Анжелика - Голон Серж - Страница 9

• Предыдущая
• 9/153
• Следующая

– Простите, отец, я вовсе не хотел воскрешать в вашей душе тягостные воспоминания, – виновато проговорил барон Арман. – Ведь сам я никогда не помышлял об иных землях, я даже выразить не в силах, как привязан я к нашему родному Монтелу. Но я и сейчас еще помню, каким тяжелым и ненадежным было мое положение в армии. Когда нет денег, даже знатность рода не поможет достичь высоких чинов. Я погряз в долгах, и, чтобы прокормиться, мне случалось продавать всю свою экипировку – коня, палатку, оружие – и даже отдавать внаймы своего слугу. Вспомните, сколько отличных земель вам пришлось превратить в деньги, чтобы обеспечить мое содержание в армии…

Анжелика с большим интересом следила за разговором. Она никогда не видела моряков, но жила в краю, куда по долинам Севра и Вандеи доносилось призывное дыхание океана. Она знала, что со всего побережья от Ла-Рошели до Нанта через Сабль д'Олонн уходили рыбацкие суда в дальние страны, где живут красные, как огонь, и полосатые, как кабаны, люди. Рассказывали даже, что один бретонский матрос из Сен-Мало привез во Францию дикарей, у которых на голове вместо волос росли перья, как у птиц.

О, если бы она была мужчиной, она бы не стала спрашивать разрешения у деда!.. Уж она-то давно уехала бы и увезла с собой в Новый Свет всех своих ангелочков.

На следующее утро Анжелика бродила по двору, когда крестьянский мальчик принес барону Арману какой-то измятый клочок бумаги.

– Это от эконома Молина, он просит меня заехать к нему, – сказал барон, давая знак конюху седлать его лошадь. – Я вряд ли вернусь к обеду.

Баронесса де Сансе в соломенной шляпке, надетой поверх косынки, – она собиралась идти в сад – поджала губы.

– Нет, это просто неслыханно! – вздохнула она. – В какие времена мы живем! Допустить, чтобы какой-то простолюдин-гугенот позволял себе так вот запросто вызывать к себе вас, прямого потомка Филиппа-Августа? Не представляю себе, какие достойные вашего звания дела может иметь дворянин с экономом соседнего замка? Опять, должно быть, эти мулы…

Барон ничего не ответил жене, и она ушла, покачивая головой.

Во время этой сценки Анжелика проскользнула в кухню, где лежали ее башмаки и накидка.

Потом она направилась в конюшню к отцу.

– Отец, можно я поеду с вами? – попросила она с самой обворожительной гримаской.

Он не мог отказать и посадил ее к себе в седло. Анжелика была его любимицей. Он находил ее очень красивой и иногда в мечтах представлял себе, что она выйдет замуж за герцога.

Был ясный осенний день, и на голубом небе вырисовывалась багряная листва не потерявшего еще своего пышного убора леса.

Когда они проезжали мимо главных ворот усадьбы маркиза дю Плесси, Анжелика пригнулась, чтобы увидеть стоящий в конце каштановой аллеи очаровательный белый замок Плесси-Бельер, который отражался в пруду, словно фантастическое облако. Вокруг царила тишина, и построенный в стиле Ренессанс замок, покинутый хозяевами ради жизни при дворе, казалось, дремал, окутанный тайнами своего парка и сада. По пустынным аллеям бродили лани, забредшие сюда из Ньельского леса.

Эконом Молин жил в двух лье от замка, у одного из въездов в парк. Его добротный, крепкий дом из красного кирпича под голубой крышей казался бдительным стражем легкого палаццо, итальянское изящество которого все еще поражало местных жителей, привыкших к мрачным феодальным твердыням.

Молин выглядел под стать своему дому. Суровый, богатый, уверенный в своих правах и в своей власти, он фактически являлся хозяином огромной усадьбы Плесси-Бельер, владелец которой постоянно отсутствовал. Лишь иногда, раз в два года, в охотничий сезон осенью или во время цветения ландышей, кавалькада сеньоров и дам со своими каретами, лошадьми, борзыми и музыкантами заполняла Плесси. Несколько дней проходили в сплошном празднике. Развлечения этого блестящего общества немного ужасали мелких дворян-соседей, которых приглашали в замок, чтобы посмеяться над ними. Затем все возвращались в Париж, а замок под неусыпным оком эконома вновь погружался в тишину.

