Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 60

• Предыдущая
• 60/119
• Следующая

Довольный сноровкой сородичей, безропотно выполняющих его приказы, вождь что-то сказал одному из охотников, и тот опрометью вскарабкался к жилищу, самому большому по размерам. Судя по всему, это была кладовая, потому что дикарь спустился на землю с огромным куском копченого мяса. Вождь разрезал мясо на равные части, и гептакометы принялись с жадностью рвать его острыми зубами, похожими на звериные клыки. Глотая голодную слюну, на них с вожделением посматривали убеленные сединами старики, многие из которых были изуродованы болезнями и лесным зверьем – мясо предназначалось только охотникам. Остальные гептакометы могли отведать такой желанной и сытной еды лишь после удачной и богатой на добычу охоты.

Насытившись, вождь молча взмахнул рукой, и гептакометы направились в лесную глубь. Маленький дикарь, наблюдавший за ними из-за толстого древесного ствола, бросился, как дикая кошка, на покинутую одним из охотников кость с остатками мяса и, провожаемый негодующими возгласами стариков, тоже имевших на нее виды, умчал в сторону озера, где было его тайное убежище, – крохотная, но уютная пещера.

Охота в этот день не заладилась – олень, загнанный гептакометами на крутой обрыв, неожиданно мощным прыжком перелетел через бездонную расселину и был таков. Рассвирепевший вождь сорвал зло на виновнике неудачи, вовремя не перегородившему дорогу добыче. Им оказался такой же силач, как и он сам, но помоложе годами, претендующий на место предводителя племени. Без лишних слов вождь нанес соплеменнику удар своей палицей с такой силой, что, казалось, он расплющит молодого дикаря в лепешку. Но тот обладал поистине молниеносной реакцией. Чудом уклонившись от разящего наповал удара, он зарычал как бурый медведь и метнул в предводителя увесистый камень, рассекший ему плечо. При виде хлынувшей крови вождь и вовсе озверел. Через какой-то миг внутри образованного охотниками круга бушевал грохочущий вихрь, изредка выбрасывающий наружу щепу от дубин и осколки кремней. Опираясь на палицы, гептакометы угрюмо и безмолвно следили за поединком, не пытаясь вмешаться в давний спор сородичей.

Неизвестно, чем бы закончилось выяснение отношений, но в самый разгар схватки вдруг раздался тревожный возглас одного из дозорных-следопытов, рыскавших по окрестностям в поисках подходящего для большой охоты животного. Драчуны опустили дубины; все охотники застыли в полной неподвижности, стали издали похожими на замшелых каменных идолов. Наконец снова подал голос дозорный. На этот раз он имитировал крик какой-то птицы. В мгновение ока охотники бросились врассыпную и растворились среди камней и невысоких зарослей…

Неоптолем откровенно скучал. Он ехал позади Митридата, рядом с верным оруженосцем царевича Гордием. Обратная дорога в Понт оказалась спокойной, а от этого длинной и скучной. Два дня назад они расстались с арменийцами, и теперь проводником был Моаферн, невысокий сероглазый крепыш, подозрительный сверх всякой меры. Он и сейчас рысил далеко впереди отряда с двумя воинами, настороженный и чуткий, как вышедший на охоту зверь. Это по настоянию Моаферна они изменили маршрут; бывший начальник следствия царя Митридата Евергета опасался, что их могут встретить мятежные кардаки, чьи разведчики преследовали отряд Неоптолема почти до границ Малой Армении едва не от самой Синопы. И теперь свита царевича пробиралась местами незнакомыми и нехоженными, ориентируясь по звездам и редкому в эти осенние дни солнцу. Впрочем, дорога оказалась сносной, а местами и вообще отменной, только сильно заросла травой. Похоже, ее проложили еще во времена Ахеменидов между двумя сатрапиями могучего персидского государства.

Митридат был неразговорчив и угрюм. Ему не давали покоя воспоминания. По ночам, на привалах, он стонал и ворочался во сне, и нередко с его губ слетало имя – Нана. Неоптолем, последний раз видевший царевича семь лет назад, про себя дивился поразительным переменам, произошедшим в облике и поведении юноши. Теперь это был зрелый, закаленный невзгодами муж и мудрый повелитель. Лохаг про себя радовался: чутье не обмануло его, хвала Серапису, он сделал правильный выбор в свое время и почти выиграл свою ставку, которая вскоре должна была обернуться чистым золотом и немалыми почестями.

