Путь в Версаль - Голон Анн - Страница 46

• Предыдущая
• 46/68
• Следующая

— С вами истерика, мадам, успокойтесь. О, ты холодная как лед. Ну, успокойся, детка!

Он нежно посадил ее на колени, но резким движением Анжелика вскочила.

— Господин полицейский, если вы меня арестовали, пусть будет так, но не издевайтесь надо мной, отпустите меня.

— Ни то, ни другое, — воскликнул Дегре, улыбнувшись во весь рот. — После нашего разговора мы не можем так просто расстаться. Ты же знаешь, что я не всегда так груб и жесток. Я могу быть и нежным при случае.

Он подошел к дрожащей Анжелике.

— Вы хотели покончить жизнь самоубийством, не так ли, мадам?

Анжелика опустила голову в знак согласия.

— Да, но теперь я не хочу умирать. Я пущу в продажу шоколад и разбогатею.

Дегре взял из ящика стола письмо, подошел к пылающему камину и бросил конверт в огонь.

— Но как вы узнали, Дегре?

— О, моя дорогая, у меня уже есть кое-какой опыт в этих делах. Что можно подумать о женщине, которая приходит к тебе ненакрашенная, с блуждающими глазами, а сама говорит, что идет на свидание. Я сразу смекнул, что тут что-то не то. И к тому же я знаю вас не первый год. На прощанье хочу дать вам один совет, мадам. Не думайте никогда о прошлом. Пусть оно покинет вас, как сновидение. Живите и наслаждайтесь жизнью, она так прекрасна!

С этими словами он взял ее за руку и проводил до кареты, стоявшей недалеко от дома.

Вскоре они добрались до окраины Парижа, затем пересели в другую карету, где Анжелике завязали глаза. Через некоторое время карета подъехала к какому-то замку и остановилась.

Когда Анжелику ввели в огромный зал и сняли повязку, она увидела, что перед ней, за огромным столом, сидят несколько богато одетых господ в париках. Дегре остался стоять около двери.

Это были действительно люди из высшего света, сильные мира сего.

«Может, это просто засада», — с ужасом подумала Анжелика. Но чуткое отношение господина Кольбера, министра финансов, рассеяло ее опасения. Анжелика беседовала с ним, как с равным. Разговор продолжался долго.

Покидая комнату, Анжелика уносила чек на 50 000 луидоров для постройки нового здания вместо сгоревшей таверны и подтверждение, что патент господина Шайо действителен на 25 лет. Теперь она не зависела ни от одной парижской корпорации. Взамен Анжелика дала адрес, где находился сундук с памфлетами на последних три имени.

Пока карета везла ее домой, Анжелика думала, что, может быть, еще станет знатной дамой. Откроет свое дело, и, может, тогда ее представят королю, и она будет танцевать в Версале.

Вдруг карета остановилась, шторка раздвинулась, и Анжелика увидела сияющее лицо Дегре, который сидел верхом на лошади.

— Ну как, мадам, вы довольны?

— Все прекрасно! — воскликнула молодая женщина. — Я думала, что будет хуже. О, Дегре, если мне удастся пустить в продажу шоколад, я стану богатой.

— Вы обязательно достигнете того, к чему стремитесь, мадам.

Карета двинулась вперед, Дегре сиял шляпу и помахал ей вдогонку.

— Да здравствует шоколад! — весело воскликнул он. — Прощайте, «маркиза ангелов»! Будьте счастливы! Анжелика высунула голову в окошко кареты.

— Прощай, фараон! — шутливо крикнула она полицейскому.

Карета набирала ход. Дегре становился все меньше и меньше. Через несколько секунд он исчез во тьме. А карета уносила Анжелику домой, к новой жизни, быть может, к счастью…

Продавец колбас, почтенный господин Люкас, лавка которого была расположена на Гревской площади, спокойно отдыхал в тени возле своего процветающего заведения, так как клиентов было мало.

Первые дни выдались погожими, почки распускались листьями, пели птицы, было тепло. В голубом небе сквозь облака проносились, резвясь, неугомонные ласточки.

Гревская площадь была знаменита тем, что здесь производились экзекуции, собиравшие толпы зрителей. Несколько лет назад здесь сожгли живым на костре знатного тулузского сеньора, графа Жоффрея де Пейрака.