Заслышав цокот копыт, Молин вышел во двор и несколько раз низко склонился перед гостями в привычном поклоне, что при его лакейской должности не составляло для него особого труда. Анжелика, знавшая, каким жестоким и спесивым может быть Молин, не поддалась на эту лесть, но барону Арману она явно доставила удовольствие.

– У меня сегодня выдалось свободное утро, дорогой Молин, и я подумал, что незачем откладывать наше свидание…

– Премного вам благодарен, мессир барон. Я боялся, не сочтете ли вы дерзостью с моей стороны, что я послал вам приглашение со слугой.

– Меня это ничуть не оскорбило. Я знаю, что вы избегаете появляться в нашем доме из-за моего отца, который упорно видит в вас опасного гугенота.

– О, вы так проницательны, мессир барон! Действительно, мне бы не хотелось вызвать недовольство мессира де Ридуэ и госпожи баронессы, ведь она очень набожна. Поэтому я предпочитаю принимать вас у себя и надеюсь, что вы и ваша маленькая барышня окажете мне честь разделить с нами трапезу.

– Я уже не маленькая, – живо возразила Анжелика. – Мне десять с половиной лет, и у нас есть еще моложе меня: Мадлон, Дени, Мари-Аньес и братик, который недавно родился.

– Прошу мадемуазель Анжелику извинить меня. И впрямь, когда в семье столько малышей, от старших требуется и рассудительность, и зрелость мысли. Я был бы счастлив, если б моя дочь Бертиль подружилась с вами, ведь монахини из монастыря, где она воспитывается, твердят мне, что у нее – увы! – куриные мозги и от нее многого ждать не приходится.

– Вы преувеличиваете, Молин, – из вежливости запротестовал барон Арман.

«На этот раз я согласна с Молином», – подумала Анжелика. Она ненавидела его лицемерную смуглянку дочь.

Чувства, которые она испытывала к Молину, было трудно определить. С одной стороны, он вызывал у нее неприязнь, с другой – даже некоторое уважение, что объяснялось, скорее всего, благополучием, которым веяло от него и от его дома. Он носил темные костюмы из добротной ткани, и, наверно, их отдавали или, вернее, продавали до того, как они начинали терять вид. На ногах у него были туфли с пряжками, на довольно высоком каблуке, по последней моде.

И ели они вкусно. Маленький носик Анжелики сразу уловил приятный аромат, едва они вошли в сверкающую чистотой залу с выложенным плитками полом, дверь из которой вела в кухню. Жена Молина в глубоком реверансе погрузилась в свои юбки и тут же снова занялась стряпней.

Эконом провел гостей в небольшой кабинет и приказал принести туда свежей воды и графин вина.

– Мне нравится это вино, – сказал он, подняв стакан, – оно из винограда, растущего на косогоре, который долгое время был заброшен. Хороший уход – и вот в прошлом году я уже собрал там урожай. Конечно, вина Пуату уступают винам Луары, но они весьма тонкие. Помолчав, он добавил:

– Я не могу даже выразить, мессир барон, как я счастлив, что вы откликнулись на мое приглашение и приехали сюда. Это для меня счастливый знак, и я надеюсь, что задуманное мною дело закончится благополучно.

– Вы как будто подвергаете меня своего рода испытанию?

– Не гневайтесь на меня за это, мессир барон. Я не могу похвастаться образованием, я обучался всего-навсего у деревенского кюре. Но скажу вам, чванство некоторых дворян никогда не казалось мне доказательством их большого ума. А чтобы говорить о делах, даже самых незначительных, требуется ум.

Барон откинулся на спинку мягкого стула и с любопытством посмотрел на своего собеседника. Его слегка беспокоило, о чем собирается говорить с ним этот человек, чья репутация была отнюдь не безупречной.

Ходили слухи, что он очень богат. В первые годы своей службы он был жесток с крестьянами и испольщиками, но в последнее время старался держаться мягче даже с самыми неимущими крестьянами.

Никто толком не знал причины этих перемен и его столь неожиданной доброты. Крестьяне не доверяли ему, но так как с некоторых пор он стал сговорчивее в вопросах об оброке и других повинностях, налагаемых королем и маркизом, то к нему относились с уважением.

• Предыдущая
• 9/153
• Следующая