раньше королевы Виктории.

– Вы хотите сказать, что он был беспутным от природы?

– Да. Игрок. Любил удовольствия и компанию. Его жена мучилась с ним всю жизнь. Шотландка. Очень странно!

– В этом, наверно, и заключается причина того, что мы стали добропорядочными, – отозвалась Динни.

– В чём?

– В комбинации.

– Нет, скорее в деньгах, – возразила леди Монт. – Он их промотал.

– А их было много?

– Да. Его отец разбогател на хлебе.

– Нечестное богатство.

– Почему? Во всём виноват Наполеон. У нас было тогда шесть тысяч акров, а после твоего прадеда осталось только тысяча сто.

– И те большей частью под лесом.

– Да, чтобы стрелять вальдшнепов. Успеет процесс попасть в вечерние газеты?

– Разумеется. Джерри – человек на виду.

– Надеюсь, туалета Клер не коснутся. Понравились тебе присяжные?

Динни пожала плечами:

– Я не умею читать чужие мысли по лицам.

– Это всё равно как щупать нос у собаки: тебе кажется, что он горячий, а на самом деле она здорова. А что с молодым человеком?

– Он – единственный, кого мне по-настоящему жаль.

– Да, – согласилась леди Монт. – Каждый мужчина прелюбодействует, но в своём сердце, а не в автомобилях.

– Людям важно не то, что есть, а то, что кажется, тётя Эм.

– По мнению Лоренса, косвенные улики доказывают, что совершилось то, чего на самом деле никто не совершал. Он полагает, что так даже лучше: все равно Клер сочтут виновной в том, в чём она не виновата. Разве это справедливо, Динни?

– Нет, тётя.

– Ну, мне пора домой, к твоей матери. Она ничего не ест, только сидит, читает и все больше бледнеет. А Кон забыл даже про свой клуб. Флёр собирается увезти их и нас на своей машине в Монте-Карло, когда всё кончится. Она говорит, что нам будет там очень хорошо и что Ригз умеет держаться правой стороны, если не забывает об этом.

Динни покачала головой:

– Лучше всего у себя в норе, тётя.

– Не люблю ползать, – изрекла леди Монт. – Поцелуй меня и поскорей выходи замуж.

Когда тётка выплыла из комнаты, Динни отошла к окну и стала смотреть на сквер.

Это становится у них навязчивой идеей! Все – тётя Эм, дядя Эдриен, её отец, мать. Флёр, даже Клер – жаждут выдать её за Дорнфорда, и поскорее!

Им-то какое дело? Откуда в них инстинктивное стремление толкать людей в объятия друг друга? Раз ей нечего делать в жизни сейчас, брак ничего не изменит. Зачем он ей? "Дабы множить потомство своё", – вспомнилась ей заповедь прошлого. Жизнь должна продолжаться. Но для чего? В наши дни её никто не называет иначе как адом. А впереди – тоже ничего, кроме "прекрасного нового мира".

"Или католицизма, – мысленно добавила она. – Но я не верю ни в тот, ни в другой".

Она распахнула окно и облокотилась на подоконник. Вокруг девушки, жужжа, заметалась муха. Динни отогнала её, но та сейчас же вернулась. Мухи! У них тоже есть своё назначение в жизни. Но какое? Они если уж существуют, так существуют; если умирают, так умирают, но никогда не живут наполовину. Она снова отогнала муху, которая на этот раз не вернулась.

За спиной Динни раздался голос Флёр:

– Вы тут не простудитесь, дорогая? Ну и весна! Впрочем, я повторяю то же самое из мая в май. Пойдём выпьем чаю. Клер сидит в ванне с чашкой в одной руке и сигаретой в другой. Выглядит совершенно прелестно. Надеюсь, завтра всё кончится.

– Ваш троюродный брат уверяет, что да.

– Он придёт к обеду. К счастью, его супруга в Дройтиче.

– Почему "к счастью"?

– Ну, знаете, это такая дама!.. Если ему понадобится поговорить с

Клер, я отведу его к ней: она к тому времени уже вылезет из ванны. Впрочем, вы её вполне можете заменить. Как вы думаете, Клер будет хорошо держаться во время допроса?

– Разве это кому-нибудь удаётся?

– Мой отец уверял меня, что я держалась хорошо, но он был лицеприятен. Да ведь и вас хвалил следственный судья, который вёл дело Ферза, верно?

– Тогда не было перекрёстного допроса. Флёр. А Клер к тому же нетерпелива.

– Посоветуйте ей поднимать брови и считать до пяти перед каждым ответом. Это выведет Броу из себя.

– У него такой голос, что с ума сойти можно, – сказала Динни. – А паузы он делает такие, словно у него впереди целый свободный день.

– Обычный приём. Вся эта церемония сильно смахивает на инквизицию. Как вы находите защитника Клер?

– Будь я на другой стороне, я его возненавидела бы.

– Значит, хорош. Ну, Динни, какая же мораль вытекает из всей этой истории?

– Не выходи замуж.

– Несколько смелый вывод: мы ещё не научились выращивать детей в бутылках. Вам не приходило в голову, что основа цивилизации – инстинкт материнства?

– А я думала – земледелие.

– Под цивилизацией я разумею всё, что не сводится к применению голой силы.

Динни посмотрела на свою циничную и порой чуточку болтливую родственницу. Та выглядела такой уравновешенной, нарядной и тщательно отманикюренной, что девушке стало стыдно. Неожиданно Флёр объявила:

– Вы – милая.

Обед, который Клер подали в постель и за которым не было посторонних, кроме "очень молодого" Роджера, прошёл в высшей степени оживлённо. Адвокат очень занятно рассказывал о том, как его семья реагировала на повышение налогов. Его дядя Томас Форсайт поселился на Джерси, но с возмущением покинул остров, как только там пошли разговоры о местном налоге. Он написал об этом в «Тайме» под псевдонимом "Индивидуалист", реализовал все свои ценности и поместил деньги в бумаги, не подлежащие обложению, но зато дающие гораздо меньший доход, чем те, которые ему подлежат. На последних выборах он голосовал за национальное правительство, но как только оно опубликовало новый бюджет, стал думать, какой партии он отдаст свой голос на следующих выборах. Сейчас он живёт в Борнмауте

• Предыдущая
• 49/64
• Следующая