Неожиданно осторожный не менее Моаферна оруженосец царевича вздрогнул и придержал коня.

– Что случилось? – пробасил безмятежный Неоптолем.

– Стоп! – не ответив на вопрос, приказал Гордий, вскидывая вверх правую руку.

Воины охраны повиновались мгновенно – среди них были только закаленные в боях и походах ветераны; многие из них служили еще при Митридате-старшем.

– Нас окружают, – спокойно ответил Гордий, доставая из колчана пучок стрел.

– Кто? – все еще не веря, спросил лохаг, хотя и понимал всю бессмысленность вопроса.

Ответом ему стал нечеловеческий вопль, больше похожий на рев раненого медведя. С окружающих дорогу возвышенностей посыпался град камней, а вслед за ним из кустов показались какие-то волосатые чудовища с палицами в руках. Они с невероятной скоростью бежали к отряду, стараясь побыстрее вступить в рукопашную.

Но ветераны не дрогнули: без паники, слаженно и точно, они осыпали дикарей боевыми стрелами с широкими зазубренными лепестками наконечников. Волосатые человекообразные только взвыли и прибавили в беге. Один из них, похоже вождь, добежал первым и опрокинул ближнего коня вместе с всадником. Тогда гоплиты взялись за мечи. Словно проснувшись, Неоптолем с радостным криком обрушил свой огромный меч на голову одного из дикарей. Тот успел подставить палицу, но остро отточенное лезвие перерубило ее пополам, слегка ранив гептакомета.

На Митридата напал уже знакомый нам противник вождя. Он был легко ранен стрелой, но это обстоятельство только добавило ему сил. Рыча, как зверь, гептакомет выдернул царевича из персидского седла с высокой лукой – довольно редкого по тем временам сооружения, только входившего в моду у знатных воинов – и повалил на землю, стараясь разорвать ему горло. Но на этот раз ему явно не повезло – сила натолкнулась на еще большую силу. Обученный приемам кулачного боя и борьбы, закаленный скитаниями, царевич отшвырнул от себя дикаря, словно куль с мякиной. Озадаченный гептакомет, которому мало было равных среди сородичей, ощерил зубы и снова бросился на Митридата. Царевич встретил его коварным и страшным по силе ударом в челюсть. Обычный, пусть и очень сильный человек от такого удара по меньшей мере впал бы в беспамятство, но дикарь лишь помотал головой, будто отгоняя назойливых мух, и облапил Митридата своими узловатыми ручищами.

Бой в скором времени превратился в настоящую бойню: более совершенное оружие и отменная бойцовская выручка гоплитов постепенно брали верх. Неоптолем, обрадованный неожиданным приключением, казался многоруким гигантом-гекатонхейром[248] – с такой скоростью он орудовал своим мечом. А когда подоспел на выручку Моаферн с двумя воинами, гептакометы в страхе бросились бежать в лесные заросли. Их никто не преследовал – все взгляды были обращены на схватку двух богатырей, гептакомета и Митридата. Их тела сплелись в немыслимый узел, и только тяжелое дыхание поединщиков указывало на сверхчеловеческое напряжение могучих бойцов.

Первым опомнился Неоптолем. Горя желанием отличиться, он достал нож и подбежал к противникам.

– Оставь! – прорычал Митридат, заметив намерения лохага. – Он мой!

Извернувшись, царевич титаническим усилием взметнул тяжелое тело дикаря в воздух и бросил на камни. И пока гептакомет пытался подняться, железный кулак Митридата ударил его в висок, словно камень из пращи.

– Хвала Дионису! – облегченно вздохнул Гордий – единственный из окружающих, представлявший истинную силу царевича и не сомневавшийся в исходе доселе невиданного поединка.

– Слава царю Понта! – закричал пораженный не менее других Неоптолем.

Разгоряченные боем гоплиты ударили мечами о щиты, и грозный грохот металла заставил задрожать горы. Высоко подняв меднокудрую голову, Митридат с достоинством внимал первым своим воинским почестям.

• Предыдущая
• 60/119
• Следующая