Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав - Страница 21

• Предыдущая
• 21/323
• Следующая

Павлов был красив, небрежен и быстр в движениях и весь пронизан тем мягким, добрым обаянием, которое неволило влюбляться в него с первой встречи.

Сергей с Михаилом зачастили в авиагородок. Королев упорно уговаривал летчиков поступить в КПИ вольнослушателями. Те сначала лениво отмахивались, потом задумались: может, и впрямь поступить? Чем они, собственно, рискуют?

Вскоре всю четверку уже можно было видеть вместе на лекциях. В авиагородке готовились к зачетам. Королев сказал, что необходимо продумать наиболее эффективный метод подготовки.

– Один из нас по определенному предмету должен быть наставником, будет консультировать, проверять, выяснять, кто чего не знает, – доказывал он.

После недолгих споров методика была принята. Предметы выбрали добровольно. Королев, любимец профессора Симинского, вдохновенного певца сопромата, отвечал за этот предмет. Пузанов – за физику и электротехнику, Павлов – за политэкономию, Савчук – за начертательную геометрию и детали машин. Савчук был и главным консультантом в немецком языке. Его отец был дипломатом, и перед войной Иван жил несколько лет в Берлине. По-немецки он говорил и писал так же свободно, как и по-русски.

Летчики получали сытные карточки и потихоньку подкармливали Сергея и Михаила, а Пузанов еще и заработать тут ухитрился: занимался с начальником аэродрома Маляренко математикой.

Учились все четверо серьезно и упорно, особенно Королев и Савчук. Вдвоем они часто вели пространные «философские» беседы, и даже гитара Павлова не могла им помешать. Так, над книгами и конспектами, и катились их дни, один за другим, в общем, довольно одинаковые, разве что в выходной выберутся на Крещатик в кинематограф Шанцера.

Уже глубокой осенью мама переслала Сергею ответ, полученный из Военно-воздушной академии. Разрешение на зачисление его было дано при условии, что до декабря он сдаст экзамены по военным дисциплинам, обязательные для всех курсантов. В том же конверте лежало письмо от мамы. Она советовала не торопиться с выбором, писала, что военный человек сам себе не хозяин в жизни, и коли он уже учится тому, к чему так стремился, вряд ли стоит все ломать.

В выходной на обеде у бабушки дядя Юра и молоденький двоюродный дядька Шура Лазаренко тоже отговаривали его перебираться в Москву. Мария Матвеевна подсела к внуку, обняла, заговорила ласково, доброй рукой приглаживая на его затылке черный вихор:

– Ну куда же ты поедешь, внучек? Там же у тебя никого. Вот Маруся пишет, что собирается на будущий год в Москву. Бог даст, переберется, тогда уж и будем думать... Ты уж меня, старуху, не бросай...

После смерти деда бабушка сдала, но от всякой помощи сыновей и дочерей упорно отказывалась, казачья ее гордость не хотела мириться с немощью старости.

«Что же делать? – думал Сергей. – Ехать или не ехать?» К Киеву он как-то не прирос душой, все время чувствовал себя каким-то пришлым, иногородним, хотя скорее Киев, чем Одессу, мог считать родным городом. Никак не мог перебороть в себе чувство, что жизнь его здесь – короткий эпизод, что в Киеве он не задержится. Он постоянно испытывал какое-то беспокойство, часто силился представить себе не виданную никогда Москву, начинал рассказывать Пузанову, как рассказывал в Одессе Калашникову, о знаменитом конструкторе Туполеве. Михаил даже сказал ему однажды:

– Не томись, Сергей, езжай в Москву...

Но, если говорить совсем откровенно, его не очень прельщала военная карьера. Академия хороша тем, что авиационная техника там – главная дисциплина. А в КПИ, как в стройшколе, – опять математика, сопромат, физика, – когда еще они доберутся до самолетов. Зато после КПИ ты сам себе хозяин: что хочешь, то и делай, куда надумал, туда и поезжай. Вон Сикорский не кончал академию...

Своими сомнениями Королев поделился с Савчуком.

