Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав - Страница 7

• Предыдущая
• 7/323
• Следующая

– Одни бандиты приходят на смену другим, – горько сказал Григорий Михайлович.

Он был прав. Началась новая, может быть, самая дикая и жестокая полоса разгула контрреволюции. В ту весну погибли герой-большевик Николай Ласточкин, отважная Жанна Лябурб и ее боевой товарищ по «Иностранной коллегии» Жак Елин.

Зима 1919-1920 годов была самой трудной и голодной. Мария Николаевна преподавала украинский и французский языки. Платили бидончиком ячневой, нестерпимо соленой каши, но все радовались: соли не было. За солью надо было ходить на Хаджибей, копать лунку, заливать соленой водой лимана, а потом ждать, пока вода отдаст соль. В Одессе подъели все: никаких продуктов не было. Иногда вдруг выдавали лавровый лист. Роились толкучки, все всё продавали, а покупателей было мало. Ценности сместились: за полмешка муки отдавали меховую шубку. Но часто некому было отдавать. Приходилось ездить по селам, по богатым немецким хуторам, выменивать. Но выдюжили, дождались весны, первой молодой травки. Нет ее слаще...

В апреле 1919 года восстали французские моряки. Над эскадрой интервентов реял дух «Потемкина», и Париж испугался: был получен приказ об эвакуации из Одессы. С апреля по август – робкие попытки Советов наладить жизнь разбитого, голодного, почти наполовину опустевшего города. В августе пришли деникинцы. Усталые, измученные, они устраивали пьяные дебоши и бессмысленные облавы, обреченные кричали о смерти «красных бандитов». От пирсов отваливали набитые по клотик пароходы, шли на Истамбул – уходили в безвозвратное, горькое, страшное плавание...

7 февраля 1920 года в Одессу пришла Советская власть. Теперь надолго. Но много времени прошло, прежде чем отошли в прошлое пустая похлебка, и вспышки холеры, и рвань на плечах, и неподвижные краны на причалах, пока забылось «время голода, пайков и диких, зимних ночей на одесских улицах», как писал в 1922 году молоденький репортер из одесского «Моряка» Константин Паустовский...

Этот исторический экскурс, прерывающий рассказ о жизни Сережи Королева, представляется все-таки необходимым. В те годы очень нелегко приходилось взрослым и совсем тяжело – детям. Буря революции так вихрила листки календаря, что дети той поры взрослели со стремительностью, нам сегодня непонятной и удивительной. Конечно, в 10-13 лет Сережа Королев оставался ребенком, но рядом с мальчишеской жизнью его, внутри этой жизни, росли заботы вовсе не детские, вставали вопросы совсем не ребячьи. Не из нежинских сказок рождались понятия добра и зла, произвола и справедливости, смелости и трусости. Григорий Котовский был знаком ему не по кинематографу – они могли встретиться на одесских улицах. Николай Ласточкин не был абстрактным, забронзовевшим героем гражданской войны – Сергей мог видеть в порту, как гнали его белогвардейские палачи, связанного и избитого, в трюм превращенной в тюрьму баржи. Годы спустя многие люди будут удивляться необыкновенной способности Королева видеть суть человека.

Но пока он еще мальчик. Вместе с приятелями протирает он коленки на ветхих брючонках, ползая по полу среди своей оловянной рати. Одну зиму пробовали его учить играть на скрипке, но скоро Мария Николаевна поняла, что музыкальных способностей у сына нет. Вот строить, мастерить любит очень. Со всех причалов тащит он в дом доски, щепки, куски парусины, обрывки проволоки и мастерит игрушечные пароходики и шлюпки. А когда профсоюз моряков, которым руководил знаменитый герой Анатолий Железняков, открыл портовый клуб, Сергей сразу записался в модельный кружок.

Жизнь на берегу подружила его с морем. Море осталось огромным и грозным, но перестало быть чужим и непонятным.

