Ватерлоо Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 43

• Предыдущая
• 43/81
• Следующая

— Да бросьте вы, все нормально.

— До вчерашнего дня все было нормально. — продолжил д`Аламбор, — но те всадники лишили меня мужества. Я трясся от страха как младенец, когда они атаковали нас. Ну и из-за полковника тоже. Я совсем потерял веру в Форда. А еще из-за Анны, я чувствую, что не заслуживаю, а когда человек слишком счастливый и удачливый, то его ждет расплата за это.

— Любовь делает нас уязвимыми, — признал Шарп.

— Разве это правильно? — сказал д`Аламбор, — ведь мы делаем доброе дело и это должно придавать нам уверенности.

— Добро дело?

— Мы бьем французов, — объяснил д`Аламбор.

Шарп улыбнулся.

— Несомненно, они говорят то же самое о нас.

Д`Аламбор помолчал минуту, затем вдруг с пылом в голосе сказал:

— Я не имею ввиду Люсиль, разумеется, но французы — это отвратительный народ, Шарп. Я не забыл, что они сделали с моей семьей и нашими собратьями по вере. А их революция? Все эти погибшие невинные бедняги. И Бонапарт не лучше. Он нападает, затем ворует все из завоеванных стран и при этом постоянно твердит о добродетели, законности и славе французской цивилизации. Их добродетели фальшивые, закон применяется только для собственного обогащения, а их цивилизация — это кровь.

Шарп никогда не ожидал услышать от своего элегантного апатичного друга такой враждебности.

— Большинство французов не такие, Питер.

Д`Аламбор, казалось, смущен тем, что выдал свои чувства.

— Прощу прощения. Вы, должно быть, считаете меня слишком резким. Мне нравится Люсиль, вы знаете это. Разумеется, французы не злые, но их правительство…, — он запнулся, видимо не желая высказаться о французах еще хуже.

Шарп улыбнулся.

— Там, где мы с Люсиль жили, говорили, что Франция благословлена Богом и проклята Парижем. Они считают Париж злым местом, населенным отвратительными и жадными людьми.

— Прямо как Лондон, — д`Аламбор тоже улыбнулся, — Вы же не скажете Люсиль о том, что я сказал сейчас про французов? Мне бы не хотелось обижать ее.

— Естественно, не скажу.

— Может, вы окажете мне одну услугу?

— С удовольствием.

Д`Аламбор достал из кармана влажное измятое письмо.

— Если меня завтра убьют, передайте это Анне. И скажите ей, что я не страдал, что я умер мгновенно. Никаких хирургов, ампутаций, никаких ран, всего лишь пуля в сердце, какой бы на самом деле ни оказалась моя смерть.

— Мне не придется передавать ей это письмо, но я сохраню его, и вы сделаете это сами, — Шарп запихнул письмо в карман, затем повернулся на раздавшиеся справа мушкетные выстрелы, рядом с поместьем Угумон.

Группа французов убегала от сада, откуда раздались мушкетные выстрелы британцев. Шарп увидел красномундирников, идущих вперед между деревьев к югу от фермы. Должно быть, французы послали целый батальон, чтобы разведать, есть ли на ферме гарнизон или же противник отправил солдат лишь на заготовку дров, однако голубые мундиры наткнулись на плотный огонь. С фермы к лесу бежали еще британцы.

— Что меня раздражает, — д`Аламбор даже не обратил внимания на перестрелку, — это то, что я не знаю, как я умру.

Шарп презрительно мотнул головой, как бы отгоняя страхи друга.

— К исходу лета, друг мой, мы с тобой будем сидеть в парижском кабаке и пить вино. И возможно даже не будем вспоминать этот день в Бельгии! А ты отправишься домой, женишься на Анне и будешь счастлив.

Д`Аламбор рассмеялся.

— А вы, Шарп, что будет с вами? Вы вернетесь в Нормандию?

— Да.

— А местные жители как отнесутся, что вы воевали против Франции?

— Не знаю. — Эта мысль часто посещала и Шарпа, и Люсиль. — Но я бы хотел вернуться, — продолжил Шарп. — Там я счастлив. Я хотел сделать в этом году немного кальвадоса. В поместье когда то его немало заготавливали, но уже лет двадцать или больше не делали. Местный доктор мне помогает. Он хороший человек. — Шарп вдруг припомнил встречу с лордом Джоном и его расписку, которая, если была не просто писулькой, позволит столько много сделать в поместье Люсиль. — Я сегодня встретил этого гада, Розендейла. Заставил его написать расписку. Полагаю, что вы не против.