– Не прыгай, – строго сказал Иван. – Раз выбрал дело, делай его и не прыгай. Ты молодой, Москва не уйдет...

Королев написал в Одессу, что остается в Киеве.

На Новый год он приехал домой, а точнее – приехал к Ляле и прожил в холодной, неуютной Одессе несколько счастливых дней. Тогда они казались ему несчастными, потому что Ляля ну совершенно была равнодушна и холодна; да, да, он это отлично видел! И потребовалось много лет для того чтобы он понял, какие это были счастливые дни, какая счастливая была новогодняя ночь.

В 1925 году в Киеве произошло событие, которое так искренне хочется связать с судьбой нашего героя, что надо сделать определенное усилие, чтобы, сообразуясь лишь со скупым списком известных фактов, не поддаться этому искушению.

В апреле 1925 года выпускник КПИ, летчик и страстный пропагандист воздухоплавания Александр Яковлевич Федоров организовал при «Секции изобретателей Ассоциации инженеров и техников» «кружок по изучению мирового пространства». Федоров переписывался с Циолковским. «Я считаю счастьем работать под руководством творца великих идей, мыслителя наших дней и проповедника великой непостижимой истины!..» – в восхищении писал он в Калугу. Энтузиазм Федорова получил поддержку: в кружок записались 70 человек. Председателем научного совета кружка стал академик Граве, товарищем председателя – академик Срезневский. Среди членов правления – многие известные киевские ученые и инженеры, в том числе преподаватели КПИ: Симинский, Шапошников, Патон. (Известный мостостроитель Евгений Оскарович Патон через четыре года начнет свои фундаментальные работы по электросварке, а много лет спустя под руководством его сына Бориса Евгеньевича Патона, президента АН УССР и директора Института электросварки, в том же Киеве будет создан «Вулкан» – первый в мире аппарат для сварки в условиях космического полета, испытанный на корабле «Союз-6» в октябре 1969 года. Мы несколько «заездили» слова «эстафета поколений», но ведь эстафета такая действительно существует.)

Академик Д.А. Граве 14 июня 1925 года публикует свое «Обращение к кружкам по исследованию и завоеванию мирового пространства». «Кружки исследования и завоевания мирового пространства встречают несколько скептическое к себе отношение во многих общественных кругах, – говорится в „Обращении“. – Людям кажется, что дело идет о фантастических, необоснованных проектах путешествий по межпланетному пространству в духе Жюля Верна, Уэллса или Фламмариона и других романистов.

Профессиональный ученый, например, академик, не может стоять на такой точке зрения. Мое сочувствие к вашим кружкам покоится на серьезных соображениях...

Так что организация данных кружков своевременна и целесообразна, а также и развитие конструкций межпланетных аппаратов. Поэтому всякого рода начинания в этой области я приветствую от души и желаю успеха и плодотворной работы в развитии новой отрасли техники на благо человечества».

«Обращение» вызвало широкий отклик и жаркие споры в КПИ, которые лишь усилились, когда пять дней спустя в помещении Музея революции на улице Короленко открылась Выставка по изучению межпланетного пространства, проработавшая более двух месяцев.

Мог ли Сергей Королев, юноша, так увлекавшийся воздухоплаванием, студент КПИ, преподаватели которого стояли во главе нового дела, ничего не знать обо всем этом? Такое очень трудно представить. Но, увы, нет решительно никаких сведений, которые бы прямо или косвенно говорили о его интересе к работам вновь созданного кружка, реорганизованного в августе того же года в «Общество по изучению мирового пространства». Королев еще должен был прочитать откровения Циолковского, поверить страстной убежденности Цандера, узнать о работах Годдара и Оберта, увидеть необъятные горизонты, которые распахнет перед ним ракета. А тогда он твердо знал, что может сам построить планер и летать на нем, но никак не мог представить, что он может сделать межпланетный корабль. Человек реального факта и конкретной мысли, он не мог обогнать здесь самого себя. Его звали к космическим вершинам тогда, когда он еще не видел подножия этих вершин. Он придет к ним своей дорогой.

• Предыдущая
• 21/323
• Следующая