Сергею открылась истина давно известная всем, кто постоянно жил у моря и в море работал: море не ласковое и не враждебное. Оно – никакое по отношению к человеку. Может утопить в штиль. Может спасти в шторм. Равнодушие безбрежной стихии требует от человека постоянного внимания и собранности. А все эти красивости: «море ласкалось», «море рассвирепело», – это несерьезно, это – для курортников. Григорий Михайлович быстро научил его плавать. Сергей плавал очень хорошо, никогда не переча морю. Иногда они с приятелями уходили далеко, на камни Аркадии, где можно было вволю попрыгать со скал, но чаще купались на Австрийском пляже – так прозвали кусок берега, откуда австрийцы возили песок для строительства.

Иногда, плавая в порту, они залезали на пароходы. Особенным шиком считалось дразнить боцмана, потом бежать от него в притворном страхе, а в самый последний момент, когда его лапища уже готова была ухватить тебя за ухо, кинуться ласточкой в зеленую воду.

Сергей был отличный гребец. Однажды мальчишки уплыли в шлюпке далеко, за маяк, и сидевший на носу Сергей вдруг увидел прямо перед собой что-то большое, темное, скользкое, тяжело качающееся в легкой волне. Он еще не разглядел, как медленно поворачивались, на секунду высовываясь из воды, аккуратные рожки, но уже понял: мина! Шлюпка шла точно на нее. Крик застрял у него в горле.

– Табань!! – он закричал, уже падая в воду. Вынырнул мгновенно и, ухватившись за нос шлюпки, что было сил толкнул ее в сторону. И тут же почувствовал, как спина его уперлась в скользкий холодный металл.

Домой он пришел бледный, испуганный, притихший и долго не мог забыть прикосновения смерти. В жизни они встречались еще не раз, но страх всегда приходил потом и никогда не мог одолеть его, никогда не мог заледенить его мысль.

Летом 1922 года в Одессе распространился слух, что на Старопорто-франковской в здании второй женской гимназии «ведомства императрицы Марии» открывается новая школа – учебное заведение необычное и замечательное. Впрочем, программа его толком никому не была известна, а популярность объяснялась прежде всего тем, что среди преподавателей будущей школы назывались фамилии людей, в городе известных и уважаемых.

Величайший исторический эксперимент – революция – порождал в умах людей деятельных и талантливых жажду экспериментирования. Жить так, работать так, как жили и работали раньше, было невозможно. Поиск шел везде – в политике, экономике, искусстве, литературе, и не затронуть сферу образования он не мог. Он, собственно, и породил одесскую стройпрофшколу № 1, в которой учился Сергей Королев.

Душой новой школы был Александр Георгиевич Александров, учитель гимназии, педагог талантливый и человек удивительно энергичный. Задуманная им школа, с одной стороны, должна была оставаться классической гимназией, дать общее среднее образование, а с другой – выпускники ее должны были овладеть конкретными строительными профессиями: штукатуров, кровельщиков, сантехников, плотников, каменщиков. Школа была что-то вроде нынешнего техникума, но более высокого класса, а кое в чем приближалась к уровню первых курсов строительного вуза. Поэтому среди преподавателей школы было немало педагогов высшей школы: сопротивление материалов и строительную механику преподавал известный ученый профессор Одесского политехнического института Б.Л. Николаи, а заведующий кафедрой латинского языка Медицинского института, знаток западно-европейской литературы Б.А. Лупанов вел курс русского языка и литературы. Вместе с Александровым математику читал старший преподаватель Строительного института Ф.А. Темцуник, физику и теоретическую механику – доцент Политехнического института В.П. Твердый, строительное дело – С.А. Тодоров: на многих одесских зданиях можно было увидеть табличку: «Строил Тодоров».

Одной из главных забот организаторов школы было эстетическое воспитание ребят. Диспуты, самодеятельные спектакли, над которыми профессионально работал большой знаток театра, преподаватель литературы П.С. Златоустов; спевки хора, курс античной драмы Б.А. Лупанова, концерты, лекции по истории музыкальной культуры – их читал профессор консерватории Б.Д. Тюнеев и талантливый пианист и композитор П.И. Ковалев; танцклассы, занятия по живописи, которые вел художник А.Н. Стилиануди, ученик Репина, друг Серова, Врубеля и Пастернака, – все это было нормой в стройпрофшколе № 1.

• Предыдущая
• 7/323
• Следующая