— Ну конечно нет, — сказал д`Аламбор.

— Странно, но мне он начал нравиться. Не знаю, почему, но мне его жалко.

— Возлюби врага своего, — с издевкой процитировал д`Аламбор. — Благословите проклинающих вас, ненавидящим вас делайте добро. Я ведь говорил вам, что мы стали более набожными, даже вы.

— Однако завтра мы будем убивать французов, — улыбнулся Шарп и протянул д`Аламбору руку. — С тобой все будет в порядке, Питер. И завтра вечером мы вместе посмеемся над сегодняшними страхами.

Они пожали друг другу руки.

Французы отступили из сада, и огонь затих. На западе мелькнула молния, прокатился раскат грома, и снова начался сильный дождь.

Две армии собрались и ждали наступления утра.

На двери каждого дома в Ватерлоо была сделанная мелом надпись: это квартирмейстеры помечали какие в каких домах будут расквартированы офицеры штаба. На гостинице напротив церкви были написаны слова «Его Светлость Лорд Веллингтон», а на находящемся через два дома двухэтажном особняке «Граф Оксбриджский». А на следующем доме «Его Королевское Высочество Принц Вильям Оранский». В эту ночь крышей над головой маркизов и графов стали домики с соломенными крышами и кучами навоза под окнами, но те, у кого была крыша над головой, могли считаться счастливцами, им не придется терпеть холод и дождь.

В доме графа Оксбриджского возле обеденного стола с вареной говядиной с бобами толпились офицеры. Это был ранний ужин, ибо весь штаб должен будет встать задолго до рассвета. В центре стола, рядом с канделябром, лежала сломанная сабля лорда Джона. Один из офицеров увидел, что сабля сломана, когда лорд Джон хотел ее выбросить, и спросил, как это он умудрился сломать оружие. Сказать правду было невозможно, и лорд Джон придумал подходящее объяснение.

— После того как ракета взорвалась, — объяснил он штабным офицерам, — проклятая лошадь понесла.

— Тебе надо поучиться ездить верхом, Джон.

Лорд Джон подождал, пока утихнет хохот.

— Скотина понеслась в лес по другую сторону дороги, а там прятались трое улан.

— В зеленых мундирах или в красных? — спросил граф Оксбриджский, только что вернувшийся с совещания у герцога Веллингтона, садясь на свое место за столом.

— В зеленых, Гарри. — Это он знал, так как видел отступающих от лейб-гвардейцев улан в зеленых мундирах. — Я застрелил одного из пистолета, но его пришлось бросить и вытащить саблю. Черт возьми, это был весьма дорогой пистолет.

— Капсюльный пистолет Мортимера, с нарезным стволом, — подтвердил стоимость пистолета Кристофер Мэнвелл. — Обидно потерять такой, Джон.

Лорд Джон пожал плечами, давая понять, что это пустяки.

— Второй улан бросился на меня, я отбил острие копья саблей и воткнул ее ему в живот, а третий гаденыш чуть не насадил меня на копье, как цыпленка на вертел. — Он скромно улыбнулся, — я уже думал, что погиб. Я рубанул его, но он увернулся. Вытащил свою саблю и, отбивая его удар, моя сабля сломалась. А затем, третий француз повернулся и ускакал прочь.

Офицеры посмотрели на сломанную саблю, лежащую, как трофей, на столе.

— Фокус в том, — сказал Розендейл, — чтобы увернуться от копья. После этого это не труднее, чем резать кроликов. В самом деле.

— Пока твоя сабля не сломается, — сухо сказал Кристофер Мэнвелл.

— Да, пожалуй.

Граф нахмурился.

— Ну, если третий убежал прочь, чего ж ты не подобрал свой дорогой пистолет, Джонни?

— Там могли быть и еще уланы. Я подумал, что лучше убраться побыстрее! — лорд Джон смущенно улыбнулся. — Честно говоря, Гарри, я перепугался! Короче, я хлестнул лошадь и умчался оттуда как умалишенный!

Кристофер Мэнвелл, который казался впечатленным этой историей менее других офицеров, подтвердил последние слова Розендейла.

— Ну да, он вернулся на дорогу бледный, как полотно.

• Предыдущая
• 43/81
• Следующая