Но в этот весенний день знаменитая площадь была пустынна. В свежем воздухе стояла такая тишина, что слышалось тиканье часов в лавке колбасника.

Время поста было не за горами, поэтому горожане ходили степенно, важно и не заходили в лавку. Торговли не было, и колбасник Люкас отдыхал, наслаждаясь погожим днем. В душе он благодарил святую церковь за эти дни поста, так как в это время люди могли отдыхать от тяжелой пищи.

Вдруг спокойствие на площади было нарушено грохотом подъезжающей кареты, которая остановилась недалеко от лавки. Из кареты вышла очень красивая женщина, причесанная по последней моде: короткие волосы были уложены большими локонами и три игривых локона спускались сзади на прекрасную шею незнакомки. Она была одета в шикарное платье с большим декольте, из которого виднелась белизна крайне соблазнительной груди.

Почтенный господин Люкас размышлял над тем, как за последнее время изменилась мода.

«Что же это происходит? Женщины обрезают свои волосы, чтобы отдать мужчинам эту прелесть, которую сам создатель дал им в награду за продолжение рода. Поистине мир перевернулся! — думал удрученный колбасник, вспоминая, как в 1658 году, когда был голод, его жена отдала свою шевелюру одному из проклятых цирюльников, ходивших по дворам и собиравшим женские волосы. — Да к тому же эти идиоты хорошо платили. Ничего не поделаешь, мода. Мода! Ну и времена. Но так устроен мир: женщины обрезают волосы для того, чтобы отдать их мужчинам».

Пока он так размышлял, незнакомка подошла к лавке.

Но что это?

Колбасник сразу узнал ее. Однажды он видел, как она поднималась в управление речников, где имела множество предприятий. Она не была аристократкой, как о том говорила одежда. Но это была одна из богатейших предпринимательниц Парижа, некая мадам Марен. Год назад она пустила в продажу экзотический напиток — шоколад и на этом сильно разбогатела. Она имела не только фабрику по изготовлению шоколада, но и владела многими ресторанами и тавернами, пользующимися доброй славой. У нее были также и другие предприятия, маленькие, но процветающие. Говорили, что будто бы она вдова и что перед ней преклоняются деловые люди Парижа. Даже сам Кольбер, министр финансов, любил беседовать с ней о процветании торговли.

Вспоминая все это, добропорядочный колбасник изящно поклонился ей, насколько позволял тучный живот.

— Скажите, пожалуйста, здесь ли живет господин Люкас, колбасник? — спросила дама.

— Это я, мадам. Чем могу быть полезен? Если бы вы зашли в мою захудалую лавочку, я бы показал вам копченые окорока, лучшие из моих изделий. Еще у меня есть отличная ветчина.

— Я знаю, господин Люкас, — ласково ответила мадам Марен, — то, что вы делаете, все высшего качества. Я пришлю к вам приказчика на днях. Но сейчас я пришла к вам по другому делу. Я должна вам вот уже много лет и сейчас хочу отдать долг.

— Долг? — повторил очень растерянный и смущенный колбасник. Он внимательно посмотрел на собеседницу и пожал плечами. Люкас был уверен, что никогда не имел чести говорить с этой знатной и богатой дамой.

Бедный колбасник стоял в замешательстве, и, чтобы как-то вывести его из состояния растерянности, дама возобновила разговор.

— Да, я должна вам заплатить за визит доктора, которого вы вызвали для одной бедной девушки, упавшей возле вашей лавки. Это было примерно пять лет назад.

— Это мне ни о чем не говорит, мадам. Много раз я помогал бедным людям, внезапно упавшим возле нашей лавки. Сами понимаете, что на этой площади я стал не колбасником, а монахом. Гревская площадь не для тех людей, которые хотят покоя. Во время экзекуции здесь творится настоящее столпотворение. Бывают даже раненые, которых топчут ногами. Но все компенсируется тем, что мы смотрим процедуру экзекуции бесплатно. Напомните, что это была за девочка?

Мадам Марен напрягла память.

— Это было зимним утром, — сказала она срывающимся от волнения голосом. — Здесь должны были сжечь колдуна. Я хотела присутствовать на казни, но так как была беременна, мне стало плохо. Я упала в обморок и очнулась в вашей гостеприимной лавке, а вы вызвали доктора.

• Предыдущая
• 46/68
• Следующая